Мартин упал на дно кузова, но не удержался внутри и на повороте вылетел прямо на проезжую часть. Он проехал по асфальту, сдирая кожу и разрывая рубашку, но тут же вскочил на ноги и с силой оттолкнулся от земли, чтобы взлететь как можно выше, – на дороге уже произошло столкновение нескольких машин, водители которых хотели сбить фигуру ненавистного им человека.
* * *
Операция «Охота на беглеца» затягивалась. Мартин уже давно должен был выдохнуться и лежать где-то на грязном асфальте, растерзанный тысячами жадных человеческих рук. Еще больше фиолетовых лучей разрезало небо. Количество исполнителей, вовлеченных в охоту, снова увеличилось, под властью вездесущих Операторов. Сигнал, проникающий в мозг каждого элемента, приказывал людям гнать Мартина в закрытое пространство, туда, где он не сможет подняться над толпой и уйти от расправы.
Мартин, прыжками перемещавшийся по автомобильной трассе, оказался на перекрестке. Он на секунду замер, пораженный тем, каких размеров достигла толпа. С четырех сторон на него двигались настоящие лавины людей. Они держали факелы, они стреляли, не боясь кого-то задеть, они тянули к нему руки, желая схватить и разорвать тело Мартина на маленькие кусочки.
– Мир перевернулся… – выдохнул Мартин скорее пораженный этим безумным зрелищем, чем напуганный им.
Он увидел, что невдалеке темнеет вход в городскую подземку. Заплеванная лестница станции метро показалась более безопасной, чем открытое пространство, со всех сторон окруженное преследователями. Он подождал, пока толпа подберется к нему как можно ближе, и прыгнул настолько далеко, насколько мог, перелетая через головы людей, бегущих ему навстречу.
Когда спасительные двери входа в подземку были уже совсем близко, дорогу беглецу перегородил десяток бронетранспортеров. Из бронированных машин выпрыгивали солдаты, направляя на него стволы автоматов.
Мартин понял, что главное – это не останавливаться. Он бежал прямо на выставленные в него автоматы и взмыл вверх в новом прыжке как раз тогда, когда пули засвистели, разрезая воздух. Но Мартин уже был на лестнице, он несся вперед. Тогда двое полицейских, стоявших у входа, открыли стрельбу из пистолетов. Мартин даже не заметил, как одна пуля продырявила его плечо, но вторая, вошедшая прямо в сердце, отдалась обжигающей болью.
Впервые за эту долгую погоню что-то заставило Мартина упасть. Он почувствовал, как металлическая пуля пробивает мышечную ткань, разрывая его сердце. И тут же ощутил, как срастаются и восстанавливаются капилляры, регенерируются ткани, и сердце начинает биться с новой силой.
Мартин начал медленно подниматься, только в этот момент ощутив могущество своего бессмертия, свою неуязвимость ни для какого оружия. Он двинулся прямо на копов, не обращая внимания на то, что они лихорадочно стреляют в него из пистолетов, решетя его тело. Ранения затягивались, стоило им только появиться на теле Мартина. Он больше не чувствовал боли – регенерация происходила слишком быстро, чтобы можно было хоть что-то заметить и ощутить.
Мартин уже даже не пытался представить, чем может закончиться это безумие. Он знал только то, что должен продолжать борьбу…
Неожиданно Мартина толкнули в плечо. Он повернулся и встретился взглядом с потиравшим плечо мужчиной. По-видимому, тот так спешил на службу, что на ходу врезался в Мартина. Мужчина наклонил голову, молчаливо извиняясь, но вдруг, вскинул голову. Его лицо исказилось злобой. Он резко шагнул к Мартину и мертвой хваткой вцепился ему в горло. Люди останавливались, глядя на потасовку, а затем их лица ожесточались, и они рвались вперед, в гущу драки, чтобы тоже ударить, поцарапать, укусить ненавистного им человека.
