Этапированный в апреле 1940 г. из Старобельского лагеря НКВД для военнопленных в распоряжение УНКВД по Харьковской области капитан Мариан Зембиньский (ZIEMBINSKI MARIAN), 1893 г. р., официально числящийся захороненным под Харьковом, этапировался 23 декабря 1940 г. конвоем 136-го отдельного батальона КВ НКВД по маршруту Юхнов – Смоленск».
Как же так? Ведь эти офицеры «казнены» под Харьковом и Смоленском в мае 1940 г. Они что, воскресли в декабре 1940-го? Разумеется, нет. Просто их никто не расстреливал: их забирали из лагерей под Смоленском для дополнительных допросов или вербовки, а в декабре вновь возвратили в их лагеря. А в «Комсомольской правде» от 3.04.1990 в статье «Молчит Катынский лес» с. Стрыгин нашел такой факт: «После оккупации Смоленской области немцами между Польшей и офицерами-поляками, сидевшими в Катынском лагере, было восстановлено почтовое сообщение (в частности, одно из дошедших до адресатов писем было отправлено в г. Гродзиск-Мазовецки из Катыни в сентябре 1941 г.)».
А это как может быть? По геббельсовской брехне, никаких лагерей с польскими офицерами под Смоленском не было, но, как мы видим, в сентябре 1941 г., уже после оккупации Смоленской области немцами, оттуда пошли письма в Польшу – из могил, что ли?
А вот еще пример из документов самой бригады Геббельса. Я уже рассказывал о докладе Берии Сталину в ноябре 1940 г. по поводу формирования Войска Польского в СССР. Доклад явно сфальсифицирован геббельсовцами путем сокращения текста, тем не менее даже после этого начало оставшейся его части звучит так:
«Сов. секретно ЦК ВКП(б) товарищу Сталину
Во исполнение Ваших указаний о военнопленных поляках и чехах нами проделано следующее:
1. В лагерях НКВД СССР в настоящее время содержится военнопленных поляков 18 297 человек, в том числе: генералов – 2, полковников и подполковников – 39, майоров и капитанов – 222, поручиков и подпоручиков – 691, младшего комсостава – 4022, рядовых – 13 321.
Из 18 297 человек 11 998 являются жителями территории, отошедшей к Германии.
Военнопленных, интернированных в Литве и Латвии и вывезенных в лагеря НКВД СССР, насчитывается 3303 человека.
Подавляющая часть остальных военнопленных, за исключением комсостава, занята на работах по строительству шоссейной и железной дорог.
Кроме того, во внутренней тюрьме НКВД СССР находятся 22 офицера бывшей польской армии, арестованных органами НКВД как участники различных антисоветских организаций, действовавших на территории западных областей Украины и Белоруссии.
В результате проведенной нами фильтрации (путем ознакомления с учетными и следственными делами, а также непосредственного опроса) было отобрано 24 бывших польских офицера, в том числе: генералов – 3, полковников – 1, подполковников – 8, майоров и капитанов – 6, поручиков и подпоручиков – 6.
2. Со всеми отобранными был проведен ряд бесед, в результате которых установлено:
а) все они крайне враждебно относятся к немцам, считают неизбежным в будущем военное столкновение между СССР и Германией и выражают желание участвовать в предстоящей, по их мнению, советско-германской войне на стороне Советского Союза…»28.
Почему я считаю, что этот текст геббельсовцами сфальсифицирован? Видите ли, руководители такого ранга, как Берия (министр), берут в руки ручку, чтобы написать текст документа, очень редко. Они это поручают замам, те – руководителям Управлений, те – начальникам отделов, те – какому-нибудь лейтенанту госбезопасности, который, обмакнув перо № 86 в чернильницу, написал черновик этого письма, обсчитав все цифры в нем. Черновик перепечатывается без ошибок, затем он, копирка и лента пишущей машинки уничтожаются по акту, а текст письма идет на подпись к Берии по вышеуказанной цепочке должностных лиц, и каждое лицо в ней тщательно вычитывает текст, чтобы в нем не осталось ни единой ошибки. Если таковые останутся и Сталин высмеет за них Берию, то потом за эту ошибку расплатятся все, кто готовил и вычитывал письмо (но особенно достанется, конечно, лейтенанту). То есть в письмах такого уровня никаких глупостей не может быть изначально.
А вы посмотрите, что написано в этом письме. В нем пишется, что в СССР в лагерях НКВД находится два польских генерала и из этих двух путем тщательной фильтрации отобрано три генерала (Янушайтис, Борута-Спехович и Пржездецкий). В подлинном письме Берии Сталину такой глупости не могло быть принципиально.
