В парусной мастера Яков и Тимофей побросали работу и стали закрывать оконные створки. Всплеск молнии на миг ослепил Тимофея, и он поспешил стать в простенок. Яков перекрестился и отошел от окна, сказав:- Боюсь грозы. Рассвирепел Илья пророк...Над крышей снова громыхнуло, словно там повернули огромный каменный жернов. Вода за окнами лилась потоками, несла по двору мусор и мелкие щепки.Акиндин положил поверх серебристого полотнища мерку с делениями и кусочек мела, которыми размечал парусину.- Худо стало видно, - посмотрев в окно, заметил он. - Эвонде туча-то! Весь белый свет застила.- Гроза в лес не гонит, - отозвался Яков. - Не все робить, можно и отдохнуть под шумок-от, - он зевнул и повалился в угол на ворох старой парусины.В мастерскую заглянул Егор, хозяйский внук. Волосы мокрые - дождь застал его на улице. Успел только сменить штаны да рубаху. Акиндин обернулся, серьга блеснула в ухе острым косячком молодого месяца. Окинул внимательным взглядом крепкую ладную фигуру парня.- Садись, Егорша. Редко ты к нам стал заглядывать. Видать, крепко захороводила тебя Катюха... Все с ней милуешься?Егор покраснел, отвел взгляд. Катя - дочь соседа Василия Старостина нравилась ему, и он частенько проводил с ней белые ночи на берегу. Об этом знали все, хотя Егор и Катя прятались от любопытных взглядов.- Да не-е... На реке был, лодку с парнями конопатили. Надо бы под парусом на взморье сбегать, порыбачить...- И то дело. Лето коротко. Успевайте, - сказал Акиндин.Егор потрогал рукой новенькое, пахнущее льном полотно.- Кому теперь шьете? - спросил он.- Шхуну купеческу чекуевскую надобно оснастить, - ответил Акиндин, набивая табаком старую обкуренную трубку.- Давай и мне какое-нибудь дело, - попросил Егор.- Да темно ведь, худо видно. Ну да ладно, держи пока... - Акиндин подал парню два льняных веревочных конца. - Узлы помнишь? Вяжи-ко рифовый.Егор улыбнулся, откинул еще не присохшие светло-русые волосы со лба и ловко заработал длинными гибкими пальцами.- Эту науку я давно прошел, - сказал он, протягивая мастеру готовый морской узел. - Вот.Акиндин положил связанные концы на колени, раскурил трубку и только тогда взял их, стал рассматривать.- Верно, рифовый, - он потянул за свободный конец и узел распустился.Рифовый узел вязался так, чтобы при надобности его можно было быстро развязать.- Ну, а беседочный не забыл? - Мастер снова подал концы Егору.Егор, хотя и не столь быстро, как рифовый, связал и беседочный узел.- Я говорю, что эдака наука мне не в диковинку.Молнии стали сверкать реже, дождик помельчал.- Уходит гроза, - заметил Акиндин и подошел к окну.Вдали, над тесовыми крышами соседних домов небо стало проясняться, зазолотилось, и в мастерской посветлело.- Ну, за работу! - сказал Акиндин.Яков поднялся с вороха брезента и, надев на руку гардаман - кожаный накулачник, стал сшивать парус. Тимофей помогал ему.Егор следил, как Акиндин раскладывает на верстаке скроенные куски полотна. Он уже многому научился у парусных мастеров: сам сшивал полотна двойным швом, проглаживал их гладилками, делал по краям парусов подшивку, по линии рифов1 нашивал риф-банты, гордень-боуты. Мудреных названий разных частей парусной оснастки, употребляемых морским бродягой Акиндином, было великое множество, и Егор долго путался в них. Но потом все-таки запомнил все эти риф-банты и нок-гордени... В прошлом году зимой он научился "оканачивать" паруса, то есть выполнять последнюю стадию работы над ними. Заделка паруса заключалась в пришивании к нему ликтроса на шкаторинах2.Полотнища парусов были огромны. В летнюю пору в хорошую погоду мастера разворачивали штуки полотна прямо во дворе, на лугу, и вымеряли их и кроили там. А по зимам - на полу в мастерской.