— Здесь кое-что необычное происходит. Так что будь готова ко всякому. Не подставляйся, а то он забьет тебя до смерти. Знаешь, что он сделал с Закарьяном?
— Не говори, — отозвалась я слабо.
— Рафик казнил его при всей своей своре, — сказал Камиль жестко, не обращая внимания на мою просьбу. Казалось, что он беседует сам с собой. — Он собрал всех во дворе собственного дома, выстроил в круг, вывел Закарьяна, рассказал о его преступлении против своей власти и застрелил как собаку! В назидание остальным! Козел!
Я тихо заплакала. Рашидов не заметил этого.
— А Ефремов?
— Его просто убил Ахмед. Фирменным выстрелом в голову. — Он всплеснул руками: — Мы были бандой в подростковом возрасте. Дрались, всякое бывало, но застрелить безоружного человека собственными руками — такое считалось низким поступком. Потом мы стали зарабатывать деньги. В дело годились любые методы, но казнь — такого еще не было! Рафик всегда любил власть над людьми. Ему нравилось повелевать, управлять, иногда унижать. Но и быть милостивым, великодушным, щедрым тоже. Иметь власть, чтобы делать счастливым любимых, дорогих, близких людей, — вот в чем я видел смысл всего, что мы делали.
Он встал, походил по комнате и вдруг, не договорив чего-то важного, перевел разговор совсем в другое русло:
— А ты видала посредника?
— Да, — ответила я, слегка удивившись неожиданному вопросу.
— Как он выглядит?
— Да обычно. Трудно описать, особых примет не заметила.
— Русский?
— Похож, но вроде скулы широкие…
— Цвет волос?
— Неопределенный…
— Высокий, маленький?
— Средний…
Камиль пожал плечами, дескать, что с бабы возьмешь! Но продолжал задавать вопросы:
— Он не отдал сразу все деньги?
— Да, сказал, что свяжется, когда заказчик оплатит заказ полностью.
— А Вагиф собирался уехать после сделки?
— Да, получить все деньги сразу и уехать.
Рашидов снова походил по комнате, обдумывая мои показания. Я решила, что тоже имею право на пару вопросов.
— Камиль, что не так? Я чувствую, что что-то не так!
Он посмотрел на меня, подумал еще немного. Моя судьба решилась именно в тот момент. Если бы Камиль не решился сотрудничать со мной, все пошло бы по-другому и мне вряд ли удалось бы выпутаться. Но почему-то ему показалось, что мне можно доверять, что я могу быть полезной, что есть смысл быть со мной откровенным. Он ответил:
— Я узнавал: посредники берут стопроцентную предоплату. Сроки сделки, качество товара — на совести посредника. Он не может себе позволить ошибиться, его тут же найдут и уничтожат. Поэтому посредников мало, и наш был один из лучших. То, что он не отдал деньги сразу, очень плохо. Значит, решил не терять зря деньги, не рисковать, не оставлять за собой грязи. Хорошие посредники не оставляют грязи! Если хоть что-нибудь пошло не так, как планировалось, они убирают всех. До четвертого колена. Он вернется и уберет за собой грязь здесь. Только закончит с заказчиком и вернется! Ты знаешь, что он застрелил тех двоих, которых нанял Вагиф для работы с оборудованием?
— Нет. — Я сбилась со счета убитых в этом деле. Чем больше трупов, тем меньше шансов увидеть живым Олега и выжить самой.
— Посредник не оставил в живых людей, которые просто видели его. Понимаешь, Закарьяна он все равно бы убрал, только выпытал бы, кто там еще замешан. Но вмешался Рафик. Посредник увидел заварушку и решил под шумок забрать товар, а потом, когда междуусобные войны окончатся, вернуться. Мой друг не общается с людьми, считает себя самым умным, чуть ли не богом, а я не побрезговал и узнал, что в средней полосе России, в одном городе недавно перестреляли всех, кто имел отношение к краже большой партии оружия с армейского склада. Всех, понимаешь? Караульных, их сержанта, тех, кто в сортир мимо склада прошел!.. Он вернется.
— Но чего тебе бояться? — удивилась я. — Ты не был там, никого не видел, ничего не знаешь! Это нам с Олегом теперь от каждого шороха прятаться надо!
— А я, — он грустно улыбнулся, — не за себя боюсь! Может, тебе покажется странным, но хоть Рафик и спятил — я боюсь за него. Еще не все потеряно! Ну занесло его, ну поиграет он в Гитлера немного. Он просто на время стал другим, чужим. Но Рафик — мой лучший друг, я хочу, чтобы он остался в живых!
— Я тоже боялась за лучшего друга, — вырвалось у меня признание. — Но кончилось все плохо…
— Значит, так! — решительно сказал Камиль, заканчивая этот слишком откровенный, слишком опасный разговор. — Ты ведешь себя хорошо, не высовываешься, а я попробую тебе помочь. Опять-таки ради Рафика! Я еще не спятил и понимаю, что тебя будут искать, найдут, будут неприятности. Он еще не понимает, не хочет меня слушать. Но я спасу тебя и помогу ему!
