Он чувствовал холод, и иней оседал на его светлой коже, когда планета погружалась в заледенение. Он видел, как человек впервые посадил огонь в клетку, тем самым подчинив себе стихию. Видел, как появлялись наскальные рисунки, как в человеке зарождался разум, как менялись человеческие ценности и жизнь. Видел, как шли войны, как рождались новые люди, как менялось человечество. Он фиксировал изменения системы.
Но оператор МG76 совершил ошибку. Это не была ошибка кода, не сбой в процессе архивирования файлов. Биоробот, запрограммированный на подражание человеку, должен оставаться созданием высокого сознания, быть выше эмоций, свойственных человеку. В этом его преимущество. Оператор МГ76 был осведомлен, что изучение и архивация материала, полученного при наблюдении за людьми, в дальнейшем послужит для создания новой, более высокоразвитой цивилизации. Оператор МG76 совершил ошибку – он научился сопереживать.
Он видел, что в этой странной системе, которую он изучал уже миллиарды лет, есть не только эволюционный ход развития, борьба за лучшие условия жизни и жажда главенствования. В этой системе существовала непонятная для него привязанность людей друг к другу. Люди зачастую поступали нерационально, оперируя абстрактными понятиями. Они боролись за что-то, что нельзя ощутить и пощупать, они жили ради необъяснимых для Оператора вещей, они отдавали жизни за идеи, они переживали высочайшее эмоциональное напряжение, услышав набор звуков, что именуется музыкой, они чувствовали болезненную зависимость друг от друга и называли это заболевание величайшим счастьем. Они были совершенно непонятны оператору. Они были нежизнеспособны, но каким-то образом их система продолжала функционировать.
Эта странная система была не похожа на остальные. Несмотря на обилие разрушительных элементов, она продолжала существовать. И оператор поверил в людей. Он понял, что эта система может прийти к небывалому взлету, к высотам развития, о которых не мыслили Создатели. Оператор не просто архивировал данные, он анализировал увиденное и со временем научился понимать мотивы, движущие людьми. Часто это были низменные желания, продиктованные природой, заложенные в человеческий мозг множество поколений назад. Но порой оператор поражался, насколько идеи, движущие поступками людей, оторваны от повседневной действительности. Он видел, как одни и те же образы рождаются в сознаниях разных людей, разных поколений. Как перекликаются между собой эти идеи, открывая взгляду оператора связь, смысл, гармонию, к которой стремился человек разумный. То единение с миром, которое человек пытался обрести все эти годы в религии, в искусстве, в самом себе. Оператор МG76 увидел смысл существования этой системы. Это была его ошибка. Это было его открытие.
Люди не знали, что ими движет Система наблюдателей, они и не могли этого знать, ведь их разум зачастую просто подчинялся очередному коду. Тогда сознание отдельных личностей или огромных групп людей менялось, это влекло необратимые последствия для социума, но давало возможность наблюдать за тем, как ведет себя человеческая система в ситуации кризиса, какие защитные реакции выработаются в человеческом обществе.
Оператор видел, как человеческие особи не выдерживали воздействия, видел, как ломалась их воля, отключался интеллект. Он видел, как таких сломленных Системой особей отторгает социум, как они организуются между собой, стараясь захватить власть. Видел и несчастных, которых именовали душевнобольными, – особей, что не сумели справиться с воздействием очередного кода и не смогли перестроить сознание, найти лазейку для спасения интеллекта. Иногда оператору МG76 казалось, что эти сумасшедшие создают свои личные альтернативные реальности, в которых продолжают жить, умирая для реальности человеческого общества, но обретая непонятную для других, жизнь внутри себя…
Испытуемая цивилизация поражала своей гибкостью. Система наблюдателей вводила коды для создания осмысленности ее существования. Это искусственное вторжение в их жизнь оказалось необходимостью для человеческого сознания, оно было принято с готовностью и страстью. Идеи места, куда после физической смерти попадут люди, соответствующие социальным нормам, и места, где после смерти окажутся все элементы, выпадающие из принятой системы ценностей, были подхвачены, развиты, вызывали споры, меняли жизни, убивали и давали рождение. Ад и Рай, изначально введенные как внешние программы, оказались необходимы людям.
