Юнан со всех ног припустил вдоль линии прибоя. Рассвет только-только занялся, и можно, если очень сильно постараться, опередить стервятников-чори.
И точно — все пространство широкого пляжа покрывали обломки погибшего корабля. Доски обшивки, куски мачт, обрывки веревок вперемешку с расколотыми бочками, какими-то рваными тряпками. Мальчик обошел сторонкой труп моряка с полуоторванной от туловища головой. Видно же, что простой матрос. У такого карманы все равно пусты.
А сундучков набитых серебром, к слову, не наблюдалось совсем. Ни единой паршивой монетки, хоть медной, хоть какой. Юнан совсем пал духом. За блуждания под носом у чори мать не просто выдерет, она шкуру спустит. Вот ведь досада какая, хоть плачь.
Мальчик бы и заплакал, если бы вдруг не блеснуло невдалеке. Хищным золотым блеском! Удача! Вот удача-то! Он подбежал ближе к груде тряпья, среди которой заметил золото, и обнаружил, что никакое это не тряпье… вернее, не только грязные рваные тряпки, а еще и женщина. Черные волосы отрезаны, вся избитая, живого места нет — синячищи сплошные, в одном ботиночке, а на тоненькой скрюченной ручке браслетик золотой. Богачка! Всамделишная имперская богачка, только мертвая.
Юнан потрогал пальчики — холодные, белые с голубоватым отливом. Ну точно мертвячка! В первый раз мальчик пожалел, что обошло его проклятье. Видят… короче, кто-нибудь да видит, есть же на свете какие-то боги, кроме волчачьих или совячьего Предвечного, те, которые смотрят с небес за смесками вроде Юнана… Так вот, видят эти боги, как сожалеет юный полукровка, что не может с одного взгляда признать — мертвяк лежит или живой. Не помешало бы.
Хоть и тонка ручка у тетки, а браслет сниматься не хотел. И застежки на нем никакой. Вот беда-то! И так и эдак пробовал Юнан забрать свой трофей — все без толку. Вот сейчас бы топорик не помешал. Тетке рука без надобности уже.
— Ра…мман… — неожиданно подала голос «мертвячка» и с силой впилась пальцами в запястье мальчика. — Ра… мман… дет… ка…
— Пусти! — взвизгнул Юнан и дернулся в сторону.
Какой там! Точно капканом держала, не отпускала.
А глаза-то грязно-синие, как у мамаши.
«Шуриа! Шуриа синтафская!» — догадался маленький мародер, дергаясь в жестком захвате, точно рыбка на крючке.
Из ее разбитых, облепленных песком губ потекла кровь, когда хрипло простонала что-то еще неразборчивое на незнакомом языке.
— Помо…ги…
И тут Юнан услышал голоса. Много голосов. Приближение чори подействовало на него, словно удар бичом. Пропади оно пропадом, это золото, если рядом «стервятники»! Он вырвался и бросился наутек, пригибаясь к земле и петляя испуганным насмерть зайдем. Скорее в кусты, скорее в родные скалы, домой к мамке с розгой. А то еще снасильничают, как мамку когда-то. Они в своих схронах совсем одичали, им что баба, что пацан, без разницы кого.
И то, что та тетка живая оказалась, так это даже хорошо. Пока чори ей будут заниматься, о мальчишке, порскнувшем в прибрежные заросли, никто и не вспомнит.
— Марри, ты гля, че у нас тут? — взвизгнул тощий коротышка в не по размеру большой куртке, надетой прямо на голое тело.
— Че? — флегматично отозвался наголо бритый здоровяк.
— Баба! Живая баба!
Вопль коротышки разнесся по всему пляжу. Точно чайку камнем кто зашиб.
Бритоголовый тут же облапал Джону, убеждаясь, что зрение его не обманывает. Потом перевернул на спину и одним рывком разорвал остатки платья.
— А-р-рр — утробно зарычал третий мужик — молодой, но на редкость некрасивый — какой-то криворотый и косоглазый.
Джойана чувствовала на себе их жадные горячие руки. Духи Великие, сколько же их? Трое?
Панталоны разлетелись на мелкие клочья… Пятеро?
— Мне! Я — первый! — заорал косоглазый.
Его схватил за грудки длинноволосый сильный парень и отбросил от женщины
— Это еще почему? В прошлый раз баба под тобой померла, забыл?
— Да! Ты сегодня последний будешь! — взвился коротышка. — Не хочу больше с дохлячкой.
— Можно подумать, тебе не все равно?! Она ж еще теплая была.
Отбиваться-закрываться было совершенно бесполезно. Семеро! Их семеро, с ужасом поняла Джона. А она избитая и голая, лежит, распластавшись перед насильниками. Даже колени нет сил сдвинуть.
— Да ты болван! Тебя на привязи держать надо! Козлиная рожа! — разорялся один из бродяг — Если осторожно, то можно по нескольку раз по кругу, пустить. Всем достанется.
