Но — они были предметом особенной гордости мамы.
Она подговорила двух состоятельных работников клиники подарить их на недавний юбилей мужа.
Сам Сергей Сергеевич, правда, остался к ним равнодушным.
Он больше по-детски радовался подносимым ему картинам-шаржам, роскошным бокалам с дарственными надписями и особенно авторучкам.
Которые потом передарил Стасу.
А мама специально поставила амфоры — одну в прихожей, где всякому новому гостю говорила, что ее сын пишет романы на античную тему.
А вторую — в гостиной.
Чтобы продолжать начатую беседу.
Мол, если простой писатель пишет одну книгу, то исторический — целых три, а тот, кто отважится создать роман об античном периоде, почему их не так много в мировой литературе, и вовсе — все десять!
Пустые, никчемные вещи!
И беспредметные пока разговоры!
То ли дело, эта амфора.
И людям послужила.
И ему вот теперь помогла в минуты вынужденного безделья вновь, как и тогда в Покровской, когда он, наказанный отцом, впервые задумался о смысле жизни, вспомнить о самом главном.
Сколько же протянулось месяцев, лет и веков с тех времен, когда ее старательно изготовил скудельник, а затем пользовались многие, возможно, даже не одно поколение, люди?
Рабы и господа…
Купцы и воины…
Быть может, даже поэты!
Целая вечность и всего лишь миг…
«А ведь до сих пор души всех их, без единого исключения, живы! — вдруг подумалось Стасу. — И… где они, что с ними теперь?»
Ушедшими из жизни, так и не дождавшись прихода Христа.
Несмотря на все свои искания, старания, войны, землетрясения, болезни, скорби и муки…
Какое же это все-таки счастье, что он родился в иное, наше, то есть, от Рождества Христова — время!
6
Сергей Сергеевич наклонился к сыну и, понижая голос, сказал…
Сергей Сергеевич вернулся с работы как никогда рано.
Стас с удивлением посмотрел на часы.
Быстро сунул под подушку телефон.
Под мышку — термометр.
И по звукам стал определять, что происходит в прихожей.
Вот отец чмокнул в щеку маму.
Разулся.
Вот он, судя по недовольному ворчанию мамы, снова набросил на амфору свою шапку.
«Хоть какая-то от нее польза!» — невольно улыбнулся Стас.
Затем, как всегда, тщательно помыл руки в ванной.
И наконец, вошел к сыну.
— Ну-с, как тут у нас? — нарочито бодрым голосом с порога спросил он.
Стас протянул термометр.
— Да я и так вижу, что лучше! — улыбнулся отец, но, взяв термометр, нахмурился: — Это еще что такое? Час от часу не легче…
— Что там? Что?! — чуть ли не подпрыгивая, встревоженно принялась заглядывать ему через плечо мама.
— 35, 3! Ты долго его держал? — обращаясь к Стасу, спросил он.
— Да минуты три, а то и все пять — пока ты ко мне собирался!
— Значит, температура немного больше, но все равно маловато. Налицо явный упадок сил. Хотя, нет худа без добра, это лишь подтверждает диагноз — нервный стресс. Или, как сказала бы Лена — нервный встряс!
— Сережа! — с упреком взглянула на мужа мама.
— А что тут такого? — удивился тот. — Дело молодое. Поругались — помирятся!
— Да мы и не ругались даже! — напомнил Стас.
— Тем более!
Сергей Сергеевич, как и утром, внимательно осмотрел, прослушал Стаса и удовлетворенно — это для затаившей от волнения дыхание мамы сейчас было самое главное, почему она и не стала продолжать настаивать на своем — сделал окончательный вывод:
— Кризис миновал, и дело явно пошло на поправку!
— Слава Богу! — с облегчением выдохнула мама.
— Причем — во всех направлениях! — показывая на нее глазами, подмигнул сыну отец.
И велел маме заварить свежего, горячего чая.
И дать его сыну вместо всех таблеток.
А ему — вместо молока, как это делается на вредном производстве.
Мама радостно вышла.
