Лелея в сердце надежду, что зрение скоро восстановится, Дарк напряг слух и попытался вслушаться в какофонию разноплановых, накладывающихся друг на друга шумов идущего невдалеке боя. Это у него получилось, но мало что дало. Он лишь узнал, что сражение идет полным ходом и что береговая батарея гномов также находится под прицельным обстрелом орудий корабля или сразу нескольких кораблей. Свист метательных снарядов, летающих по воздуху туда-сюда, и грохот их приземления заглушали все остальные звуки: скрежет механизмов, команды, отдаваемые командирами расчетов криком, и стоны раненых, без которых, естественно, тоже не обошлось. В общем, Дарк понял, что слух ему не помощник, как, впрочем, и остальные органы чувств. Дать информацию, что именно происходит невдалеке, могло только зрение, а значит, его нужно было срочно восстановить.
Превозмогая спазмы в висках и жуткую резь под веками и в надбровных дугах, Аламез всё же открыл глаза и в который раз смачно обругал Коллективный Разум, почему-то не посчитавший нужным избавить свои создания, то есть морронов, от ощущения боли. Неизвестно, что помогло: то ли упрямство, то ли сквернословие; но мир перед глазами моррона постепенно перестал расплываться, и он в конце концов увидел то, что так хотел, правда, это его не очень обрадовало.
С того места, где Дарк находился, к сожалению, был виден лишь берег да узенькая прибрежная полоска воды. Всю остальную картину сражения, то есть корабли врагов, скрывала сплошная темно-зеленая пелена, из которой довольно часто вылетали каменные ядра, то погружающиеся в воду и вздымающие ввысь фонтаны брызг, то разбивающиеся о необычайно прочные плиты покрытия и обдающие находившихся возле метательных устройств гномов каменным градом мелких и острых осколков.
Неизвестно, какие потери несли нападавшие, но оборонявшим берег махаканцам уже крепко досталось. Одно из орудий было разбито. Скорее всего прямо в него попал крупный снаряд, раскурочивший всю переднюю часть механизма и убивший с полдюжины низкорослых бойцов. Второе махаканское орудие, выстреливающее снаряды, как баллиста, еще находилось в боевом состоянии и вело огонь, посылая один за другим горящие снаряды в темноту, хотя его поворотная площадка была сильно искорежена и накренена под углом в тридцать – тридцать пять градусов. Третья машина смерти пока не пострадала, но камни, выпущенные уже пристрелявшимся врагом, ложились всё ближе и ближе к её заваленной мертвыми телами станине.
В этом скоротечном, но ожесточенном бою очень многое вызвало недоумение и откровенное непонимание Аламеза. Как опытный воин, побывавший не в одном сражении, в том числе и в таких вот перестрелках, он, конечно же, понимал, что суетившаяся возле еще способных вести огонь орудий обслуга составляла не более десятой части того отряда, который по нему пробежался. Остальные воины скорее всего до поры до времени отсиживались в ямах и вылезали из них лишь для того, чтобы заменить раненых и убитых. Мертвых гномов он видел, притом их было довольно много, а вот раненые почему-то на глаза не попадались, как, впрочем, и санитары, которых в пограничном отряде просто-напросто не было. Все махаканские воины, находившиеся на берегу, занимались исключительно обслуживанием орудий: одни трудились у поворотных механизмов, вторые прицеливались, остальные подносили из ям снаряды. Те же, кто падал при очередном разрыве вражеского снаряда, либо сразу вставали, либо уже не поднимались.
Поразило Аламеза и то, что весь берег был усыпан осколками и телами убитых, а на каменных плитах, о которые разбивались снаряды, не оставалось ни малейших следов от мощнейших ударов: ни царапин, ни трещин, ни выбоин. Такого просто не могло быть, это противоречило всем известным законам природы. Не меньшее удивление вызвал у Дарка и тот странный факт, что махаканские гномы развели на берегу всего лишь парочку небольших костерков, да и то не для освещения, а для того, чтобы поджигать от них посылаемые во тьму снаряды. Таким образом, выходило, что при полнейшем отсутствии иллюминации защитники стоянки прекрасно видели в темноте, наверняка даже намного дальше и четче, чем он при свете искусственного факела.
