— Ладно, — бормочу я, — Рождество с Пасхой — еще куда ни шло, но как быть с Днем святого Валентина? Тут я вам не могу ничего обещать.
Однако моя речь и безрассудный поступок только ухудшили ситуацию.
Удивительно, как Дженника осталась нормальной, особенно учитывая тот факт, что она забеременела мной в шестнадцать лет? Вероятно, она направилась прямо к парте с самыми крутыми парнями, а через пять минут они безумно влюбились в нее. Отыскать таких не составляет труда: вон они, развалились в своих кожаных куртках и приняли воинственный вид. Но я-то не Дженника. И у меня ничего не получится.
Кроме того, в Милагро есть один-единственный «плохой мальчик», и, как часто бывает, никто его не заподозрит. Он — красивый, влиятельный, популярный, спортивный, милый и просто душка. В этом уверены и преподаватели, и ученики. Он — староста класса и идеальная кандидатура на роль короля выпускного бала. Лишь я от него не в восторге.
Наконец, замечаю, что в столовой главенствует строгая субординация. Вон там — столик ковбоев, за которым устроились ребята в клетчатых рубахах и ковбойских сапогах. По соседству — убежище хиппи, участники которого предпочитают психоделические футболки и рваные джинсы. Потом — место индейцев, где гуртуются ученики в изношенных фланелевых рубашках. Все смеются и болтают, но исключительно в пределах себе подобных. И я начинаю понимать истинный смысл поговорки «Рыбак рыбака видит издалека». Определенно, подразумевается средняя школа… наша жизнь в целом.
Смысл в том, что люди будут всячески пытаться соответствовать тому, частью чего они хотят быть. Даже непопулярные группки, считающие, что они слишком артистичные, а потому находятся выше мейнстрима. Однако какими бы «инди» они себя ни считали, достаточно трезвого взгляда, чтобы понять, как все похожи друг на друга. Вдобавок они всегда придерживаются своих собственных рамок.
Тем временем перерыв на ланч заканчивается, а никто еще не выразил желания сесть за мой столик. Правда, Кейд улыбается и жестами зазывает меня присоединиться. Как несерьезно! Он просто играет, чтобы посмеяться надо мной, поставить в глупое положение и унизить. Что касается Сочиль, то я не представляю, как найти с ней общий язык. Кроме того, после той странной беседы в коридоре она куда-то запропастилась.
Поэтому я проталкиваюсь к выходу. Крадусь по коридору в надежде отыскать укромный уголок, где можно будет спокойно перекусить и дождаться очередного звонка. Добравшись до длинного ряда шкафчиков, сажусь прямо на пол. Покопавшись в сумке, выуживаю оттуда пластиковый контейнер с моей любимой энчиладой: тортильей с козьим сыром и вкуснейшим соусом Паломы из зеленых томатов.
Вооружившись пластиковой вилкой, собираюсь приняться за еду, когда меня останавливает едва слышный шорох. Несомненно, он исходит от пакета с ланчем! Гадаю, кто, кроме меня, оказался школьным изгоем, и выглядываю из-за угла. Передо мной — пара ног в джинсах и тяжелых ботинках на толстой подошве. Они — здоровенные и наверняка принадлежат парню. Осторожно возвращаюсь в укрытие и чувствую облегчение. Какое счастье, что я не единственный лузер в Милагро!
Глава 26
Снова раздается пронзительный звонок. Эхо проносится по коридорам, отражаясь от уродливых бежевых стен и красных металлических шкафчиков. Звук вызывает настоящий шквал движения. Лавируя в потоках учеников, я пытаюсь отыскать нужный кабинет. Наконец останавливаюсь у двери и сверяюсь с расписанием, чтобы убедиться, что попала туда, куда надо. Повторно ошибаться мне не хочется. Вроде бы все правильно, самостоятельная работа. Последнее на сегодня занятие: слава богу, аллилуйя!
Переступив порог, представляюсь мужчине за кафедрой. Натыкаюсь взглядом на его живот, обтянутый тесной футболкой. У преподавателя — жесткий рот и неприятный прищур. Ежик волос чересчур короток, и сквозь него просвечивает череп. Учитель ставит галочку напротив моей фамилии и предлагает мне занять любое место.
Но выбрать его будет непросто, это я уже усвоила. Несмотря на обманчивую легкость, в «безобидном» классе территория разделена границами, которые предупреждают: всяким глупым новеньким здесь не рады. Я замираю в нерешительности.
— Ну, что еще? — рявкает мужчина, уставившись на меня, как на дурочку.
Я отмечаю, что в помещении красуются высокие квадратные столы и потрепанные табуреты. Миную одноклассников и слышу вздохи облегчения на всем пути. Бросив сумку, наконец-то усаживаюсь.
— Тут свободно? — спрашиваю я у длинноволосого парня, склонившегося над книгой.
