– Теперь ты знаешь, что такое боль.
Мелани надела шлем и села позади Мартина, обхватив его руками. Она старалась вести себя как можно спокойнее, но он почувствовал, что ее бьет мелкая дрожь. Он рванул с места и понесся, обгоняя машины, ощущая досаду за свою неожиданную жестокость и отголоски той нечеловеческой холодной ярости, которая заполняла его там, на школьном дворе. Он упрямо увеличивал скорость, хотя понимал, что едет уже слишком быстро, ощущал, что Мелани все сильнее и сильнее сжимает руки. Он будто бы безотчетно хотел показать ей, что эта его часть – пугающая, жестокая. Киборг, непохожий на того доброго мальчугана Марти семь лет назад, теперь всегда будет присутствовать в их жизни.
Мелани закрыла глаза и спряталась за спиной Мартина от встречного ветра. Она перестала думать о том, с какой скоростью они несутся по трассе, она бессознательно снова и снова воспроизводила в памяти лицо Мартина – спокойное, белое, со сжатыми в тонкую нитку губами, его руку, сжимающую неестественно искажающуюся кисть кричащего парня. Она бы и секунды не смогла выдержать, зная, что она – причина такой боли, а Мартин спокойно продолжал сжимать пальцы, наблюдая, как парень оседает на землю, будто не слыша его крика. Снова и снова вспоминая эту страшную сцену, Мелани с удивлением не находила в себе страха, она будто бы пропустила через себя ярость Мартина, ощущая ее каждым нервом, она не хотела крушить все вокруг, она чувствовала страшную потерянность, бессилие. Видя внутреннюю борьбу и злобу Мартина, она не знала, как ему помочь. Сегодня она вдруг ощутила, что Мартин не нуждается в ее помощи.
Эта мысль пронзила ее. Она на секунду раскрыла глаза и, увидев бешено мелькающие огни ночного города, сливающиеся в разноцветные мерцающие узоры, прижалась к спине Мартина, крепче сжав руки. Ей стало страшно не из-за скорости. Она вдруг ощутила, как легко может потерять его, как в нем нуждается и как хочет быть необходимой ему.
Мартин резко затормозил у дома Мелани. Сняв шлем, он пытливо посмотрел в ее лицо. Испуг? Отвращение? Холод? Он знал, что после того, как она увидела его настоящего, отношения между ними навсегда изменятся. В ее глазах ему виделась необъяснимая мольба. Неужели она теперь боится его? Неужели она допускает хотя бы мысль о том, что он способен причинить ей вред?
– Сегодня ты был другим, я не знала тебя такого. – Она говорила напряженно, стараясь выдержать спокойный тон.
– Да, ты права. Я сильно изменился с тех пор, как был маленьким мальчиком, рассуждающим о коллективном разуме. Ты… Наверное, теперь ты боишься? Я противен тебе?
Мелани резко вскинула опущенную голову, будто бы от удара.
– Противен? Ты думаешь, что можешь быть противен мне? – она смотрела на него с болью, и мольба в глазах читалась еще отчетливей. – Неужели за все это время ты совсем не узнал меня? Неужели ты так легко готов отказаться от меня, едва почувствовав себя другим?
– Нет, Мел, нет. О чем ты? Просто я чувствую, что изменился, и чувствую, что могу принять себя нового. Но не знаю, можешь ли ты.
– Я знаю только, что больше всего я боюсь потерять тебя. Раньше я знала, что нужна тебе. Теперь я не знаю, зачем я здесь… – Она снова опустила голову.
– Мел… Мел, глупая, – он усмехнулся. – Я бы не знал, что делать, не будь тебя у меня. – Он вдруг рассмеялся, будто бы освободившись от тяжелого груза, и подхватил ее, закинул на плечо, закружился, смеясь.
– Какая же ты дуреха, Мелани! Рыжая моя Мелани! Такая красивая и такая глупая!
– Мартин! Прекрати! Мартин! Я тебе не уличный хулиган! – она сама не могла сдержать смеха. – Поставь меня, Марти, у меня закружилась голова! Правда!
Он тут же поставил ее на ноги и испытующе посмотрел в глаза – на него смотрела прежняя Мелани, все те же лукавые искры в глазах, та же хитринка, в них не было этого непонятного умоляющего страха. Мелани снова рассмеялась, глядя в его радостное лицо.
– Похоже, мы с тобой все-таки не пойдем на выпускной бал. Я знаю как минимум троих парней, которые будут не рады тебя там видеть.
– Я почему-то чувствую, что в ближайшие пару месяцев эти парни намереваются исключить танцы из сферы своих многочисленных занятий, – в тон ей, стараясь не рассмеяться, ответил Мартин.
– Это смешно, но еще минуту назад ты был будто чужой. А сейчас… Чему ты улыбаешься сейчас?
– Не знаю. Мне кажется, я поверил в себя.
