– Может, и передышки не даст, – сказал Гвин. – Им нужна и Сигурни тоже. Они возьмут тебя, а заложников не вернут.
– Я думал об этом. Будем надеяться, что и в бароне теплится искра чести.
– Ты поступаешь правильно, Фелл, – сказал Бакрис. – Я на твоем месте сделал бы то же самое.
– Тогда пошли, – решительно молвил лесничий. – Нам остался всего один холм.
Пятеро двинулись в гору и взошли на вершину, когда солнце над западными горами сделалось красным. В отдалении виднелась крепостная стена Цитадели и высокий замок над городом.
У северных ворот висели в клетках четыре трупа. Воронье облепило их. Лиц на расстоянии не было видно, но черное поношенное платье вдовы Маффри узнали все.
– Боже, они уже казнены! – прошептал Тови. – Всего два дня прошло, а нам обещали неделю!
– Искра чести, Фелл? – повторил Гвин. – Теперь мы видим, чего стоит честь иноземца.
– Они поплатятся за это тысячекратно, клянусь, – произнес лесничий.
Сигурни в красном плаще сидела на потешной стене Асмидирова замка и смотрела на юг, где лежали покрытые лесом холмы. Рядом, опершись на зубчатый парапет, стоял Асмидир.
– Ну что, цель ясна? – спросил он.
– Да. Убивать иноземцев, – ответила она холодно.
– Нет! – вспылил он. – Это первый урок, который тебе предстоит усвоить. Война и убийство – разные вещи. Военачальник, не понимающий этого, сам будет убит – не врагом, так собственными людьми.
– Людьми? Где ты видишь людей? Я одна как перст и живу лишь ради того, чтобы перебить как можно больше этих мерзавцев. – Она поднялась, и ее светлые глаза впились в его черные. – Тебе не понять, что они со мной сделали, что отняли у меня. Ты мужчина. Весь этот мир сотворен для вашего удовольствия. Женщины либо служат вашей похоти, либо вынашивают ваше отродье, чтоб было кого на бойню вести через сколько-то лет. Сигурни плод не выносит, но в вашу игру сыграет.
– Нельзя играть, не зная, за что ты ведешь игру, – сказал Асмидир с печальной улыбкой. – Ты должна поставить перед собой цель, иначе стратегия невозможна.
– Что за цель, если нет армии? Но изволь, вот тебе цель. Избавить горы от чужеземного правления. Прогнать врага восвояси и еще дальше. Войти на их земли со стотысячным войском и взять их столицу. Довольно с тебя?
– Вполне. Теперь подумай, как этой цели можно достигнуть.
– Нет у меня времени переливать из пустого в порожнее. Войска-то нет.
– Так создай его.
Сигурни повернулась на каблуках, прошагала по стене, спустилась во двор. Не взглянув на склонившегося слугу, вошла в дом. Перед чучелом медведя стоял, задрав голову, Баллистар.
– Как живой, правда?
Она, не отвечая, проследовала в чертог, села в кожаное кресло у горящего очага. Асмидир и Баллистар вошли следом за ней.
– Почему они все мне кланяются? – спросила Сигурни. – Ни слова не говорят, только кланяются.
– Это я приказал им, – сказал Асмидир. – Привыкай к поклонению. Отныне и до конца жизни ты будешь стоять выше простых людей. Тебе предназначено стать королевой, Сигурни.
– Королевой потаскух, не иначе. Один черный ублюдок, помнится, так и сказал: «Ты, Сигурни, шлюха».
Асмидир придвинул кресло, сел напротив нее.
– Твой гнев оправдан. Я не знал тогда, что вождь, о котором, говорится в пророчестве – ты. За это я прошу у тебя прощения. И еще об одном прошу: направь свою ярость в верную сторону, не позволяй ей затмить твой разум. Если пророчество правдиво, а я верю, что это так, ты должна быть готова к действиям. Мудрый полководец знает, что запас бойцов и оружия можно восполнить, но утраченного времени назад не вернешь.
– Но кто пойдет за мной, Асмидир? Кто последует за Сигурни-шлюхой?
Баллистар, став между ними, отвесил ей низкий поклон.
– Я, если ты мне дозволишь стать первым, – сказал он и упал на одно колено.
– Ты мой друг, – устало, уже без гнева, возразила она. – Разве этого мало?
– Мало. Я верю в то, что черный сказал. Кудесник говорил то же самое. Я не создан быть воином, не могу вести людей в бой. Зато я хорошо стряпаю, и голова у меня работает. Я не дурак, Сигурни, хотя природа дала мне шутовской облик. Другие мужчины, воины кланов, падут перед тобой на колени, и ты наберешь свое войско. И если нам всем суждено умереть, то умрем мы в бою, а до того часа будем жить гордо.
Сигурни протянула ему руки, помогла встать.
– Считай себя первым, Баллистар.
Он поцеловал ей руку, покраснел и шагнул назад.
– Теперь я оставлю вас. Пойду приготовлю завтрак. На пустой желудок нельзя заниматься стратегией.
– Он сказал очень мудрую вещь, Сигурни, – заметил Асмидир, когда карлик вышел.
