— Что?! — Вульф побагровел. — Вы имеете наглость урезонивать меня? Вы — наемный служащий! Ничтожество! Плебейское отродье!.. Назад! — заорал он, заметив, что Вера осторожно пробирается к дверям. — Не сметь уходить без моего разрешения! Что? Защитника нашла? A-а! Я, кажется, начинаю понимать, в чем дело…
— Прекратите, барон, это переходит границы приличий!
— Молчать, Литвинов! Это вы, вы все время настраиваете холопов против меня! А что касается Верки… Признайтесь, Литвинов, ведь вы ее любовник? Ну, конечно же, так! У вас были все условия, чтобы сойтись. И комнаты рядом, и поблизости никого… Разве что моя благоверная наверху, ну да это не помеха!
Литвинов презрительно передернул плечами.
— Какая мерзость! — с отвращением произнес он.
— Убирайтесь в свою комнату и не смейте выходить оттуда, — зловеще процедил Вульф. — А со своей холопкой я сам разберусь.
Литвинов с вызовом посмотрел на него и не двинулся с места.
— Оставьте девушку в покое, — с расстановкой произнес он.
— Как? Вы… мне… угрожаете?! — Вульф прерывисто вздохнул и, дико зарычав, бросился на управляющего.
Они сцепились и начали бороться, никто не мог одержать верх. Тут дверь с шумом распахнулась, и в помещение влетела Полина.
— Боже мой! Что… А ну-ка немедленно прекратите! — гневно закричала она и, не довольствуясь словами, схватила с полки увесистый фолиант и принялась старательно молотить им дерущихся.
Ее действия возымели успех. Противники разъединились и разошлись в стороны, тяжело сопя и обмениваясь свирепыми взглядами.
— Как вам не стыдно?! — вне себя от возмущения воскликнула Полина. — Юлий Карлович, вы же российский дворянин! Алексей Павлович, как вы могли?.. Что стряслось? Из-за чего драка?
— Я сейчас объясню. — Литвинов оправил разорванную рубашку и взволнованно посмотрел на Полину. — Ваш муж — да-да, наш многоуважаемый барон Вульф! — набросился на вашу служанку. Я услышал шум в библиотеке и был вынужден вмешаться. Насколько я понял, господин барон явился в Верину комнату с намерением провести у нее ночь. И когда ему дали от ворот поворот, принялся гоняться за ней по всему дому.
— Сволочь! — заорал Вульф, потрясая в воздухе кулаками. — Убирайся из моего дома, немедленно, тотчас! Не желаю больше терпеть… Вон!!!
— Да не орите вы, как ужаленный в одно место: я и так не собираюсь здесь задерживаться. — Литвинов смерил Вульфа взглядом, полным глубочайшего презрения. — Оставаться под одной крышей с таким подлецом… Хотите удовлетворения, дуэли? Хоть сейчас, я готов.
Юлий Карлович раскрыл рот, но ничего не ответил. С его лицом произошла разительная перемена. Гневное выражение улетучилось, сменившись злорадством.
— Дуэль? — переспросил он с насмешливым изумлением. — С кем? С вами, милостивый государь? Нет уж, я со слугами не дерусь. Так что, — Вульф сочувственно развел руками, — придется вам оставить воинственные порывы при себе. А ты, голубушка, — угрожающе обратился он к Вере, — еще не раз пожалеешь о своей дерзости. Вольную захотела получить? Вот тебе, а не вольная! — Он помахал перед лицом Веры кукишем. — Была бы сговорчивей, может, и дал бы я тебе вольную. А теперь — дудки!
— А как же ваше обещание? — вскинулась Полина. — Вы же обещали подписать отпускную, если я соглашусь наказать Анфису. Так что же? Получается, вы меня обманули?
— Ты как всегда догадлива, милая женушка, — произнес Юлий Карлович с издевательской улыбкой. — Да, я тебя об-ма-нул!
— Но вы дали слово дворянина! Или ваше слово ничего не стоит?
— Я дал, я и взял, — нахально заявил Вульф. — И можете клясть меня, сколько душе угодно, это ничего не изменит.
С этими словами он надменно вскинул голову и вышел из комнаты.
— Боже мой, Боже мой, — прошептала Полина. — В какой же переплет я угодила!
7
Литвинов уехал к Крутобоеву, который давно зазывал его к себе. Так что за судьбу своего бывшего управляющего Полина могла быть спокойна. Гораздо больше ее тревожила судьба Веры, ибо Полина ни минуты не сомневалась, что Вульф будет мстить ей.
Правда, следующий день прошел на удивление мирно. Юлий Карлович появился в столовой с таким видом, будто ничего не произошло. А по окончании завтрака нежданно заявил:
— Не советую объявлять мне войну, голубушка — себе дороже станет. А про Веркину отпускную забудь. И пусть поменьше попадается мне на глаза, иначе ей может сильно не поздоровиться!