– Потому что теперь знаешь, на что способен? – Мелани снова почувствовала, что он не так близок ей, как может казаться.
– Я понял, что я никогда не останусь один на один с собой, это было бы невыносимо, Мел, и я благодарен тебе за это. Ты, наверное, не можешь понять, как. – Он сжал ее руки.
– Я благодарна… – Она замолчала, снова взглянув в его лицо.
– И ты права, я понял, что способен противостоять злу.
– Ты способен на многое, Марти. Иногда мне кажется, что ты можешь все. От этого мне становится немного страшно. Ведь я могу так мало.
– Больше, чем тебе кажется, – улыбнулся он в ответ. – Ну что, я заеду за тобой вечером?
– Я буду ждать.
Они не знали, что из окна небольшой кухни, забыв про остывающий кофе, на них смотрит мама Мелани. А на подоконнике, обвив ноги пушистым хвостом, сидит и, кажется, тоже наблюдает за молодыми людьми когда-то маленький смешной котенок, с трудом взбиравшийся вслед за Мелани по ступеням крутой лестницы. Теперь котенок превратился в красивую, гордую, грациозную кошку.
– Она стала совсем взрослой, – тихо проговорила Саманта. Она неосознанно гладила кошку, а глаза ее смотрели туда, где дети говорили о чем-то очень важном, это она понимала по скованности их поз, по серьезности взглядов. Но вот Мартин подхватил и закружил Мелани, и, увидев это, Саманта с облегчением рассмеялась.
– Дети, хоть и взрослые… Дети…
Она быстро отошла от окна и поправила волосы, стараясь отвлечься, согнать выражение озабоченности с лица, услышав, что Мелани открывает дверь.
– Мама, я сдала экзаменационные тесты, поздравь меня, я так счастлива! – Ее сияющая улыбка полностью подтверждала искренность слов. – Я сегодня очень боялась, а Мартин помог мне. – Взгляд Мелани слегка затуманился, но тут же снова озарился счастьем. Она порывисто обняла мать.
– Я рада за тебя, моя крошка, я так рада. – Саманта хотела бы всегда вот так держать свою маленькую дочку в объятиях. Она опустила руки с неким усилием и, отстранив Мелани от себя, посмотрела в ее лицо, будто хотела запомнить каждую черту.
– Моя такая маленькая, такая уже большая девочка. Тебя снова подвозил Мартин?
– Он очень хороший, мама. – Мелани опустила глаза, тут же смутившись.
– Я знаю, конечно, он хороший, – торопливо подтвердила Саманта. – Как он?
– Ему сейчас непросто, очень непросто. Я хочу быть с ним. Я нужна ему. – Мелани говорила отчужденно, будто сама с собой, а не отвечая на вопрос.
……….
…Ветер трепал рыжие волосы, вырывал из руки тонкий подол платья, собранный у бедра, раззадоривал Мелани, и она смеялась, перехватывая летящую ткань, ближе прижимаясь к затянутой в кожаную куртку спине Мартина. Степенное движение в бесконечном и неповоротливом лимузине никогда не сравнилось бы с этой стремительной ездой, этот выпускной бал уже казался Мелани удавшимся. То, как Мартин удивленно вскинул брови, увидев ее в длинном вечернем платье черного шелка, то, как смущенно улыбнулся, накидывая на плечи кожаную куртку: «Я решил, это лучше, чем смокинг», то, как сейчас они неслись на мотоцикле сквозь сгущающиеся сумерки, – все это уже казалось ей потрясающим.
– Я догоню тебя через минуту, ладно? – Мартин мягко улыбнулся, но она почувствовала, что этот вопрос не предусматривает отрицательного ответа.
– Все хорошо?
– Конечно, только сделаю один звонок.
Как по сигналу, в его кармане зазвонил мобильный.
– Я буду ждать внутри, – она еще раз обеспокоенно взглянула на Мартина. – Только недолго, хорошо?
– Конечно, это дело пяти минут.
Его голос стал отчужденным и жестким, как только он поднес к уху телефон.
– Я на месте, если вы все еще хотите встретиться. Задний двор.
Парни в объемных куртках, накинутых на голову капюшонах переговаривались, сгрудившись в подворотне неподалеку от здания. По изрисованной граффити стене мечутся их тени с острыми иглами арматур, качающимися цепями. Подвижными и неспокойными эти очертания делал непрочно закрепленный, колеблемый ветром фонарь.
Все взгляды обращены на крепкого парня. Стараясь не двигать зафиксированной у корпуса рукой, он говорит зло и жестко. Это голос Стива.
– Я хочу, чтобы вы замочили этого подонка. Понятно? Из-за него Алекс и Джонни еще в больнице, и неизвестно, скоро ли оклемаются. Это не игры. Он один. Мы сделаем все быстро и свалим, нас никто не засечет, а выродок будет наказан.