— Погоди, — отшатнулся Дмитрий, — ты хочешь сказать…
— Да. Отсюда ты выйдешь другим человеком.
Так вот в чем дело-то! Вот зачем его привезли сюда! Операция по изменению внешности…
— А согласие пациента на такие вещи у вас спрашивать не принято?
— Какой в этом смысл, если у пациента нет выбора? — фыркнула Охотница. — Я, кажется, уже все популярно тебе объяснила.
Да уж, популярнее некуда…
— Или, может быть, ты считаешь, что сумеешь укрыться от Мертвых Братств, не меняя внешности? У тебя еще остались какие-то иллюзии на этот счет?
Дмитрий со вздохом покачал головой. Какие тут могут быть иллюзии? Все они рассеивались как дым.
— Ну, раз уж на то пошло, то ведь и твое личико мертвяки тоже видели, — заметил он. — Сержант Гриценко с напарником. И если они живы…
Ему не дали договорить.
— Я тоже лягу на операционный стол.
Как-то уж очень спокойно Кристина об этом сказала. Как о чем-то привычном и банальном.
— Тебе не впервой, да? — догадался Дмитрий. — Уже приходилось менять внешность?
— Чаще, чем хотелось бы, — пожала плечами Кристина. — Не всегда удается сохранить инкогнито, а мертвяки — ребята настырные.
Она, наконец, нажала кнопку звонка.
* * *Дверь клиники открылась быстро. Их словно ждали.
На пороге стоял человек в белом халате. Типичный докторишка. Невысокий и поджарый, лысенький, пожилой, с бегающими глазками и бородкой клинышком.
— Здравствуйте, Алексей Феодосьевич, — вежливо поприветствовала его Кристина.
— Здравствуйте-здравствуйте, Кристиночка, — кивнул тот.
Представлять Дмитрия Охотница, похоже, не собиралась. Они с доктором вообще вели себя так, будто его тут и не было.
— Все в порядке? — Алексей Феодосьевич выглянул на улицу.
— Не волнуйтесь, все чисто, — заверила Кристина.
— Ну-ну… А то крутились тут какие-то на уазике с мигалками…
— Уехали уже.
— Ладно, входите, — доктор пропустил их в клинику. — Охрану я отослал, так что никто нам не помешает. Все готово…
* * *Дмитрий поежился.
Они оказались в просторном темном холле с огромным — в полстены — аквариумом. Тусклая зеленоватая подсветка, пробивавшаяся сквозь водную среду, разливалась по холлу призрачными отблесками.
— Вы уже в курсе, Алексей Феодосьевич? — спросила Кристина.
— Да, меня обо всем предупредили. Прошу в операционную.
Прямо так вот сразу? Дмитрий тоже решил включиться в разговор.
— Доктор, как долго все это продлится? — поинтересовался он.
— Что «все»? — не понял Алексей Феодосьевич. Или сделал вид, что не понял.
— Ну… Операция, послеоперационное лечение…
— Ах, это. — Человек в халате отмахнулся от вопроса, как от незначительного пустячка. — Недолго, не беспокойтесь. Утром выйдете отсюда с новым личиком.
— Утром? — не поверил Дмитрий.
Потом вспомнил о простреленной и исцеленной ноге, о чудодейственных снадобьях и заговорах Охотников. Вообще-то с такой «народной медициной» выздоровление, наверное, и в самом деле не займет много времени.
— Утром-утром, голубчик, — пообещал доктор. — Да не переживайте вы, все будет хорошо. Таким красавцем станете — родная мама не узнает.
Последняя фраза Алексея Феодосьевича отчего-то не внушала большого оптимизма.
— Вообще-то, можно было бы вас отпустить и раньше, но документики вряд ли так быстро сообразить получится.
— Какие документики? — снова удивился Дмитрий.
— Ну как же? Паспорт. К новому лицу полагается новый паспорт. Но хватит болтать. — Доктор сделал строгое лицо. — Пройдемте в операционную. Не задерживайте, пациент.
«Хорошо хоть, „больным“ не назвал», — подумал Дмитрий.
Алексей Феодосьевич шагал впереди, открывая и снова запирая какие-то двери. Дмитрий и Кристина следовали за доктором.
Они шли по безлюдным коридорам клиники. Звуки шагов вязли в мягком ковровом покрытии. Здесь тоже не горел верхний свет, а в стены были вмонтированы аквариумы с подсветкой. Над аквариумами, словно фамильные портреты в древнем замке, висели медицинские плакаты. Разноцветные пучеглазые рыбки пялились на людей из-за стекла. Бесшумно поднимались к поверхности воды струйки пузырей. Причудливые гроты и пестрый декоративный грунт притягивали взгляд.
Дмитрию казалось, что он сам тонет, все глубже и глубже погружаясь в пучину, из которой нет возврата.
