- Что за человек?
- Так, дворянский сынок. Имени не назову, господин соэр: своих не выдаю.
Господин Ульман не возражал: сейчас его не волновали сомнительные развлечения знати.
Разговор вернулся к личности 'хлыща'. Задумавшись, Варрован описал его как: 'чистенького сукина сына'.
- А приметы у него имелись?
- Я приметами не увлекаюсь: себе дороже. Говор правильный, сам богатенький. И всё время морщился, будто я куча дерьма. Но тому, второму, много зелья купил. Больше не появлялся.
- А второй, погибший?
- Хаживал. Любил дурь, шельмец!
Варрован хрипло рассмеялся.
- И всё же напрягите память и вспомните приметы.
- Тордехешец, белая кость... Повыше вас, пополнее меня. Колечко на пальце. Без усов и шрамов.
- Он мог быть врачом?
- Кто ж его знает! Только врач бы не чурался меня: я и во имя добра травки и порошочки продаю. Сколько этими руками жизней спасено!
Господин Ульман поморщился от патетики 'продавца смерти', но вынужден был признать, что в словах того присутствовала доля правды: без наркотических средств невозможно проведение операций, лечение тяжело больных и некоторые виды магической деятельности. Именно поэтому наркоторговцев ещё не упекли за решётку, лишь бдительно следя за распространением товара и пресекая активную деятельность.
Но отпускать Варрована Ульман не собирался. С самодовольной улыбкой, спрятанной маской, он вывел в конце протокола пункты обвинения и холодно зачитал их обвиняемому. Да, не так эффектно, как начальник, у которого наглец и рта бы не раскрыл без команды, но не менее действенно: 'крыса' соблаговолил сотрудничать со следствием. Однако от предварительного тюремного заключения это Варрована не спасло: закон не предусматривал снисхождения для подобных свидетелей.
В дальнейшем 'крысу' тоже не ждала вожделенная свобода: честным верноподданным его не назвали бы даже тёмные маги. Другое дело, что наказания было не столь суровым, чем за сообщничество, и при условии хорошего поведения следующую осень Варрован встретил бы под голубым небом.
Владельца магической лавки допрашивали иначе: вежливо и тактично.
Перепуганный господин Моус и рад был бы помочь, но не знал как.
- Вспомните, кому вы продавали антимагический порошок. Речь не о волшебниках.
- Но ведь их не всегда определишь, - оправдывался господин Моус. - Если они в мантии или с амулетами, накопителями - тогда да, а то ведь обычные люди. Просто необычные предметы покупают.
- И всё же, кто приобретал у вас антимагический порошок? - повторил вопрос следователь, краем глаза взглянув на часы. Дежурство только началось, а уже хотелось расслабиться, снять эту хламиду и пропустить чего-нибудь горячительного в тёплой компании бедняг, по разным причинам так же вынужденных ночевать в Следственном управлении. - Меня интересует период с первого апреля по сегодняшнее число.
Господин Моус задумался и начал загибать пальцы. Двое посетителей - его постоянные клиенты, а третий новый.
- Я ведь вспомнил. Он сразу много купил. Зашёл за пять минут до закрытия, начал путано объяснять, чего хочет... Точно не маг. И всё в тени прятался.
- Молодой или старый?
- Да не старик. Возраст не разобрал, но не моложе двадцати. Он, очевидно, верхом приехал: на ногах сапоги со шпорами. А на руке - печатка.
- Что за печатка?
- Запамятовал. Там, вроде, рептилия какая-то была...
- Может, змея или саламандра? - назвал следователь эмблемы врачей.
Моус пожал плечами и вздохнул: вылетело из памяти.
- Что ещё скажете? - дознаватель радовался скорому окончанию допроса и заметно повеселел.
- О том человеке? Одежду я его запомнил, голос... Если бы ещё раз увидел, узнал бы.
- Значит, вы согласны принять участие в очной ставке?
- Конечно. Если тот человек - убийца, как вы говорите, - это мой долг.
Память господина Моуса извлекла из небытия ещё несколько подробностей: уже знакомую по допросам других свидетелей кожаную сумку через плечо, из которой торчал кончик какого-то свитка, цвет глаз и напряжение в голосе покупателя.
- Благодарю вас, - следователь поставил вожделенную точку в протоколе допроса и протянул его на подпись свидетелю. - Ознакомьтесь и, если с ваших слов записано верно, распишитесь.