Она помолчала. В пламени ей виделась гибель Эбби, виделась страшная сцена в тюрьме.
– Что же за войско у нас получится?
– Вот так-то лучше, – улыбнулся хозяин замка. – В Лоде народу едва ли две тысячи, из которых сражаться способны не более шестисот, да и то вряд ли. Людям нужно пахать и сеять, нужно собирать урожай. Ближе к правде будет триста бойцов. У Паллида более шести тысяч – значит, наберутся тысячи две мужчин в возрасте от пятнадцати до шестидесяти. О Фарленах полных сведений у меня пока нет, но судя по величине заселенных ими земель, их должно быть не меньше четырех тысяч. Вингорас – самый маленький клан, но и он может выставить человек двести. Итого получается четырехтысячное примерно воинство.
– Но нельзя же держать их всех в одном месте. Если враг не захочет сражения и ускользнет, наши города и деревни останутся без всякой защиты.
– Хорошо! – Асмидир похлопал в ладоши. – Ты начинаешь думать. Скажи тогда, что нам следует прежде всего изучить?
– Характер вражеского военачальника, – не колеблясь сказала она и нахмурилась.
– У тебя снова что-то болит?
– Нет, просто вспомнила. Как это странно. Будто смотришь в окно и видишь себя. А со мной он, мой наставник. Вот что он мне сказал: «Изучи того, кто командует вражеской армией, ибо он – ее сердце и мозг. Тело может быть крепким, несокрушимым, но слабые сердце и мозг приведут его к поражению».
– Кто говорил тебе это? Когда? – удивленно спросил Асмидир.
– Стародавний король. В пещере, пока я спала.
– Ну вот, теперь начались загадки.
– Я не хочу быть таинственной. Оставим это пока. Он сказал еще, что перед войной нужно учесть пять основных условий: дух войска, погоду, местность, командование и доктрину.
– А о семи стихиях, случайно, не было разговору? – в полнейшем изумлении спросил Асмидир.
– Нет. Он сказал, что это оставляет тебе.
– Да ты, похоже, смеешься надо мной, женщина?
– Нет, я говорю чистую правду. – Она плавно поднялась с кресла. – А вождя, между прочим, неприлично называть «женщиной».
Она улыбалась, но Асмидир не улыбнулся в ответ. Он опустился перед ней на колени и склонил голову.
– Прошу прощения, госпожа моя. Дозволь мне стать вторым человеком, который тебе присягнет на верность.
– Теперь ты надо мной смеешься, – с упреком проговорила она.
– Я в жизни не говорил серьезнее, Сигурни, – возразил он, подняв глаза. – Я предлагаю тебе мой меч, мой опыт, а если понадобится, и мою жизнь. Все это твое – отныне и навсегда.
– Да будет так, – неожиданно для себя сказала она.
В чертог вошел слуга, поклонился и доложил:
– Сюда едут солдаты, господин, около тридцати человек. С ними тот, о котором вы говорили – в зеленом наряде.
Асмидир тихо выругался.
– Побудь в другой комнате, Сигурни. Положение может стать щекотливым.
– Кто этот человек в зеленом? – спросила она.
– Искатель. Он почувствует, что ты здесь. Один из слуг проводит тебя куда нужно, а я приду к тебе, как только смогу.
Обрин снял шлем и откинул кольчужный наголовник, подставив лицо и волосы свежему горному ветерку. Пристроил шлем на плоский прибрежный камень, положил сверху кожаные перчатки.
– Красивые места, – заметил Колларин-Искатель. Он тоже присел у ручья и стал умываться.
– Как у меня на родине, – сказал сержант и отошел посмотреть лошадей. Их разместили чуть выше по течению, при них стоял часовой. – Дай им остыть, а потом напои, – приказал Обрин.
– Так точно, мой капитан.
– Сержант! – рявкнул Обрин.
– Виноват, сержант.
У Обрина на душе сделалось совсем скверно. Ну, началось, думал он. Слух о его временном повышении разошелся быстро. Солдаты думают, что это забавно, но ему самому не до шуток. При их отъезде из казарм Цитадели присутствовало несколько офицеров, и толстый лейтенант Масирик, троюродный брат барона, во всеуслышание сострил: «Свинья, наряженная в шелка, все равно остается свиньей – верно, друзья?»
Обрин сделал вид, что не слышит. О его капитанстве скоро забудут, а наживать себе такого врага, как Масирик, совсем ни к чему.
Они стали лагерем в лощине, где тек ручей. Разведенные здесь костры издали не будут заметны, а часовой на ближнем холме предупредит о любых враждебных поползновениях. Вряд ли, конечно, кто-то будет пытаться освободить пленного, но устав предписывает командиру, при отсутствии укрепленного лагеря, принять определенные меры. Два костра уже горели, из котелков над ними пахло мясной похлебкой. Обрин поднялся на холм, сел на камень. Отсюда он видел Колларина у ручья и солдат, занятых своими делами. Пленника, связанного по рукам и ногам, посадили у вяза на краю лагеря. Лицо у него было в крови, один глаз подбит.