— Абсолютно, — улыбается он, поднимая голову, и мое сердце едва не выпрыгивает из груди.
Неужели в классе находится тот самый юноша, Дэйс? Его я сперва увидела во сне, затем — в «Кроличьей норе» и на автозаправке, а потом — в пещере. Я не могу оторваться от его льдистых глаз и манящих губ, которые я целовала несколько раз. Правда, не в этой реальности.
С трудом успокаиваюсь, стараясь вести себя как обычно, но тайком кошусь на него. Волевой подбородок, высокий лоб, четко очерченные скулы, гладкая смуглая кожа — те же черты, что у Кейда.
— Ты ведь новенькая, да? — Он откладывает книжку, и его густые красивые волосы скользят по плечу.
Я собираю остатки воли в кулак, чтобы не дотронуться до них.
Киваю или думаю, что киваю. Я ни в чем сейчас не уверена, настолько он меня поразил. Пытаюсь понять: узнал ли он меня, удивлен ли встречей? Жаль, что Палома только что начала мою подготовку — нужно было обратить внимание на Дэйса, а не на его брата. Заставляю себя отвести взгляд и дергаюсь, больно стукнувшись ногой. Ощущаю странную нервозность. Почему я решила плюхнуться здесь, хотя и ясно: за другими столами мне не будут рады.
Дэйс прячет улыбку и возвращается к чтению. Я еще толком не пришла в себя, а он говорит:
— Думаю, ты видела моего доппельгангера[18], который болтается по школе, изображая из себя Короля Столовки? Или тебе нужен карандаш, но ты стесняешься попросить?
— Между прочим, еще никто не называл меня стеснительной, — лепечу я и проглатываю ком в горле.
Утверждение, пусть и во многом правдивое, в этот момент никак не соответствует истине.
— Ну да, дело в твоем близнеце, — небрежно и безразлично бросаю я, но голос выдает меня.
Я — как натянутая струна. Мне хочется вцепиться в ворот его рубашки и потребовать ответа на вопрос: не снились ли ему похожие сны? А он незлобиво усмехается:
— Мы с ним действительно близнецы, но нас легко различить. Во-первых, у него короткая стрижка, а во-вторых…
— Глаза, — брякаю я и краснею — судя по выражению его лица, он понятия не имеет, о чем я толкую. — Твои… добрее.
Теперь я мысленно ругаю себя. Почему я веду себя как идиотка и ставлю себя в неловкое положение перед ним, одноклассниками и учителем? Надо взять себя в руки, вспомнить, кто я и для какой цели рождена. А я должна сокрушить их род или, по крайней мере, уменьшить уровень ущерба, который они наносят. Но парень не реагирует на мою реплику, продолжая как ни в чем не бывало:
— И мы совершенно разные. Он очень общительный и постоянно окружен толпой подобострастных поклонников, следующих за ним повсюду, как фанаты за знаменитостью.
— А у тебя, значит, поклонников нет? — изумляюсь я.
Ведь Дэйс — гораздо более симпатичный, чем его брат. Встряхиваю головой, гоня эти мысли прочь. Насколько бы он милым ни казался и какой бы энергетикой ни обладал, он — из клана Рихтеров. Дэйс — настоящий Эль Койот. Он тот, за кем мне необходимо следить, держа уши на макушке.
А Дэйс внезапно склоняется ко мне.
— У меня? — переспрашивает он, смеясь, и пряди рассыпаются по плечам. — А ты и вправду совсем новенькая. Тогда добро пожаловать в Милагро! Наша школа не славится гостеприимством, так что позволь мне проявить дружелюбие.
— Твой брат тебя опередил, — заявляю я, глядя на него в упор.
Хотела бы я лучше понять Дэйса, я чувствую лишь ауру доброты и любви, поэтому просто отворачиваюсь.
— Надо же, у нас в семье, есть люди с хорошими манерами! — парирует он. — Ой, извини, забыл представиться: меня зовут Дэйс.
Я молчу. Он — Рихтер и давно должен знать о моем присутствии в городе. Палома твердила, что они ожидают знака с тех пор, как погиб Джанго.
— Кстати, могу просветить тебя насчет Милагро, — беспечно добавляет он. — Ты можешь корпеть над заданием или притвориться, что занята. Учитель у нас — Санчес, и он скоро уйдет, однако взгляни вон туда.
Он тычет пальцем в точку прямо над доской, и я замечаю всевидящее око видеокамеры.
— Если нарушишь правила, то будешь в черном списке, — поясняет Дэйс. — По расписанию у нас должна быть живопись. Поэтому я и записался на лекции. Но бюджет Милагро урезали, а искусство и его преподаватель попали под сокращение. В Очаровании народу наплевать на высокие материи — местных интересует только спорт. А вместо рисунка мы имеем «класс по свободным занятиям», сурового тренера-надсмотрщика и реалити-шоу. Впрочем, в твоей предыдущей школе наверняка было нечто подобное?