— Всем? Да ты на нее погляди — она ж и без… помрет.
— Кто? Я — козлиная рожа? Да я тебе!
— Ну, вы там пока разбирайтесь, — рассудительно решил здоровяк.
Его сотоварищи уже дрались за очередность. Катались по песку, лупили друг друга по чему попало, рыча и плюясь, точно бойцовые псы в загоне.
Бритоголовый же не стал тратить время даром. Видимо, он был главным, и его первенство никто не оспаривал. Он деловито раздвинул ноги Джоны пошире в стороны, сосредоточенно закусив пухлую губу, Развязал веревку на штанах…
— Ты… это… лежи смирно… не дергайся, — предупредил вожак. — А то сломаю хребет…
Джоне хватило одного взгляда, чтобы понять — она и до второго желающего не доживет. Этим… этой… можно насмерть…
— И не орать…
Крик застрял в глотке.
Он уже схватил женщину за бедра, чтобы… и тут грохнул выстрел.
Несостоявшийся насильник ничком упал прямо на Джону. И головы у него уже практически совсем не было, а ее недавнее содержимое расплескалось по груди и лицу леди Янамари.
И никакого обморока, как назло, никакого спасительного небытия не последовало. Пока Джона оттирала глаза от кровавой маски, неведомый стрелок-спаситель занялся остальными бродягами. Или кто они там были, эти мерзкие твари? Мародеры? Да какая разница! Главное, что очень скоро они попадали рядком на песок мертвее мертвого. Один за другим — раскромсанные, порубленные, застреленные. Спасителей оказалось двое!
А потом… потом сильные руки вытащили леди Янамари из-под мертвеца, и то были руки Грэйн эрны Кэдвен.
— Ты жива! — всхлипнула ролфи и прижала к себе шуриа, словно родную. Крепко-крепко и к полнейшему удивлению мужчины с еще дымящимся ружьем в левой и тяжелым кавалерийским палашом в правой руке, удивлению, которое было написано на его лице — тонком, красивом, типично шурианском. Это ведь только полукровки на вид неказисты, а чистокровные очень даже привлекательны.
Боги ты совсем голая! — ужаснулась Грэйн. — Что… они сотворили с тобой? Они с тобой что-то сделали?
— Ничего… не успели… — выдавила из себя Джона и горько заплакала, уткнувшись носом в плечо своей похитительницы. От счастья. Потому что на этом свете есть эрна Кэдвен. Этого достаточно.
«Вот те на!» — только и подумалось Джэйффу, когда он увидел ролфийку, обнимающуюся с шуриа.
Впрочем, а чему удивляться? Женщина женщину всегда поймет, и проникнется, и посочувствует, и спасать пойдет. Только глупые малолетние пацаны верят в ущербность женской дружбы. Рилиндар же видел в своей долгой жизни немало примеров обратного.
В отчаянном положении чего только не случится. Кто когда-нибудь думал, что Джэйфф Элир заведет взаимовыгодное знакомство с комендантом ролфийского форта? А вот тем не менее. Кстати, о Хэйлиге эрн-Тэлдрине!
Шуриа нагнулся над убиенным главарем:
— Хорошее ружьё и выстрел хороший.
Но, повертев мертвеца с боку на бок, разочарованно зацокал языком:
— А мимо солонинки-то мы пролетаем. Н-да… За половинку уха Тэлдрин ничего не даст. А яйца… Нет, мне и своей вони хватает. Ушко хоть прикоптить можно, а ливер протухнет, — практично рассуждал мужчина. — Возьми в мешке одеялко и заверни подругу, она ж уже синяя вся, — присоветовал он Грэйн, а сам занялся остальными покойниками. Но сначала, точно наглых чаек, погонял новопреставленных духов. Ошалелые, они вились вокруг. — Кыш! Пшли вон! К своему Предвечному или куда вам положено… Брысь! Кыш!
Даже руками взмахнул.
Джона только зубами клацнула. Духи покорились мужчине с невиданной легкостью.
— Так-так… Огниво мне твое ни к чему… А вот кисет… кисетик-то не твой, голуба… Нет, не твой… Колечко тоже… О! А ботиночки славные, славненькие… новенькие…
Рилиндар на глазок прикинул, подойдет ли добыча на кого-нибудь из женщин.
— А-а-а… все равно возьмем… Пригодится… Солонинки хочется потому что… А ну-ка, ну-ка, что у нас туточки? О! Шесть сребрушек! Да ты богач, парень… хм… был… За курточки отдельное спасибо.
Догола раздел, обобрал до нитки, чтобы ни единая ценная вещь не пропала попусту. На Шанте изобилия не наблюдается, здесь все пойдет в дело.
— Птички пообедают, волки покушают, и рыбки тоже. Все остатки в один котел, как велела Шиларджи — Земная Мать, — назидательно заявил он, кивнув на мертвецов, и лихо эдак усмехнулся.