Неразборчивая подпись владельца магической лавки украсила лист проштампованной бумаги, и дознаватель поспешил подшить её в дело. Оно разрослось до двух томов: один, только начатый, лежал перед следователем, другой, раздутый, первый, - у господина Ульмана. Но утром оба тома должны были оказаться в кабинете Брагоньера.
- Если что-то вспомните, немедленно сообщите, - прощаясь, напутствовал свидетеля дознаватель. - И из Сатии до суда не уезжайте.
Господин Моус беспрекословно согласился и покинул Следственное управление.
Прохладный воздух позднего августовского вечера пахнул в лицо, стимулируя работу мысли.
Взяв экипаж, Моус всё думал и думал. Лицо покупателя никак не желало обрести чёткие очертания, оставаясь подёрнутым дымкой.
Но ведь было что-то важное, что Моус опустил. Какая-то деталь... И печатка тоже не шла из головы.
Владелец магической лавки раз за разом прокручивал в памяти давний вечер. Он не мог назвать точную дату, но амбарная книга, несомненно, её сохранила. Оставалось только взглянуть и сообщить следователю.
Первым делом, переступив порог дома, господин Моус поспешил справиться со своими записями. Визит пришёлся на май месяц, двадцать пятое число.
Моус замер, рассеянно водя пальцам по книге, и тут на него снизошло озарение: он вспомнил фигуру с печатки! Не в силах дождавшись утра, Моус изложил воспоминания на бумаге и бегом направился к стоянке экипажей.
Увы, ни одного свободного не нашлось!
Расстроенный, Моус вернулся домой. Сон никак не шёл, и он вновь спустился в лавку.
Письмо лежало тут же, на прилавке, готовое пополниться новыми сведениями.
Едва заметно дрогнуло пламя свечи.
'Опять сквозняк!' - подумал Моус и повернулся, чтобы встать и прикрыть дверь в складские помещения. Но вместо этого удивлённо пробормотал:
- А вы как сюда попали? Лавка закрыта, заходите завт...
И тут он испуганно замолчал, попятился, пытаясь нащупать и открыть средний ящик конторки, стоявшей справа, за прилавком. Моус узнал ночного посетителя и понимал, что ничего хорошего его визит не сулит.
Убийца нанёс удар первым, не позволив жертве воспользоваться кинжалом. Крик о помощи потонул в булькающих звуках: вслед за животом, преступник вспорол Моусу горло. Для верности перерезал его от уха до уха, сотворив страшную кровавую улыбку.
Убедившись, что всё прошло тихо, и служанка Моуса, спавшая наверху, не проснулась, убийца выпотрошил ящики конторки, вырвал лист из амбарной книги и тут заметил белевшее на прилавке письмо. Бегло прочитав его, преступник предал бумагу огню. Он знал, что любая магия не способна восстановить пепел, главное, не оставить ни клочка, всё обратить в прах и выбросить в обогревавшую лавку печь.
Найти антимагический порошок не составило труда. Преступник щедро посыпал им всё вокруг. Потом поспешил удалиться, обработав захваченным мешочком порошка всё, к чему прикасался.
Глава 9. Карточная колода.
Эллина Тэр держала в руках последний выпуск 'Жизни Сатии'. Она в который раз перечитывала заметку об очередном убийстве, и страх волнами расползался по жилам. Все они, горожане, оказались вдруг такими беззащитными, а власти - беспомощными. Нет, Сатия и раньше не была безопасна, но до этого по её улицам разгуливали только грабители, а не убийцы, хладнокровно вершившие кровавое дело даже за стенами богатых особняков и при большом скоплении народа.
Гоэта решила больше никуда не ходить без флиссы: по крайней мере, есть шанс остаться в живых, если сразу не перерезали горло.
Эллина сидела за столиком в ресторане вместе с Анабель. Они продумывали меню для празднования дня рождения гоэты. Времени оставалось немного, поэтому нужно было успеть сделать заказ.
Гоэта отчаянно боролась с излишествами, экономя каждый медяк. К примеру, только что отказалась от тарелки с мясными нарезками. Подруга не понимала такой скаредности:
- У тебя же мужчина есть, пусть оплатит. Эта сущая безделица!
- Бель, сколько раз тебе повторять, - отмахнулась от неё Эллина, отложив в сторону печатный листок. Плохие мысли сокращают жизнь, а то и притягивают беду, поэтому нужно попытаться выкинуть эти убийства из головы. - Я никогда и ни за что не возьму чужие деньги. Даже от тебя - не говоря о мужчинах.
- Ну тебя, с твоими дурацкими принципами! - фыркнула госпожа Меда. - Ты ещё скажи, что это аморально.