«Я не алкашка», – подхватив пакеты и направляясь к выходу, убеждала она себя, еле сдерживаясь, чтобы не начать хлебать водку прямо в дверях супермаркета…
«Я не алкашка, я просто не хочу жить в мире, где нет моего Димочки». – Этот довод позволил ей достать из пакета банку, содрать «замок» и присосаться губами к холодному алюминию.
– Классный байк, – услышала она развязный голос какой-то девчонки. – Володь, когда ты меня на таком покатаешь?
– Да прям сейчас! Хочешь? – хохотнул тот.
Надя увидела у фонтана группу парней и девчонок лет восемнадцати-двадцати. Они толпились у черного спортивного мотоцикла, отсвечивающего на солнце хищным глянцем.
– Не суетись, – усмехнувшись, сказала высокому черноволосому парню девчонка с красными волосами, ощетинившимися в короткой стрижке. – Тебе за этот байк больше лет дадут, чем она рублей стоит, – и девчонка пренебрежительно кивнула на подругу с золотым колечком в носу.
– Све-ет, – злорадно протянула длинная девица в розовых лосинах, – да тебя никак в деревянных заценили!
«Кольцо в носу», легко поддавшись на провокацию, подошло впритык к «красной стрижке» и ткнуло ее кулаком в грудь.
– А ты чего, тут самая дорогая?!
– Во всяком случае, самая умная! – Не оставшись в долгу, красноволосая дернула Свету за провоцирующее и опасное в драке колечко. Та завизжала, ответив сопернице сильным пинком по ляжке.
Парни громко заржали.
Один из них – тот самый Володя, – надев каску и лихо оседлав байк, с силой нажал на клаксон, пронзительным ревом подначивая дерущихся.
Девчонки визжали, пиная друг друга и пытаясь вцепиться в волосы. Если бы не оглушительный гудок, которым юный подонок пытался распалить схватку, если бы не громкое ржание его дружков, Надя сунула бы банку в пакет и ушла…
Но девчонку с красным «ежиком» на голове под новый взрыв смеха сбила с ног и начала пинать тяжелой кроссовкой более крупная Света.
– Вован, а круто, когда из-за тебя бабы дерутся! – крикнул один из парней.
Надя подскочила к дерущимся и выплеснула остатки водки Свете в лицо. Не ожидавшая атаки девчонка отпрыгнула, заорала и, зажмурившись, стала тереть кулаками глаза. Парни притихли, увидев, как Надя протянула руку скорчившейся на земле девушке:
– Вставай!
Девчонка встала сама, не воспользовавшись предложенной помощью, и лицо ее отчего-то не выражало ни признательности, ни победы.
– Ты чего? – мрачно спросила она, еле шевеля разбитой губой. – Не лезь!
– Как хочешь, – Надя подняла с земли пакет с продуктами и пошла к дому.
И правда – чего это она? Только водку зря выплеснула.
– Слав, это кто вообще?! – крикнул у нее за спиной один из парней. – Познакомишь?
Славой, очевидно, звали девчонку с красными волосами. Она ответила парню длинной нецензурной тирадой и догнала Надю на детской площадке.
– Чего ты полезла-то? – бесцеремонно дернула она ее за рукав.
– А что, не надо было? – Надя поставила пакет на скамейку, с насмешкой оглядела прикид неформалки – к красным волосам прилагались неоново-зеленые шорты, белые с красным кроссовки, лиловый топ и пирсинг на нижней губе.
– Это не твое дело, – без особой уверенности сказала Слава.
– Ну и иди тогда к ним! – кивнула Надя в сторону фонтана, подхватила пакет и пошла к подъезду.
– Да на фига они мне сдались? – Девчонка в два прыжка нагнала Надю и пошла рядом. – Тупое стадо! Я круче их всех! Я им еще покажу, смеяться буду всем назло!
Столько детского отчаяния было в этих словах, что Надя остановилась и посмотрела девчонке в глаза. Наверное, с жалостью, которую так не любила сама.
– Чего встала? – ощерилась тут же Слава. – Мне твоя помощь не нужна! Мне никто не нужен! Оставьте меня все в покое!
Надя столько раз выкрикивала эти слова сама, что, услышав их в свой адрес, не сдержала горькой усмешки.
Эта девчонка бежит за ней и пристает с криком «Отстань!».
А может, и она тоже преследует всех с криками «Оставьте меня в покое!»?
Захотелось запить это открытие водкой.
Она вынула из пакета банку, откупорила и, сделав глоток, протянула Славе:
– Надежда.
Слава, звякнув о банку сережкой в губе, отпила почти половину и вернула водку Надежде.
– Ну и гадость! Ярослава, – представилась она.
Надя опять хлебнула и передала банку Славе. Они молча, по очереди, допили водку на глазах у мамаш с детьми и благообразных старух.
– Как вам не стыдно! – послышался возмущенный возглас бабки с соседней скамейки. – Дети на вас смотрят!
