Сначала он ответил:
- Ничего.
Солгать Иона стел нужным лишь после нового замечания Фернана:
- Я думал, не заболела ли она. Сегодня утром я ее не видел.
- Верно! Я тоже ее не видел, - поддержал мясник, прервав разговор с полицейским.
Обычно Джина, в домашних туфлях, часто растрепанная, иногда одетая в цветастый халат, ходила за покупками довольно рано, пока не нахлынет толпа.
Иона открыл рот и не сумел изменить приготовленную заранее фразу, хотя инстинкт и подсказывал ему обратное:
- Она уехала в Бурж.
Время от времени его жена ездила в Бурж - проведать подругу по прозвищу Лут, дочь торговцев семенами из лавки напротив, жившую там уже два года. Но почти всегда - и это все знали - она ездила автобусом одиннадцать тридцать.
Он досадовал на себя, что так ответил: это была ложь, а лгать он не любил; кроме того, у него было ощущение, что сделал он это зря. Но он уже не мог сказать правду, тем более что с минуты на минуту должен был подъехать на своем трехколесном велосипеде с коляской и пропустить стаканчик Палестри, отец Джины.
- Кто-нибудь знает, в конце концов, чем занимается в Бурже эта Лут? - ни к кому конкретно не обращаясь, спросил мясник.
- Таскается, конечно, - безразлично бросил Фернан.
Странно, что разговор затеял именно мясник: его старшая дочь, Клеманс, та, что вышла замуж, тоже замешана в этой истории.
Иона пил маленькими глотками; кофе был очень горячий, и очки у него запотели, что придавало ему несколько необычный вид.
- До скорого, - сказал он, кладя монету на линолеум стойки.
К двум коробкам книг никто не прикасался. В базарные дни ему редко удавалось что-нибудь продать; в лучшем случае он обменивал несколько книг. Иона машинально подровнял тома, взглянул на витрину и вошел в лавку, где припахивало пылью и заплесневелой бумагой.
Ночью он не осмелился зайти к Клеманс, дочери мясника, но утром, открывая лавку, увидел, что она идет за покупками, толкая перед собой коляску с малышом, и решительно вышел навстречу.
- Доброе утро, Клеманс.
- Доброе утро, мсье Иона.
Она говорила ему "мсье", потому что ей было двадцать два, а ему - сорок. В свое время она ходила в школу вместе с Джиной. Обе родились на площади Старого Рынка. Джина была дочерью Палестри, зеленщика, который, пока его жена торговала в лавке, развозил заказы на велосипеде с коляской.
- Хорошая погода! - бросил он, глядя на Клеманс сквозь очки с толстыми стеклами.
- Да, обещают жару.
- Растет! - степенно заметил Иона, нагнувшись над мальчиком; для своего возраста Пупу был очень крупный.
- По-моему, у него режется первый зуб. Привет Джине.
Было около девяти утра. Произнося последнюю фразу, Клеманс бросила взгляд в глубину лавки, словно ожидая увидеть подругу на кухне. Она не выглядела смущенной. Толкая коляску Пупу, подошла к бакалейной лавке Шена и скрылась внутри.
Это значило, что Джина солгала; Иона был почти уверен в этом еще накануне. Лавку он закрыл, как обычно, в семь часов, вернее, только притворил дверь, не запирая ее: пока он не спал, ему было не выгодно упускать посетителей - иные приходили обменивать книги довольно поздно. Из кухни было слышно, как звенит колокольчик, когда дверь отворяется. Дом был тесный - один из самых древних домов на площади Старого Рынка; на одном из камней были вырезаны герб и дата: 1596.