— Смотри! Это — твой Аластар! Каким-то высшим чудом он дознался…
— Он не знает!
— Плевать! — разозлился шуриа. — Знает или нет, помнит или нет, но только он может защитить тех, кто остался в форте.
— Как? Как он это сделает? — взвизгнула Джона, пытаясь укусить твердые пальцы, больно сжимающие ее подбородок. — Он даже не подозревает, что я в форте.
— А мы ему сообщим! Отсемафорим. Я умею. А ты попросишь, чтобы Эск нам помог, это раз…
— Идиот! — взвыла леди Янамари, продолжая трепыхаться в руках рилиндара. — Ее повесят! Свои же и повесят! У Грэйн — приказ! Ты это понимаешь, кровопийца? Грэйн повесят за то, что она отпустила меня, отдала меня синтафцам… Мы даже не попрощались. Она ради меня… А ты…
Судя по голосу, она собиралась разрыдаться. Но ничего подобного! Шуриа не рыдают и не просят пощады.
Джона извернулась и пнула Элира под коленку, вышло пребольно, так что он охнул и на миг разжал пальцы. В основном от неожиданности.
А еще шуриа не знают жалости и не уважают смерть. Особенно бывшие и последние на этом свете воины легендарной «Рилинды». Джэйфф в один прыжок догнал строптивую женщину, схватил и зашвырнул в лодку. И начхать, что она чуть все кости себе не переломала.
— Перестань брыкаться, дура, и слушай! — прорычал Элир, сталкивая лодку в воду, прыгая следом и садясь за весла. — Без твоего Эска форт превратят в груду камней ровно через два часа. Они только потому и остановились, что он появился.
— А-с-ш-ш-ш-ш!
— Что ты шипишь? Расшипелась! Ты же не думаешь, что я оставлю Грэйн без присмотра? Что бы ни случилось, как бы ни повернулось, но она останется жива. Я тебе слово даю, — пообещал Джэйфф, а потом подумал и добавил: — Честное рилиндарское.
Сколь бы зла ни была леди Янамари — на сородича, на Грэйн, на судьбу, — но она все же прислушалась и перестала шипеть. Только тяжело дышала через нос и глядела исподлобья. Ни дать ни взять — разъяренный, но не сдавшийся зверек. По ее подбородку стекала струйка крови.
«Не рассчитал силу», — попенял себе Джэйфф.
— И Грэйн будет за тебя спокойна, и мне ты развяжешь руки. Одна женщина — это одна женщина, а две женщины — это уже много женщин. Зачем мне сразу много женщин?
«Если твой диллайнский мужик не дурак и если он… любит тебя, хотя бы как мать своих детей, то тут же поднимет паруса и рванет прочь. Дюжина к одному — это не самое удачное соотношение сил».
«Ну вот и все, — со стен бастиона Грэйн внимательно проследила, как маленькая лодочка подошла к высокому борту «Меллинтан». — Теперь я за тебя спокойна, Джойн».
— Живи, маленькая шуриа, — пробормотала она, торопливо шагая обратно к южному равелину. — Будь свободна, если сможешь. И если захочешь, зажги по мне огонь. Вряд ли я заслуживаю возжигания, но больше-то все равно некому… А нет — так нет.
Уже готовясь спуститься с куртины, эрна Кэдвен приостановилась и задумчиво нахмурилась, припоминая еще кое-что, увиденное оттуда, с бастиона. Словно бы стайка птиц далеко-далеко на горизонте или облачко, а может, просто блеск солнечных лучей на барашках волн…
Но не возвращаться же теперь, чтоб тратить драгоценное время на безнадежное высматривание других чудес в морской дали? Грэйн усмехнулась, тряхнула головой и спустилась на равелин. Джойн спасена, честь спасена, винтовка нашлась и патронов вдосталь, а врагов хватит на всех. Чего еще желать бешеной ролфи?
Аластар Дагманд Эск
Обладать ею. Владеть безраздельно и целиком, чувствовать ее каждым нервом. Засыпать и просыпаться в ее объятиях. И дышать одним ветром, и лететь навстречу солнцу. Аластар влюбился в «Меллинтан» с первого взгляда, еще когда она была в виде чертежа. В эти плавные линии, в эту красоту и силу, ибо невозможно не влюбиться в столь прекрасное создание. И она ответила взаимностью. Аластар это чувствовал. Но не так, как рассказывала Джона, он ведь не шуриа. И все же, едва ступив на палубу, он, чистокровный диллайн, ощутил мягкое и ненавязчивое присутствие «Меллинтан» в самом потаенном уголке души. Оставалось надеяться, что они с Джойаной не будут ревновать друг к другу и скоро подружатся. Женщины ведь тоже умеют по-настоящему дружить.