– А таким не стыдно! – скандально заявила мамаша с коляской. – Она уже стыд пропила!
– И молодую спаивает! – подключился мужской фальцет.
– Да молодые сами хороши!
– Пойдем ко мне, – бросив банку в урну, предложила Надежда. – А то заклюют.
– Не фиг делать, – согласилась Слава. – Пойдем.
И, показав почтенной публике средний палец, направилась за новоявленной подругой.
– Скоро будем обедать, – сказала Ольга Сергею, когда он вышел из кабинета.
Барышев молча подошел к столу и взял утреннюю газету. С первой полосы улыбался Леонид Сергеевич в траурной рамке.
Сергей пару секунд подержал газету в руке и убрал ее в шкаф портретом вниз, словно протестуя против некролога и черного обрамления родного лица.
– Сережа, а когда…
– Завтра, – отрезал он.
Ольга хотела спросить насчет обеда, но он ответил про похороны.
Ну, конечно же, о чем еще он может размышлять с таким лицом…
– Как ты думаешь, Сереж… Может быть, не надо брать детей на похороны?
Он посмотрел на нее так, будто она попросила разрешения не надевать траур и включить веселую музыку.
– Как хочешь. Но это их дедушка.
«Я виноват. Ты можешь ни во что не ставить мои слова», – явственно показал он своим тоном.
Но она вовсе не собиралась ставить условия. Она… за детей боялась.
– Мы бы потом сходили с ними на кладбище. А завтра будет очень тяжело, я переживаю, как они это перенесут!
– Делай, что считаешь нужным, – с каменным лицом ответил Сергей и вышел из комнаты. Через пару секунд хлопнула входная дверь.
А может, он не себя перед ней считает виноватым, а ее – в смерти отца?
Господи, как тяжело от этой недоговоренности и невозможности прямо, как раньше, спросить: «Скажи, что мне сделать, чтобы тебе стало легче?»
Вернее, спросить-то можно… Только ответ будет с учетом вины за измену, а значит, опять: «Делай так, как считаешь нужным»…
Ольга заметила на столе конверт, взяла, чтобы посмотреть адресата. Письмо предназначалось Леониду Сергеевичу.
В комнату зашла Машка с несчастным, заплаканным лицом – наверное, Костик все-таки объяснил ей, что «дедушка на небе». У Костика был опыт потери – его мать погибла несколько лет назад.
– Мам, куда папа опять уехал? – отчего-то шепотом спросила дочь.
– По делам.
– А мы не будем есть?
– Кто тебе сказал? Марш руки мыть!
– Угу. А это кому письмо?
– Дедушке.
Машка посмотрела на нее удивленно, словно хотела спросить – разве тому, кто умер, могут писать письма?
– А от кого?
– От Терентьевой Зинаиды Михайловны, – прочитала имя на конверте Ольга.
Маша взяла письмо, будто желая убедиться, что дедушки нет, а Зинаида Михайловна все еще хочет ему что-то сказать…
– Мы будем его читать?
– Нет. Это же не нам письмо.
Ольга убрала конверт в шкаф, к газете с портретом в траурной рамке, а когда обернулась – Маши в комнате уже не было.
Ольге показалось, что она должна еще что-то сделать… Что-то важное, правильное и нужное. Она позвонила Наде, но та, как всегда, не ответила… Ольга увидела свое бледное, осунувшееся отражение в зеркале на стене и вдруг поняла – зеркала! В доме, где кто-то умер, надо занавесить все зеркала.
Она бросилась к шкафу и стала доставать из него простыни, полотенца, скатерти… И вдруг вспомнила – у Леонида Сергеевича только одно зеркало. Вот это – старое, в бронзовой раме.
Ольга села на стул и горько, навзрыд заплакала, уткнувшись в какую-то скатерть, пахнущую стиральным порошком. Первый раз после смерти Леонида Сергеевича заплакала – потому что только сейчас вдруг до конца осознала – папа умер, завтра его похоронят, и он никогда, никогда больше не спросит ее так, чтобы никто не слышал: «Оленька, ты счастлива?»
Несмотря на пыль, разбросанные вещи и немытые полы, квартира вызвала у Славы восхищение.
Она обошла все комнаты, ощупывая дорогие безделушки на полках, бесцеремонно разглядывая мебель и плазменную панель.
– Здорово! Хорошо живешь!
– Угу, – усмехнулась Надежда. – Обзавидуешься.
Она ходила с пакетом за гостьей, размышляя – прервать этот музейный осмотр или наплевать, пусть смотрит…
Ярослава остановилась перед фотографией на стене, где Димка и Надя улыбались меж заснеженных еловых лап.
– А это кто? – пренебрежительно спросила она, ткнув пальцем с синим облезшим лаком в Грозовского. – Муж или так, встречаетесь? Красавчик. – Слава наморщила нос, посмотрела на Надю и постучала пальцем по Димке. – Я таким не доверяю!