А Сергей Сергеевич, дождавшись, когда закроется за ней дверь, уже серьезно спросил:
— Ну что, брат, переживаешь, конеч…
Он ждал, что Стас, поддерживая их давнюю игру, закончит за него слово и, сказав «но», продолжит уже свой разговор о наболевшем, а он, чем сможет, утешит, поможет ему.
Но Стас только молча пожал плечами.
— Что, Лена так больше и не звонила? — с искренним огорчением покачал головой отец. — Я ведь не случайно у тебя телефон не стал забирать…
— О чем это ты? — словно не понимая, уточнил Стас.
— Как о чем… о вашей размолвке с Леной!
— А это — кто? — как можно небрежней спросил Стас.
— Брось шутить!
— А я серьезно!
— Тем более…
Сергей Сергеевич посмотрел на сына, затем на опустевшую без фотографии полку и вздохнул:
— Так вот оно в чем дело… Мама, что ли уже здесь преуспела?
— Почему мама? — возразил Стас. — Мы и сами с усами!
— Скорее, эта шутка твоя с бородой!
Сергей Сергеевич наклонился к сыну и, понижая голос, сказал:
— Пока мамы нет, я вот что тебе скажу. Это мой долг и перед тобой, и перед Леной, лучше которой, как я убежден, тебе никогда и нигде не найти. За любовь надо бороться!
Стас с удивлением взглянул на отца.
До чего же они похожие с мамой.
Даже некоторые слова у них одни и те же.
И — разные!
— Ты же ведь весь в меня, — словно бы уговаривая, продолжал отец. — И мы с тобой — однолюбы! Ты хоть что-нибудь сделал для того, чтобы спасти свое счастье?
— Ну… попробовал все разузнать через Ваню, — признался Стас.
— И что?
— Да его даже к телефону не подозвали!
— Что — рана открылась? Точнее, раны! — обеспокоился — теперь уже о Ване — как никто другой чуткий и сострадательный к чужой боли Сергей Сергеевич.
— Нет, просто он, видать, на чьей-то свадьбе гуляет.
— Надеюсь, не на своей? Рановато еще ему после такого ранения — шутка ли, на гранату, чтобы других спасти, лег — прыгать и бегать.
— Да нет, он бы предупредил! Единственное, что я узнал — из госпиталя его выписали.
— Ну, тогда до своей свадьбы, тем более, все заживет! — сразу успокоился Сергей Сергеевич и снова вернулся к главной теме. — Допустим, ты не станешь сейчас бороться… отвлечешься другими делами… может, даже запретишь себе думать о ней… потом женишься. Но — полностью счастлив уже не будешь. Мне, например, очень повезло с мамой. Но я знаю и одного человека, у которого есть все: слава, почет, деньги — а личного счастья, как ни крути, нет!
«Постой-постой… — вдруг промелькнуло в голове Стаса. — Отец в последние годы очень сдружился с Владимиром Всеволодовичем… Ходит к нему в гости… В кабинете у того, прямо над рабочим столом, висит фотография Насти — жены его друга, отца Тихона, до того, как он стал старцем-монахом… Владимир Всеволодович никогда не был женат — до самой смерти старенькой матери так и коротал с ней холостяцкую жизнь… И теперь живет один... А это значит…
И он спросил:
— Ты это… про Владимира Всеволодовича?
Отец слегка замялся и, не желая ни лгать, ни отвечать прямо, сказал:
— Как говорили в древности — ты сказал.
Стас с некоторым удивлением посмотрел на отца.
Вот что значит общение с историком!
Ведь мало кто знает, что этот словесный оборот на Древнем Востоке, который, кстати, упомянут и в ответе Иисуса Христа — Понтию Пилату, означал весьма осторожный, но утвердительный ответ.
То есть, в переводе на наш современный язык это звучало бы:
«Да, это так!»
Судя по позвякивающим звукам из-за двери, мама уже налила им чай и теперь размешивала в бокалах сахар.
Мужу — пять ложек.
Мозг академика должен получать достаточную поддержку.
Стасу пока три.
Сергей Сергеевич тоже заметил это.
И, виновато покашляв, сказал:
— Ты только вот что… Маме о том, что я тебе сейчас сказал, не говори.