Мартин пытался отбросить напирающую на него толпу, когда в метро вбежали солдаты. Они быстро выстроились в два ряда на ступенях широкой лестницы. Первый ряд опустился на колено, прижав приклады автоматов к плечам. Автоматные очереди оглушили Мартина, звуки выстрелов отражались от покатых стен, разлетаясь все новыми откликами эха. Мартин видел, как пули поражали людей в окружившей его толпе. Одна из них сбила с ног мужчину, державшего Мартина за горла. Рядом упала женщина, на ее белой блузке расплывалось кровавое пятно. Подросток справа от Мартина схватился за шею. Между его пальцев сочилась темная кровь. Он упал и заскулил от боли, пытаясь пережать рану. Пассажиры вокруг Мартина падали, как подкошенные. А он только пятился, пока невредимый…
Словно в замедленной съемке, Мартин видел град пуль, медленно приближающихся к его телу. Он прижался затылком к холодной стене и закрыл глаза… Он так устал… Это был слишком длинный день…
И в эту секунду ему показалось, что вся жизнь готовила его к этому дню. Он попытался прокрутить в памяти все события, что обрушились на него в минувшие двадцать четыре часа. Воспоминания, как череда ярких кадров, проносились в сознании, а пули медленно летели на него, чтобы изрешетить тело, впиться тысячью укусов… Вот он целует Аделину в теплый лоб и укрывает ее, родную, по-детски уснувшую после горьких слез. А вот водитель, падает лицом на руль, в его затылке – ровное круглое отверстие. А потом – погоня и удар. И приятная темнота. И сияние Рая. И небесные Ангелы. И переполняющее его счастье. А потом снова боль и возвращение на землю… Новая сила и разливающаяся по телу энергия, и смех рвется из горла. А еще была чужая смерть. Много, очень много смертей. Он и сам не заметил, как перестал обращать внимание на то, как жизнь покидает тело человека… Он вспомнил, как в припадке безумия люди давили друг друга, срывались с крыш высоток, разбивались в автомобилях… Он вспомнил, как безжизненно лежали тела парней, что дважды пытались отправить его на тот свет. Должен ли был Мартин отнимать жизни даже у этих, низших существ? Имел ли право на это? И где сейчас их души? Неужели, они поднимаются к райским вратам, как когда-то Мартин, шел к ним, наполняясь счастьем? Нет, скорее другие врата уготованы этим людям…
* * *
В Аду, как и в Раю, душа получает по заслугам.
В темном помещении Чистилища с высокими потолочными сводами и грязным полом, вымощенным неотесанными булыжниками, всегда стоял смрад. Его источали застывшие лужи крови, которые собирались из тонких струек, постоянно растекавшихся по полу. Свежий воздух, солнечный свет, человеческий смех и покой измученных душ были самым желанным в этой страшной крепости, невозможным благом.
Вдоль длинных стен в несколько рядов выстроились топки для сжигания грешников. Так их именовали человеческие элементы в легендах, передавая из уст в уста внушенную им мифологию. Создатели поработали над этими историями, подстроив их точно под человеческую психику. Конечно, у топок было и прагматичное предназначение: уничтожение фантомов человеческих тел. По истечении существования материальной оболочки, элементы все еще хватались за фантомы своих тел, боясь расстаться с этим символом их прежней жизни, телесности и благополучия. Камеры сжигания были необходимы, чтобы не произошло нарушения энергетического баланса Системы.
Но камеры утилизации не могли выглядеть прозаично и просто. Они были частью мифа, частью образа. Человеческие элементы – специфические организмы, но именно на их специфике до недавних пор держалось развитие этой цивилизации.
Эти странные существа способны верить, способны убеждать себя в истине самых абстрактных понятий. Именно поэтому Ад и Рай – необходимые элементы их существования, подкрепляющие миф о загробной жизни, об осмысленности и справедливости… Ад – так же необходим, как и Рай. Страдания души, ужас, и физическая боль необходимы Системе так же, как счастье и любовь, что переполняют реальность Рая.
А чтобы реальность продолжала существовать и работать, ее образную систему необходимо развивать и поддерживать. Вот поэтому камеры утилизации – это печи, полыхающие адским пламенем. Горящие угли тлеют в многочисленных печах, из их утроб вырываются языки пламени, а двери, закрывающие печи, сделаны из огнеупорного стекла. Муки должны быть показательны. Это часть их сути.
По темным коридорам, сновали существа с зеленовато-серой кожей, тонкими хвостами и острыми рогами, венчавшими плешивые головы. Руки, больше похожие на звериные лапы, заканчивались кривыми, но острыми когтями. Они быстро семенили своими козлиными ножками с маленькими копытцами, коридоры то и дело оглашались гулким цоканьем.
Это сопровождающие, а, вернее, – погонщики. Они притаскивают упирающиеся тела-фантомы, подгоняют их ударами плетей, а часто пускают в ход рога и копыта. Ощущения физической боли еще долго сохраняются в телесной памяти элементов, поэтому фантомы их тел передают в их сознание все те же ощущения, что передавало бы и материальное тело.
Когда Рон открыл глаза, он все еще чувствовал боль в голове. От сильного удара ныли кости, и хотелось выпить. Внезапно когтистая лапа ухватила его за плечо и бесцеремонно поволокла по каменному полу. Его затошнило от запаха протухшей крови и помоев, он пытался вывернуться, кричал что-то, но все было тщетно. Погонщик бросил его в угол. Рон захотел вжаться в стену, исчезнуть, раствориться в этих холодных серых камнях. Он вдруг осознал, что умер, а это значит, что он попадет в Ад. Ужас пронзил его, сжал горло. Он пытался что-то проговорить, но изо рта вырывалось только жалкое мычание.