Как это произошло? Почему эти четкие, даже грубые обозначения были с такой легкостью приняты этими существами? Сопереживание помогало Оператору понять людей. Он уже знал, что Рай и Ад давно существует в человеческих головах. Это не навязанные Системой наблюдателей код, в очередной раз меняющий реальность человеческой цивилизации. Это было обретение имени для понятий, которые люди не могли описать, не могли возвести в статус данности, не могли вытащить из собственного сознания. Люди были сложнее, чем предполагала Система наблюдателей, правда, даже они сами не понимали этого…
Оператор МG76, теперь именующийся Отступником, прервал цепочку кодов, выстроившуюся перед его глазами. Он был в созданном им самим мире: этот океан, эта песчаная отмель, этот вечный закат – сотканная из цифровых кодов реальность, где его не смогут найти, пока он сам не покинет своего убежища. Он взглянул на красное солнце, что никак не могло закатиться за горизонт. Волны все так же мерно качались, создавая такт колыбельной, тени деревьев все так же лежали, покорно вытянувшись вдоль берега. Отступник не был более причастен к Системе наблюдателей. Сопереживающий не может бесконечно продолжать наблюдение и архивацию данных, рано или поздно сопереживание переходит в действие…
* * *
– Сколько нетерпения! – Мартин поспешно рванул ручку двери и оказался в их маленькой гостиной. Аделина радостно вскинула свои длинные ресницы, и поспешно отвернулась к проигрывателю.
– У меня для тебя кое-что есть. Нужно обязательно послушать перед выходом. Это музыка на счастье!
Принимать гостей здесь было бы трудновато, да и некого им было принимать, слишком отрешенными выросли и Мартин, и Аделина, слишком были увлечены друг другом. Гостиная была мала, зато в углу на небольшом стеллаже разместилась неплохая коллекция виниловых пластинок, абажур давал рассеянный желтый свет, а потертый диван будто был создан специально для Мартина и Аделины, только для них двоих. Мартин любил смотреть, как Аделина водит пальцем по пыльным рядам пластинок, выбирая ту, что подходит под их общее настроение. Наконец, остановившись на одной, резким движением пальца ловко поддевает край упаковки, выхватывает пластинку из плотного ряда, бережно переворачивает, избавляя от картонной обложки и извлекает на свет блестящую, будто спинка жука, окружность.
Шуршание проигрывателя, затем игла легко чиркает по пыльной поверхности пластинки, затем чувство тепла от спины Аделины – последовательность ощущений, всегда предвосхищающая начало звучания. Едва заведя пластинку, Аделина с ногами забирается на диван, словно кошка, уютно устраивается среди подушек и прижимается к плечу Мартина. Пластинку они всегда слушают до самого конца, не подгоняя иглу, не перескакивая через песню. Невыносимо представить, что их уют должен прерваться ради такой мелочи. Они не раз оставались сидеть на диване, прижавшись друг к другу, даже когда лапка проигрывателя автоматически поднималась, снимая иглу с дорожки, и комната заполнялась шуршащей тишиной. Тишина не мешала, а наоборот, давала контраст, делала только что услышанную музыку насыщеннее, ценней. И сами они становились ценнее друг для друга, каждый раз будто бы заново ощущая свою близость.
И в этот раз они так же молча, следую негласному правилу заняли свои места. Мартин устроился поудобнее на диванных подушках, Аделина рядом с проигрывателем колдовала в поисках нужной песни. Наконец она скользнула на диван, рука Мартина естественно легла на ее плечи, Аделина прижалась к нему чуть плотнее.
– Слушай. Слушай. Слу-шай, – шептала она.
Он закрыл глаза и слушал. Джаз лился из старых колонок, похрустывал, позвякивал, но все же лился, то опускаясь куда-то вниз, то поднимаясь на непостижимые высоты. Звук завораживал, он уже не был мелодией, он окружал Мартина и становился реальностью, в которой тот существует. Мартин закрыл глаза, крепче обнял будущую жену, мысли текли неспешно, но были чисты, закончены, конкретны.
Он часто думал о своем существовании. Был сначала задумчивым мальчиком, затем юношей с серьезным взглядом, то с книжкой Ницше, то с очередным экзистенциалистским трудом, то с истрепавшейся Библией подмышкой. Он искал ответы на свои вопросы, и порой ему казалось, что они очевидны и напечатаны в книгах, нужно только уметь прочесть. А иногда чудилось, что авторы этих текстов, в которых он ищет отгадку всей своей жизни, на самом деле такие же, как он, дети, запутавшиеся, толкающиеся в стены темной комнаты, куда их запустила властная рука, да так и оставила, чтобы посмотреть, что из этого выйдет…