Еще раз обращу ваше внимание на то, что в то время у Берии в НКВД было два управления лагерей: лагеря ГУПВИ, в которых содержались люди, имевшие статус военнопленных, и ГУЛАГ, в которых заключенные имели статус преступников. После того, как в марте – апреле 1940 г. подавляющая часть пленных польских офицеров была признана Особым совещанием при НКВД социально опасными и им был назначен срок содержания в лагерях, они были из лагерей ГУПВИ переведены в лагеря ГУЛАГа. А в лагерях ГУПВИ остались упомянутые в письме 18 297 человек, из которых 954 человека были генералами и офицерами.
Но Берия пишет, что это не все польские военнопленные, поскольку: «Подавляющая часть остальных военнопленных, за исключением комсостава, занята на работах по строительству шоссейной и железной дорог». Но числились эти военнопленные заключенными и находились не в лагерях военнопленных, а в лагерях ГУЛАГа, причем на каком-то щадящем режиме, поскольку Берия пишет, что офицеры и генералы («комсостав») на строительстве дорог не работают. И в этих же лагерях ГУЛАГа под Смоленском находились и те генералы, из числа которых и были отобраны трое, готовых сражаться с немцами вместе с Красной Армией.
Лагеря с польскими военнопленными офицерами были под Смоленском до августа 1941 г., но геббельсовцы из ГВП РФ уничтожают любые упоминания о них и не берут показания у тех свидетелей, кто видел этих пленных живыми и после начала войны. А такие свидетели даже сегодня есть. На что «Дуэль» малотиражна, но и нам эти свидетели пишут. К примеру, пишет полковник в отставке, бывший курсант Смоленского стрелково-пулеметного училища И.И. Кривой:
«На летний период обучения Смоленское стрелково-пулемётное училище выводилось в военный лагерь им. Ворошилова, находившийся между г. Смоленском и Гнездово, севернее железной дороги Смоленск – Минск.
Западнее нашего лагеря был лес, называвшийся Красный Бор, в котором в то время располагались военные склады, и в первые дни войны немецкая авиация усиленно их бомбила, а расположение нашего училища, как ни странно, не бомбила. За Красным Бором на западе находился массив Катынского леса. Весь личный состав училища знал, что в Катынском лесу находятся лагеря польских военнопленных.
Дорога из нашего лагеря на Витебское шоссе пересекала железную дорогу Смоленск – Минск, и на переезде с одной стороны находился ж. д. пост, а с другой – контрольно-пропускной пункт (КПП) нашего училища, с которого хорошо просматривалось Витебское шоссе и железная дорога. На этом КПП постоянно дежурили курсанты нашего училища.
Южнее этого КПП на реке Днепр находилась купальня нашего училища, и там тоже дежурили курсанты. Местность ровная, и с купальни тоже хорошо просматривалось шоссе, которое как бы находилось под постоянным наблюдением курсантов.
Нас из лагеря раз в неделю после обеда строем водили в баню в г. Смоленск.
В 1940 и в 1941 гг. я несколько раз нёс службу на КПП и купальне и регулярно ходил в баню. И каждый раз я видел польских военнопленных, которых строем вели на ремонт Витебского шоссе или везли на машинах на работы или с работ в г. Смоленске, или на строящееся Минское шоссе.
С полной ответственностью и категоричностью заявляю, что я польских военнопленных видел несколько раз в 1941 г. и последний раз я их видел буквально накануне Великой Отечественной войны.
Я утверждаю, что польские военнопленные офицеры в Катынском лесу на 22 июня 1941 г. были ещё живы, вопреки утверждениям Геббельса и Горбачёва, что они были расстреляны НКВД в мае 1940 г.»29.
Пока геббельсовцы под давлением поляков не уволили с поста главного редактора «Военно-исторического журнала» В.И. Филатова, он тоже собирал таких свидетелей.
В 1991 г. один из редакторов «ВИЖ» подполковник А.С. Сухинин встретился со свидетелем Б.П. Тартаковским и записал его показания (вопросы Сухинина выделены полужирным шрифтом).
«– Борис Павлович, расскажите, пожалуйста, когда впервые вы столкнулись с Катынским делом.
– С 1944 года я служил в польском корпусе, который формировался в Житомире. Как-то над нашим расположением пролетел немецкий самолет и разбросал листовки, в которых сообщалось, что русские расстреляли в Катыни тысячи польских пленных. Я в то время был строевым офицером и историей не очень интересовался, но все же этот факт меня заинтересовал.