Джона кошкой жмурилась на огонь, делая вид, будто не замечает ни странных взглядов, ни замирающих, едва начавшись, разговоров. И грелась, будто всамделишная змея, возле только разгорающегося костра непростых чувств совершенно разных мужчины и женщины.
И, уже задремывая, подумала, что если доведется им с Аластаром встретиться, то она обязательно…
Вечер получился странно долгим, хотя, кажется, после всех тревог и накануне тревог не меньших надо бы улечься пораньше и спать себе да спать. Но не сложилось почему-то. Разговор, впрочем, тоже не клеился. Джойн быстро задремала, а вот Грэйн с рилиндаром все сидели и сидели у костра, по большей части молча, и только веток иногда подкладывали. В полумраке ей не видно было, чем занимал себя шуриа, верно, оружие чистил, сама же эрна Кэдвен, поджав под себя голые ноги, штопала изрядно поношенные бриджи. Явиться в ролфийский форт совсем уж оборванкой? Нет, это немыслимо. А говорить им было, в общем-то, не о чем.
Так или иначе, но завтра все это закончится и начнется что-то другое, там, в форте… И неважно, каким оно окажется, это новое, и чем закончится — неважно тоже. Но это, странное, то, что здесь и сейчас, разделенное — а может, наоборот, рожденное невысоким пламенем костра, — оно не повторится больше. И разрушать его, нерожденное еще, бессмысленными разговорами — сродни святотатству.
«Любой огонь, где бы он ни горел, кто бы его ни разжег, — это все равно Мой огонь…» Воистину, темны речи богов, а уж про дары их и говорить нечего! Всегда, всегда они оказываются с подвохом!
«Да еще с каким… — грустно подумала Грэйн, быстро глянув сквозь огонь на мокрые черные косы этого «подвоха», толстыми змеями сползающие по его смуглым плечам и широкой груди. — Ну, Огненная… ну, удружила! Что же это — испытание? Или послание, смысл которого мне неведом? Или урок, постичь который я все равно не смогу? А? Молчишь, стер-рва?»
Благоговения и почтения к Беспощадной Локке в Грэйн сейчас не осталось ни капельки. Боги потому и боги, что им мила честность. И уж если из самого нутра посвященной Огненной Луне так и рвется свирепая брань, так к чему сдерживать ее? От несправедливости и коварства богини эрне Кэдвен нестерпимо хотелось взвыть. Вот так бы закинуть голову, и дать себе волю, и выплеснуть все, что накипело, прямо в насмешливые и беспощадные золотые глаза Огненной Совы.
Локка-Ярость — и Локка-Страсть, будь Она проклята! — ухмыльнулась в ответ и на мгновение плеснула лепестком пламени, осветив свернувшуюся на гладком животе шуриа огненную змею. «М-мать его Глэнну! — взъярилась эрна Кэдвен. — Что ж я, щенок слепой?! Еще только носом Ты меня в этот знак не ткнула, Локка! Да поняла я уже, поняла! Поняла, приняла и выполню. Довольна?!»
«Глупая, глупая волчица, — вздохнула богиня, невидимая за пеленой опять набежавших с моря туч. — Всюду тебе мерещится капкан, в каждом звуке — лай загонщиков… Мне не нужны рабы. Разве я тянула тебя в мой костер за шкирку?»
«Я помню о тебе, Локка, — с уже недвусмысленной угрозой отозвалась Грэйн. — Не оставишь ли меня теперь?»
Клекочущий хохот богини-совы раскаленным копьем пронзил ее, и эрна Кэдвен зажмурилась, чтоб не видеть, как при возвратном рывке этого копья на золотом зазубренном наконечнике остались кровоточащие клочья сомнений и решимости. И рассудка — тоже.
— Форт — завтра? — бессмысленно и невпопад спросила она скорее у себя или у огня, чем у Элира.
— Уже сегодня.
Грэйн откусила нитку и тщательно расправила свое шитье. Учитывая время суток и ситуацию в целом, получилось совсем неплохо.
— А! — сматывая остаток ниток обратно в моток, ролфи не поднимала глаз от своего занятия и молвила как бы вскользь: — А что-то там, в форте?..
— Там, — бывший рилиндар тонко усмехнулся, — там будет сперва штурм, атака за атакой — как всегда. А потом — осада и резня, тоже как всегда. В этом отношении на Шанте мало что изменилось. Война! — и вытянулся у огня на боку, подперев голову рукой.
— Но ведь для того Она и позвала именно нас, — Грэйн кивнула наверх, на невидимую за облаками Огненную луну. — Позвала и отметила. Вот ты — устал ли от войны?
Элир перевернулся на спину, закинул руки за голову и коротко рассмеялся.
— Не только хёлаэнайи умеют задавать неудобные вопросы, знаешь ли, — усмехнулся он. — Я тоже это могу! Вот ты — чего ты хочешь, эрна Грэйн?
— Сейчас или вообще? — серьезно уточнила она.