— Спасибо, очень благородно, — сказала я немного иронично, но искренне. — А если я вырвусь отсюда и пойду в милицию? Расскажу все, что видела и слышала?
— Не страшно, — Камиль улыбнулся, и я невольно купилась на эти красивые раскосые глаза, на интеллект, сверкнувший в их темной глубине, на обаяние его опасной недоступности. — Во-первых, что ты расскажешь? Где живет Рафик? Он живет в своем собственном доме, по месту прописки. Что мужики у него тусуются, так это друзья, нет ничего криминального. Оружие? Попробуй — докажи! Кто, кроме тебя, видел? Во-вторых, во всем ГУВД только Ефремову платил Закарьян, а Рафик платит еще восьмидесяти процентам.
— А остальным двадцати? — поинтересовалась я.
— Камиль Рашидов, — усмехнулся он. — Да, а в-третьих, ты не будешь жаловаться. Из благодарности ко мне за помощь.
Он отвесил церемонный поклон. Разговор закончен, пакт заключен!
Моя голова продолжала болеть. Я не выдержала и пожаловалась хозяину дома. Камиль принес какие-то таблетки, я доверчиво проглотила их и вырубилась на последующие двенадцать часов.
Глава 4
Люди редко следуют полученным советам. Я убедилась в этом буквально на собственной шкуре.
Прибыв утром в спальню на втором этаже в доме Рафика Ханмурзаева, я обалдела. Один угол в гигантской комнате был теперь скошен. За новой стеной, изменившей геометрию помещения, находилась новая ванная комната: вся золотисто-черная. Сантехника из черного фаянса и черный кафель с золотой крошкой. Краны и смесители были сделаны из какого-то желтого сплава и сияли как ясный день.
Я вошла в это варварское великолепие, почему-то навеявшее на меня мысли о черных мраморных надгробьях с закрашенными золотой краской вырезанными в камне буквами. Услышав за спиной шорох, резко обернулась. На пороге пугающей ванной стоял Ханмурзаев.
— Я все сделаю для тебя, чтобы тебе было удобно, — пропел он сладким голосом.
— Спасибо, — выжала я из себя. — Мне нужна моя косметика.
— Ты больше не будешь пользоваться косметикой. Не будешь красить волосы, губы, щеки, ногти. Ты будешь такой, какой родилась на свет.
Я отметила про себя, что он не сказал «такой, как создал Аллах». Он вообще мусульманин?
— Зачем? — ответила нарочито беспечно. — Я просто буду старой. И вообще почему я? Когда вокруг столько молоденьких девчонок? Многие из них рады будут стать твоей женой и родить тебе детей. Мне уже тридцать пять, и я вообще не уверена, что могу иметь детей. Во всяком случае, с первым мужем не получилось. Кстати, ты же понимаешь, что я не девственница, и не будешь бить меня за это?
Я присела на край ванной, голова кружилась и чуть поташнивало, но в целом была в порядке.
— Дорогая, — произнес Рафик тоном непререкаемого авторитета. Мне показалось, что такой тон прирос к его горлу. — Мне нужна только ты. Тебя проверило время, и все, что я знаю о тебе, а я знаю немало, говорит мне: ты — женщина, созданная для меня. Ты десять лет была верной мужчине, который унизил, оскорбил тебя. Ты не подпускала к себе никого, я сам убедился в этом, когда ты отшила меня. Но я создам для тебя сказочную жизнь, и твоя верность, твоя преданность станет оправданной наградой для меня!
— Рафик! — Мне все казалось, что этот водевиль должен кончиться сам собой, только надо объясниться с негодяем, и он станет хорошим. — Прости меня за то, что я скажу тебе. Если не сможешь удержаться — ударь меня, но попробуй понять! Я не твоя женщина, я была верна Олегу Ведищеву, потому что любила его и верила втайне, что он придет ко мне снова. И он пришел! И я по-прежнему люблю его!
При этих словах я встала с края ванной и напоролась на кулак Ханмурзаева, ударивший меня прямо в центр груди. В грудину, туда, где бьется сердце. Мне еще был памятен удар Вагифа в солнечное сплетение и последовавшие за этим несколько секунд без кислорода, но сейчас было гораздо хуже. Прежде чем потерять сознание, успела подумать: «Я люблю Олега».
Очнувшись, очень удивилась: где это я? Полутемное помещение с бетонным полом, заваленное мешками, ведрами, банками с краской, деревянными козлами и лестницами разных размеров, тем хламом, что остается в доме после стройки или ремонта. Было довольно холодно. Я чихнула и застонала: голова отозвалась болью, а в груди взорвалась противотанковая мина. Оказывается, я лежала на полу — вот почему все тело онемело. Ну и семейная жизнь складывается у меня с Рафиком! Нервный смех заклокотал в горле и стих, подавленный болью. Сдохну я тут, не иначе! Встала и поняла — это подвал дома Ханмурзаева. Точнее, комната в подвале. Под потолком находилось маленькое зарешеченное окошко, за которым блистал майский день, а я тряслась от холода и думала о смерти.