Идти на эту операцию ему совсем не хотелось. Однако и не идти было уже нельзя.
— Надеюсь, пол нам здесь не поменяют? — попытался пошутить Дмитрий.
— А ты хочешь? — спросила Кристина с какой-то пугающей серьезностью.
— Иди ты знаешь куда! — Дмитрия аж передернуло. — Меня вполне устраивает быть мужчиной.
— Значит, полноценной женщины из вас не получится, — вмешался Алексей Феодосьевич. — И, следовательно, нет смысла в перемене пола. Да и хлопотно это. Вот если бы вы, молодой человек…
— Доктор, давайте без этих «если», ладно? — поспешил перебить Дмитрий, не желая развивать тему.
— Хорошо, давайте, — легко согласился Алексей Феодосьевич.
Он открыл очередную дверь. Щелкнул рубильником…
Ох! Дмитрий зажмурился.
После коридорного полумрака яркий свет операционной слепил и резал глаза.
Здесь царила идеальная чистота. Нет — чистотища. Стерильная, тотальная. Как, наверное, и должно быть в элитных клиниках. Да и не только в элитных.
В центре помещения, лишенного окон и облицованного белоснежным кафелем, располагался регулируемый по высоте и углу наклона стол-кушетка с мягким клеенчатым покрытием. Над столом светили мощные лампы. Возле стола возвышалось какое-то медицинское оборудование на широкой платформе с маленькими резиновыми колесиками. Впрочем, Алексей Феодосьевич небрежно сдвинул всю аппаратуру в сторону.
Лотка с хирургическими инструментами Дмитрий не увидел. Перед операционным столом стояла лишь небольшая подставка, на которой одиноко поблескивала стеклянная баночка без этикетки. Кажется, в баночке была какая-то мазь.
Дальний угол загораживала раздвинутая ширма. За ширмой стоял фотоаппарат на штативе. Хватало и других странностей.
Стерилизатор не работал. В операционной не было ни медсестер, ни ассистентов. Интересно, как будет работать хирург без помощников, скальпелей, зажимов и тампонов?
Или достаточно сказать нужное заклинание, и все само собой появится из воздуха?
— С кого начнем? — повернулся к ним Алексей Феодосьевич.
Кажется, в его взгляде промелькнуло что-то похожее на лукавую улыбку.
— Дамы вперед, — посторонился Дмитрий.
В конце концов Кристине оперироваться не впервой, а ему это пока в диковинку. Вот пусть Охотница и показывает пример.
Пожав плечами, Кристина безбоязненно шагнула к столу под яркими лампами и стянула с себя парик. Охотница вновь превратилась в блондинку.
— Тогда вы, молодой человек, будьте любезны, подождите пока в коридоре, — попросил доктор. — И Кристиночку смущать не будете…
Кристина фыркнула, давая понять, что смутить ее не так-то просто. Даже на операционном столе пластического хирурга.
— И мне мешать тоже.
Видимо, в этом и заключалась главная причина, по которой Дмитрия выставляли за дверь.
* * *Выйдя из операционной, он вновь оказался в темном коридоре с аквариумами и плакатами, демонстрирующими разные части человеческого тела в разрезе. Дмитрий прошелся по коридору. Туда. Обратно…
Странное было ощущение. Дмитрий чувствовал себя сейчас олигархом, тайком привезшим растолстевшую любовницу на липосакцию.
Но ведь потом придет и его черед входить в операционную.
Он все мерил и мерил шагами коридор. Нервное…
Минуты шли.
«А что, если сдернуть отсюда, пока не поздно?» — мелькнула в голове неожиданная мыслишка.
Увы, сделать этого он не мог, даже если бы очень захотел. Дверь на выходе из коридора была заперта. Кабинеты — тоже под замком. Единственное торцевое окно — забрано снаружи решеткой. Дмитрий уже не знал: то ли в качестве защиты от воров нужна эта решетка, то ли для удержания малодушных пациенток перед операцией.
Или пациентов…
Не прошло и получаса, как дверь операционной открылась. В коридор ударил сноп яркого света. Из света вышла… Медсестра? Помощница доктора? Только почему-то в одежде Кристины.
«Стоп! — спохватился Дмитрий. — Какая медсестра? Откуда? Не было в операционной никаких медсестер!»
Незнакомая молодая девушка улыбалась Дмитрию смутно знакомой улыбкой. Или все же знакомая девушка?
— Ты?! — Он растерянно захлопал глазами.
— Я, Дима, я…
И голос вроде бы знакомый. Однако узнать Кристину было сложно, да чего там — практически невозможно было ее узнать. И все же… Что-то прежнее неуловимое в ней все-таки оставалось. Больше всего это самое «что-то» проявлялось во взгляде.