— И вообще, и — сейчас, — он смотрел не на ролфи, а в небо и вряд ли заметил, как она спокойно пожала плечами.
— Честность в ответ на честность? — хмыкнула Грэйн. — Или честность авансом? Изволь. Что я хочу сейчас, я не знаю. А вообще… — Она на миг прикусила губу, усмехнулась своей серьезности — зачем, к чему это говорить? К чему ему это знать? Но не ему, так хоть себе! — Я хочу… Я хочу, чтоб в моем Кэдвене цвели мои яблони. Я хочу, чтоб под ними бегали мои серые волчата. Но — когти Локки! — пусть Кэдвен не будет моим, лишь бы они цвели. И пусть волчата будут чужие — лишь бы они бегали. И если уж сдохнуть, то за это, а там — пусть решают боги, что делать со мною дальше. Впрочем… — она угрюмо и невесело оскалилась. — Ты, верно, ждал не этого.
— Нет.
— Что — нет?
— Я не устал от войны, Грэйн эрна Кэдвен, — он повернул голову и посмотрел сквозь огонь. — Иди спать. Иначе я не добужусь тебя под утро.
— Вы не только неудобные вопросы задавать, вы еще и удивлять умеете, — криво улыбнувшись, Грэйн встала и отряхнула колени от налипших на кожу хвоинок. — Во всяком случае, некоторые из вас.
Честность за честность, а? Укладываясь рядом со спящей Джойн, ролфи вспомнила вдруг еще кое-что, самое главное.
— Что означает твое имя, Эли-ир? — не оборачиваясь, спросила она.
— Это значит «свободный», хёлаэнайя. А твое?
— Верность.
Грэйн чувствовала спиной его взгляд, но повернуться и встретить его означало — встать и шагнуть в костер, а потому…
Она заснула, так ничего и не решив.
Умываться Грэйн пошла на рассвете, едва лишь заметила, как дрогнули веки просыпающегося рилиндара. Сказала негромко, чтоб не разбудить Джойн:
— Я — на реку, — и ушла.
Мушкет оставила, прихватила только трофейную саблю да штаны, чтоб одеться после купания. Вздрагивая от утренней свежести, шагнула в душистый туман и чуть ли не по одному только звуку нашла воду. Словно в молоко ныряешь, и чтоб идти вперед, кажется, придется разгребать туман руками, иначе не пропустит белая, разом смыкающаяся за спиной стена.
Крохотный пятачок пологого берега под почти отвесной скалой, выбеленный рекой и высушенный ветром и солнцем ствол когда-то принесенного сюда дерева да клочок синей-пресиней воды — вот и все, что могла разглядеть эрна Кэдвен, спустившись к речке. А вокруг — только белое клубящееся марево, словно она взяла вдруг и вышла из подлунного мира… куда-то. Может, и вовсе в никуда. Или в никогда… полно, да есть ли здесь время? И какое из времен здесь есть?
Туман и не думал рассеиваться, когда она, тщательно прополоскав, отжала свою исподнюю рубашку, да так и натянула ее влажной, чтоб сама высохла. Сушить все равно будет некогда и негде. Грэйн побрела к берегу по колено в воде, в тумане по пояс. Ощущение нереальности происходящего не могла развеять ни ледяная вода, ни скользкие камни под ногами. Солнце все не желало всходить — полно, да может, оно и вовсе не восходит здесь? И этот, сидящий на бревне, — он тоже реальным не был.
— Подвинься, — сказала Грэйн и села рядом, наполовину отвернувшись, чтоб поудобней вытянуть ноги. — Разве разумно бродить тут без оружия? А?
— Но ты же взяла саблю, — шуриа пожал плечами, и она невольно вздрогнула, такая волна тепла прошла от этого простого движения. — Но не взяла гребень. Я принес, — и протянул его ролфи, словно белый флаг перемирия.
Эрна Кэдвен быстро цапнула предложенное и, чуть отодвинувшись и повернувшись спиной, принялась расчесывать влажные волосы. Гребень был кстати, а вот Элир… если разобраться, то и Элир был кстати тоже. В этом белом и сыром мареве он оказался теплым и — да, все-таки реальным. Именно то, что нужно, чтоб не потеряться в тумане навсегда.
— Слушай, да ты вообще когда-нибудь отступаешь? — риторически поинтересовалась ролфи, почувствовав, как горячая ладонь легла ей на спину. Но отстраняться не стала. Пожалуй, это было бы совсем уж глупо. Глупее разве что только подскакивать и убегать с воплями.
А рубашка, наверное, высохла мгновенно.
— Случается, — хмыкнул бывший рилиндар. — Это же ваша повадка — ломиться вперед, не глядя, тактика же шуриа совсем иная.
— О да, — ухмыльнулась Грэйн. — Я уже поняла. Подползти, уверить в своей безопасности, выждать момент…
— Нашаманить туман, — подхватил он.
Ролфи затылком чувствовала, как он улыбается.