Понаблюдай моррон за боем подольше, наверняка приметил бы еще парочку-другую необычных вещей. Однако схватка внезапно закончилась. Темно-зеленый фон надводных просторов внезапно озарился ярким свечением. Видимость сразу заметно улучшилась, и глазам изумленного Дарка предстали довольно четкие очертания медленно плывущего метрах в двухстах-трехстах от берега двухмачтового боевого корабля. Аламез плохо разбирался в морских делах, поэтому и не смог понять, что это за судно: то ли оснащенный дополнительной мачтой боевой люггер, то ли шнява со слишком коротким для этого типа судов корпусом. Но зато моррон понял другое – от носа до кормы вражеский корабль был объят пламенем, которое, собственно, и стало источником этого необычайно яркого свечения. Прыгала ли за борт команда, или там уже некому было спасаться, разглядеть, конечно, не представлялось возможным, но по тому, как быстро кренилась набок движущаяся лишь по инерции посудина, Дарк мог поклясться, что в её левом борту зияет огромнейшая дыра.
Мгновенно побросавшие работу махаканцы издали дружный победный клич, гулко прокатившийся по подземелью и резко оборвавшийся как раз в тот миг, когда свечение резко погасло, и удаленные от берега водные просторы вновь погрузились в кромешную мглу. Это могло означать лишь одно – вражеское судно пошло ко дну, а если кто из команды и выжил, то их ждала незавидная участь стать пищей для хищных рыб. По крайней мере, гномы не спешили спускать на воду шлюпки и плыть подбирать пленников.
Похоже, участь недобитых врагов махаканцев мало интересовала, как, впрочем, и то, что станется с телами убитых товарищей. Как только бой закончился, уцелевшая обслуга орудий построилась, а из всех еще открытых трех ям стали показываться остальные воины пограничного отряда. Быстро сомкнув и выровняв ряды, низкорослые богатыри затянули какую-то песню и неспешно двинулись к баракам, то есть в сторону Дарка. Убитые же так и остались лежать в неестественных позах посреди завалов камней и рядом с покореженными орудиями.
Каким-то чудом сумевший не только подняться на ноги, но и, шатаясь, пройтись да нагнуться, чтобы подобрать откатившуюся осветительную палку, Аламез пребывал в полнейшей растерянности. Бежать от махаканцев было бессмысленно, ведь дальше ворот он уйти не смог бы. Оставаться же или идти навстречу было равносильно издевательству над самим собой. Гномы не любили чужаков, да еще спустившихся под землю без приглашения. В начале боя им было не до него, он являлся всего лишь помехой, которую коротышки сочли целесообразным сперва сшибить, а затем потоптать, теперь же его вполне могли и убить.
Не решаясь повернуться к идущему прямо на него отряду бородачей спиной и бежать, Дарк медленно пятился, пока ему в спину не уткнулось что-то холодное и жесткое, как оказалось впоследствии, защищенный стальной перчаткой кулак одного из троих незаметно подошедших сзади гномов. Внезапно натолкнувшись на буквально выросшее за спиной препятствие, моррон отпрыгнул вперед и, развернувшись в воздухе лицом к противнику, собирался приготовиться к отражению атаки, однако не рассчитал сил. Его совсем недавно пострадавший организм (в частности, вестибулярный аппарат) пока еще не был готов к таким изощренным боевым «танцам». Голова Аламеза закружилась, ноги подкосились, и он упал, к счастью, успев вовремя подставить руки и не удариться о плиту под ногами лбом.
– Слышь, болезный, хватит поклоны отвешивать! Лоб зашибешь! – пробасил гном со смешком, притом на почти безупречном филанийском. – Мы, конечно, того, хозяева тута, но не к чему гостю так уж унижаться-то… Подымайся, с нами пойдешь! Лапы те не повяжем, так уж и быть, только и ты тож того… ими особливо не дрыгай!
Неизвестно, что больше потрясло быстро поднявшегося Аламеза: смысл слов неожиданно проявивших дружелюбие махаканцев или то, как были они почти безупречно произнесены на чужом для гномов языке?
– Ходить вместе с мы! Ногами топ-топ! – раза в два громче и изрядно коверкая слова герканского языка, повторил приказ гном, неправильно истолковав молчание моррона и решив перейти на гораздо хуже известный ему человеческий язык. – Руки при себе! Ничего не трогать, резким взмахам нет! Всегда на виду!
– По-филанийски куда лучше получалось… – наконец-то ответил Дарк, едва сдерживаясь, чтобы не рассмеяться, ведь гном-полиглот сопровождал свои изъяснения на герканском активной жестикуляцией, и не только рук, – как будто лет двадцать в Альмире прожил!
– А я и прожил, только не двадцать, а тридцать, – огорошил Дарка неожиданным ответом махаканец, снявший перчатку и протиравший широкой ладонью взопревший от напряжения лоб. – На том и лады, хватит трёпа! Тя ужо ждут! И учти, коль артачиться станешь, коль не пойдешь, так силком потащим! На то приказ старшого имеется!