О том, чтобы Вера как можно реже сталкивалась с хозяином, Полина позаботилась. И приняла все возможные меры для ее безопасности. Теперь Вера занимала комнату, смежную со спальней Полины и служившую прежде ее будуаром. Днем же рядом с Верой почти всегда находилась дородная крестьянка, присланная Крутобоевым. Своим слугам Полина не решилась доверить охрану Веры: ведь Вульф мог попросту приказать им убраться прочь или пригрозить наказанием.
В целом же супружеская жизнь Полины теперь протекала без особых конфликтов, словно они с мужем заключили негласное перемирие. Пару раз в неделю они наносили визиты соседям, иногда принимали гостей у себя. Но устраивать в своем доме веселые вечера Полина больше не порывалась, ибо настроение у нее было совсем не праздничным.
* * *Зарядили дожди, и Полина отказалась от прогулок. Вставала она теперь поздно, нехотя совершала утренний туалет, натягивала первое попавшееся платье и выходила в столовую. А потом шла в библиотеку и просиживала до самого обеда, лениво перелистывая книжки и размышляя о своей судьбе.
Как могло случиться, что ее мягкий, предупредительный жених превратился в злобного монстра? Все пять месяцев, что прошли от начала его знакомства с Полиной и до свадьбы, Юлий Карлович держался безукоризненно. Всегда такой сдержанный, доброжелательный, тактичный. Но как же тогда объяснить ту разительную перемену, что произошла с ним за считанные недели? Что за бес вселился в уравновешенного прибалтийского барона? Или его прежнее поведение было лишь искусным притворством, игрой?
Он перестал считаться с ней сразу после свадьбы. Полина не могла без стыда вспоминать вечер после венчания, когда впервые осталась с мужем наедине. Ее страшно пугала первая брачная ночь. К тому же, они провели ее в родительском доме, откуда собирались наутро выехать в имение. Сознание того, что родители в соседней комнате, не давало Полине чувствовать себя свободно. И тогда она попросила Вульфа повременить с первой брачной ночью.
Как же он на нее взглянул! Наверное, цветы могли завянуть от его взгляда. Правда, потом он согласился «пойти ей на уступку». Пойти на уступку… Словно она была крепостной служанкой, просившей хозяина о милости!
Тогда, после ухода мужа, Полина по привычке выглянула в окно. Ее взгляд упал на Петропавловскую крепость, где томились несчастные заговорщики, и ее воображение живо нарисовало картину:
«Господин комендант, узник под номером 25 просит дозволения пользоваться бумагой и чернилами — он хочет написать письмо матушке».
«Что-о-о? Да как он осмелился? Разве ему не разъяснили, что узникам не дозволяется пользоваться письменными принадлежностями? А впрочем, так и быть. Из уважения к почтенным родителям этого заблудшего разрешаю ему воспользоваться бумагой и пером».
Так, по рассказам Аркадия Свистунова, обращались с участниками декабрьского восстания. Но ведь она, Полина, не являлась преступницей!
Потом было путешествие, приезд в имение и неприятные впечатления свадебного вечера забылись. Но радоваться жизни Полине довелось недолго: до первой брачной ночи, именуемой (вероятно, в насмешку) ночью супружеской любви.
Юлий Карлович уверял, что она скоро привыкнет к его близости. Но время шло, а привыкания не происходило. Десятая по счету ночь супружеской любви прошла так же отвратительно, как и первая. «Но неужели так будет всегда? — с тоской спросила себя однажды Полина. — Из месяца в месяц, из года в год… Чудовищно! Возмутительно! Несправедливо! А если бы я вышла за Нелидова? — внезапно подумала она. — Интересно, он бы тоже вел себя со мной так безобразно?»
Она вспомнила его глаза: темные, внимательно-строгие, с завораживающим холодноватым блеском. Так блестит невская вода в ночной час; и хочется на нее смотреть, и страшно — что-то окажется там, в этой бездонной глубине?
От этого человека так и веяло крещенским морозом. Рядом с ним Полина всегда чувствовала себя неуютно. Да и то сказать, встречи с Нелидовым вечно сулили ей неприятности. И хоть бы раз сказал ей что-то хорошее! Так нет же, одни колкости, нотации да непрошеные советы. Правда, во время их последней встречи он вел себя совсем иначе… «Ну простите вы меня ради Бога! Ну хотите, я на колени перед вами встану? Только умоляю вас, не отказывайте мне так бесповоротно»… Неужели он, действительно, говорил ей такие слова — этот неуязвимый, сдержанный и саркастический Нелидов? Странные, неожиданные слова… и растерянный, несчастный взгляд. Кажется, он и вправду был огорчен ее отказом. Но почему?! Подумаешь, отказала! Одна отказала, другая согласится. Сам же говорил, что за него любая столичная невеста пойдет. И, видит Бог, это сущая правда. Но тогда в чем же дело? Ведь не влюбился же он в нее!