– Та-а-к, – протянул он, хищно улыбаясь, – значит, твой приятель помощник летописца… А летописец знает все, что происходит в караване… Очень хорошо…
Прости, красавица, но в твоей головке больше нет ничего, что бы заинтересовало меня. Я, конечно, понимаю, что прикосновение не дает того обилия впечатлений, как проникновение в память, однако, тебе придется удовлетвориться этим… Во всяком случае пока… – он повернулся к караванщику. – А вот тобой я займусь в полную силу… Не смущайся столь большим вниманием к такому ничтожеству, коим ты являешься. И… И вот тебе совет: не сопротивляйся. Так будет лучше. Для тебя.
Нечто невидимое, липкое и цепкое, как паутина, начало обволакивать голову юноши, заползло под веки, не давая им смежиться, сшило прочной портняжной нитью губы, запустило свои лапки – щупальца в уши и нос… В последний миг, уже чувствуя, что вот-вот провалится в бездну, Ри вспомнил совет горожанина: читай молитву…
Ему больше ничего не оставалось. И вот в разуме зажглись, словно лампады с огненной водой, запечатлевшиеся в памяти навечно слова-символы:
"Бог мой защитник, давший дорогу
Светлому духу, веру душе,
Чтоб поклоняться в вечности богу
Даже из мира к смерти ушед.
Бог моя сила, бог моя память,
Будь со мной рядом в миг тишины,
Дай прикоснутся к счастью устами,
Полня надеждой последние сны.
Бог судея мой, будь милосерден,
Пусть испытания знают конец,
Немощен буду ль, слаб я иль беден-
Душу мою сохрани, мой Отец…
Юноша с облегчением вздохнул, чувствуя, что паутина начала рваться, соскальзывая, освобождая сознание и тело.
Однако стоило ему увидеть торжествующее лицо мага, нависшее над ним, словно небо над землей, как он понял, что его радость была преждевременной.
"Ты сохранишь себя… – всплыли у него в памяти слова Ларса. Теперь он понимал, что собирался сказать горожанин – себя, но не тайну!
– Ну вот и все! – с шумом выдохнул старик. – Глупые караванщики! Если они хотели держать все в секрете, то должны были выжечь знание из своей памяти каленым железом!
– Но я ничего не знаю! – вскричал юноша, которому было нестерпимо больно думать, что, пусть не желая того, пусть находясь во власти мага, но он стал предателем.
– Конечно, – по залу разнесся громкий смех. – Но твой учитель! Он знал все! И он говорил с тобой, был рядом с тобой. Ты видел его глаза, в которых было написано все, словно в книге. Ты не способен самостоятельно воскресить в себе память об этом. Но мне… Мне это под силу! Теперь я знаю, что мне делать! Да славится великий и грозный господин Нергал! – твердой решительной походкой, не торопясь, стремясь отметить и прочувствовать важность каждого мгновения, он подошел к древней фреске, изображение на которой совсем пропало, сменившись переплетением тусклых мрачных цветов, отблесков огня и дыхания мрака.
Опустившись на колени, он воздел вверх руки.
Зала затихла в ожидании неотвратимого. Свет поблек, темнота померкла. Прошло мгновение мертвой тишины. А затем раздался громкий, охрипший от натуги голос: …Мрачен ваш облик, холодны тени, Что в миг рожденья не знали огня, Демоны страха, горя виденья, Духи посмертного в вечности дня!
След ваш мертвящий полнится ядом,
Путь искривлен и лишен тишины,
Тень покидая заклятого града,
Вновь возвернитесь под своды луны!
Уж не осталося силы в заклятье,
Коим низвергнуты были с вершин.
Демоны смерти, раскройте объятья,
В мир чтобы вновь ваш вошел господин!
Воздух вобрал в себя мрак, потек, заструился, словно блестящий черный шелк.
Тишина встала мертвой стеной, за которой нарождался гром.
– Что это? – со страхом глядя на происходящее вокруг, спросил Ри, спросил не ради ответа, а лишь для того, чтобы разбить пустоту тиши, в которой беззвучно терялось все, даже шум дыхания и стук сердца.
– Ничто и Нечто! – с торжеством воскликнул Ярид. – В них нет ничего общего с нами, смертными, – его глаза мерцали в лихорадке безумия, поблескивая огненно-красным отливом, когда он продолжал, – поэтому не к чему взывать. Но Их можно вызвать, упросить, убедить… подобрать слова, которые привлекли бы их, заворожили. Эти слова… Нужны века, чтобы найти их, располагая друг рядом с другом с той осторожностью, с которой мастер подбирает драгоценные камни для лучшего из своих произведений. Они – все, что внушает страх, оставаясь невидимым, недосягаемым, неразделимым в своей всецелостности. Они – не мужчины и не женщины, не смертные и не боги, но ветры, веющие вечно со всех сторон, переплетаясь в бурю. Они, лишь они способны вызвать к жизни самые мрачные и безжалостные беды, ибо они – дети господина погибели и владычицы смерти, проклятые своей прородительницей!