Пьянила сладкая мысль, что «Меллинтан» принадлежит ему одному и ни с кем не нужно делиться. Моя до последнего гвоздя, и только море способно их разлучить.
И никаких слезных писем на Императорский Провиантский Двор с заклинаниями «во имя блага и мира в Империи» и «ваш покорнейший слуга», и с недобором команды никаких проблем, и никакой мелочной экономии артиллерийских припасов. У «Меллинтан» было все, чтобы сражаться и побеждать, с ее полусотней пушек: ядра, порох, пыжи, картузы, гибкие прибойники, запасные пушечные катки, бухты огнепроводного шнура.
После долгих лет тяжелой во всех смыслах службы в Императорском Флоте быть самому себе хозяином — редкостное удовольствие, граничащее с экстазом. Никто не назначит к тебе лейтенантом ленивого наглого ублюдка «золотых» кровей, никто не отдаст идиотского приказа, противоречащего не только всякому здравому смыслу, но зачастую Уставу и Присяге. Роскошное, упоительное чувство полной свободы действий.
Он набрал на «Меллинтан» лучшую команду, отыскав по всему Синтафу своих бывших соратников-сослуживцев: исполнительных мичманов, закаленных в боях лейтенантов, опытных матросов. Кто-то примчался по первому зову, кого-то пришлось выманивать из берлог звоном золота, а кому-то хватило одних только характеристик фрегата, чтобы оставить насиженное местечко и податься в Амалер.
Сутки безумной гонки — подготовки фрегата к отплытию, где нашлось занятие каждому члену экипажа, начиная судовым доктором и заканчивая последним вахтенным. Все работали до изнеможения, а граф Эск больше всех, ибо на нем и только на нем лежала вся ответственность за успех плавания. Поздно ночью, когда все было закончено, Аластар просто рухнул на свою койку и заснул мертвым, но счастливым сном. Ему снилось… А ничего ему не снилось.
Через двое суток «Меллинтан» скользила по водам пролива Арнлейг с легкостью, достойной альбатроса. Она ликовала от единения с вышколенной, сплоченной командой, где каждый на своем месте.
День был ветреный и солнечный, по-настоящему весенний, и если бы Эск был склонен к сложению виршей, то он бы обязательно разразился стихотворением в стиле древних диллайнских баллад. Что-нибудь прекрасное и возвышенное. Но капитан Эск всего лишь скомандовал:
— Круто к ветру.
— Круто к ветру, вирт, — откликнулся старшина- рулевой.
На фрегате, принадлежащем милорду и носящем имя отвергнутой богини, к капитану обращались по старинке — виртджорн[10], как испокон веков было заведено среди моряков-диллайн.
Все прекрасно, все шло как нужно. Ветер дул с востока, корабль под всеми парусами до бом-брамселей шел со скоростью, потребной, чтобы примерно к часу пополудни миновать Шанту. Аластар стоял на шканцах «Меллинтан» и мысленно готовился к разговору с Вилдайром Эмрисом. Но замерший рядом Первый лейтенант Тор не обольщался безмятежным ликом капитана. Тот бдит даже с полуприкрытыми веками. Золотые глаза видят тень грот-вант, уши слышат чуть усиливающийся шелест такелажа, а губами князь пробует на вкус ветер, который явно усилился.
Первым делом Аластар посмотрел на доску с показаниями лага за последние сутки. Ничего важного — четыре узла, четыре узла с половиной, четыре узла и так далее. Курсовая доска свидетельствовала, что все сутки корабль шел на северо-запад.
Как и в старые недобрые времена военной службы, никто из команды «Меллинтан» не знал, куда они плывут. Незачем заранее тревожить умы слишком сложными вопросами. Первый лейтенант Тор был знаком с Аластаром Эском вот уже без малого девяносто лет, а потому ему и в голову не пришло спрашивать. Виртджорн знает, что делает, всегда знал.
Но, видимо, и для всевидящего диллайна уготованы неожиданности. Эск едва на месте не подпрыгнул, когда впередсмотрящий с фор-салинга издал дичайший вопль:
— Дым! Эй, на палубе! Черный дым в двух румбах слева по курсу!
— Вирт? — почтительно спросил Первый лейтенант, ожидая указаний.
— Два румба на север!
— Есть!
Рулевой четко выполнил приказ. Капитан хочет посмотреть, что происходит, значит, надо выполнять.
— Возьмите мою трубу, вирт.
— Спасибо, Тор.
И верно! Над Шантой, а если быть совсем точным, то над фортом Шила поднимался черный дым. Аластару это совсем не понравилось. Шила уже десять лет принадлежал ролфи, был благополучно переименован в форт Сигрейн и являл собой, по мнению Его Императорского Величества Атэлмара Восьмого, угрозу всему Синтафу. Правда, в Адмиралтействе за десять лет никто и пальцем не пошевелил, чтобы ликвидировать эту угрозу.