– Матерью – да, но не отцом! – жуткий, вселяющий в душу страх, смех разнесся над залом. – Вперед, дети мои! Прочертите мне дорогу в мир людей!
Тени соскользнули с древней фрески, стекли на пол, чтобы, обретя крылья-невидимки, взметнуться ввысь, разлететься по залу, заполняя его беззвучьем и слепотой пустоты.
По их следам, вниз спустилась самая блеклая из теней, ужасающая глубиной скрытой в ней бездны. Скользнув по полу, она метнулась в сторону служителя, который по-прежнему бездушной слепой грудой плоти сидел на камнях, бессмысленно покачивая из стороны в сторону головой, глядя в одну точку, ничего не видя и не слыша.
Абра вздохнул – и тень вползла в него, словно облачко дыма. Спустя мгновение жрец поднялся, потянулся, повел головой, выправляя затекшую шею…
– Старое тело. Слабое, – раздался низкий, срывавшийся в хрип голос.
– Если господин пожелает… – не смея шевельнуться, обернуться, глядя в одну точку перед собой, едва слышно проговорил Ярид. Его рука шевельнулась в сторону зажатых в тисках ледяных объятий каменных воинов пленников, предлагая богу сделать выбор.
– Разве ты приготовил для меня не это тело?
– Приготовил? – пробормотал маг, не понимая слов гостя.
– Твои мысли столь же путаны и пропитаны страхом, как и слова, – в голосе пришельца из иных миров сквозила усмешка. – Ты звал меня, однако не ждал. Ты произнес слова, вобравшие в себя тайны пограничий, но при этом совсем не знаешь обряда, действуя по наитию… Что ж, может быть, так даже лучше, – задумчиво проговорил он, – мне нравится все неожиданное, изобилующее новыми поворотами…
Не бойся, я не сержусь на тебя за незнание. В сущности, ты сделал все верно.
Жертвоприношения быстро восстановят и омолодят смертную плоть, соприкосновение с божественным духом придаст великие силы, – глаза на миг закрылись, и Абра… Или, вернее, уже Нергал с блаженством втянул в себя полную грудь воздуха. – Давно я не чувствовал себя настолько живым! – прошептал бог. – Ну-с, – заложив руки за спину, он повернулся к Хранителю, который продолжал стоять на коленях, лишь передвинулся, обратясь к фреске спиной, чтобы быть лицом к грозному гостю. – Ты все еще хочешь мне служить?
– Да, господин!
– Господин Нергал, – поправил тот, – мне приятно слышать свое имя. К тому же, произнося его вновь и вновь, ты питаешь меня своей верой не в меньшей степени, чем принося жертвы.
– Да, господин Нергал! – с готовностью повторил маг, глядя на Него взглядом, полным благоговейного трепета.
Перед ним стояло тело служителя, однако глаз не видел телесной оболочки, слишком уж сильна и могуча была духовная сущность, заслонившая собою все иное.
– Вот и хорошо, молодец… Ты боишься? Меня? Это хорошо! Бойся. Мне нравится страх. Ах, ты напуган возможным гневом Эрешкигаль! Не стоит, право же. Теперь ты мой, а, значит, Она навечно теряет свою власть над твоей душой и телом.
– Ты дашь мне бессмертие, господин Нергал?
– А ты так жаждешь его! Хорошо. Будь по-твоему. Мне нравится потакать слабостям.
Ты получишь все, что захочешь… Конечно, если я буду доволен твоим служением.
Ты и представить себе не можешь, какое могущество мне дано, какие я могу предоставить тебе возможности!
– Я готов на все ради Тебя, великий! – не вставая с колен, Ярид приблизился к богу, склонился, целуя камни у ног Нергала.
– Просто замечательно! – губы растянулись в улыбке, в бездонных наполненных иссушающим зноем глазах зажглись огоньки веселья.
– Однако…
– Однако? – его брови сразу же сошлись на переносице, лицо стало жестким и холодным, готовое в любой момент взорваться яростью.
– Прости, господин Нергал, что осмеливаюсь говорить с Тобой… Я лишь хотел…
Мне было сказано об испытании…
– Выбор Нинта? Ты об этой безделице? – черты расправились. – Перестань думать о ерунде! Ты уже сделал этот шаг, вызвав меня.
– Выбор Нинта? – Ярид всеми силами пытался понять, о чем говорит его божественный собеседник. – Но в легенде о Нинте ничего не сказано…
– О нем написано в книге Ута, – Нергал поморщился, недовольный тем, что был вынужден произнести ненавистное имя своего врага. И даже то, что враг этот давно повержен им, не радовало душу, не ослабляло гнева. Устремленный на коленопреклоненного слугу взгляд стал тяжелым и напряженным. – Я не хочу говорить об этом. Посему велю тебе больше никогда не задавать мне сей вопрос!