Подняв руку, девушка свистнула Эбби. Та послушно слетела с ветки на выставленный кулак, схватила клювом зажатое между пальцами мясо.
– Что же с тобой такое? – шепотом спросила хозяйка, поглаживая ей грудь длинным голубиным пером. – Никак захворала?
Птица смотрела на нее золотыми непроницаемыми глазами.
Вернувшись, Сигурни взяла ее в дом и посадила на высокую спинку стула. Развела в очаге огонь, положив кучу дров и два куска подаренного Асмидиром угля. Прицепила к потолочной балке весы. Эбби потянула два фунта семь унций – на пять унций больше, чем нужно.
– И как же нам с тобой быть, красавица? Чтобы ты слушалась, тебя надо кормить, но если ты не будешь летать, то растолстеешь, обленишься, и никакого от тебя проку не будет. Голодом тебя морить – пропадет вся наша наука, и придется начинать сызнова. Ты ведь умница, я знаю. Неужто у тебя такая короткая память? – Сигурни надела на Эбби колпачок. Птица доверяла ей и сидела смирно.
Леди поскреблась в дверь. Сигурни открыла, пустила ее к огню.
– Надеюсь, ты поела, ведь сегодня мы ничего не добыли. – Собака улеглась, застучала хвостом по полу и запрокинула голову, глядя на хозяйку карим здоровым глазом. – Ну ясно, поела. Лучше тебя никто в горах зайцев не ловит. Ты у нас быстрее ветра, одна Эбби способна тебя обогнать.
За окном темнело. Сигурни зажгла лампу, повесила над очагом. Сняла промокшие сапоги из оленьей кожи и промасленные кожаные штаны. Огонь сразу согрел голые ноги.
– Эх, кабы еще и есть не хотелось. – Она сбросила на пол замшевую рубашку. По стенам плясали тени.
– Адовы колокола в голове бьют. – Из спальни, держась за виски, вышел Гвалч.
– Так пей поменьше.
– Хорошо тебе говорить… – Он запнулся, увидев ее наготу. – Что за неприличие, женщина!
– Ты же сказал, что уйдешь, старый дурень. Я думала, что одна в доме.
– Ладно, – расплылся в улыбке он, – будем считать, что мне повезло. – Придвинув себе стул, Гвалч с нескрываемым восхищением уставился на освещенную огнем Сигурни. – Экая красота! Если Бог и создал что-то прекрасней тебя, мне он этого не показывал.
– По высоте твоего взгляда я заключаю, что для тебя главное грудь, – засмеялась она. – Фелл – тот всегда пялится на ноги и на задницу. Странные вы, мужчины, создания. Если Бог и создала что-то нелепее вас, мне Она этого не показывала.
– Непристойное поведение и кощунство к тому же, – расхохотался Гвалч. – Ты бесподобна, Сигурни. Прикройся, а? Пожалей старика.
– Что, или кровь взыграла?
– В том-то и дело, что нет. Оденься, дитя, будь умницей.
Она снова натянула длинную, до бедер, рубаху.
– Так сойдет? Можно подумать, ты меня не купал в свое время.
– Ты тогда была маленькая. И скорбная разумом.
– Скажи, Гвалч – как убить демона? – тихо спросила она.
Он почесал седую щетину на подбородке.
– А что, еды в этом доме нет? Голодом гостей моришь?
– Есть немного холодного мяса и непочатый штоф твоей медовухи. Для меня она слишком крепкая. Выпьешь, или мясо тебе разогреть?
– Не надо, – подмигнул он. – Нацеди медвяной росы.
– Сначала ответь на вопрос.
– Нет, – отрезал Гвалч. – Ничего я больше тебе пока не скажу. И если мне не нальют из-за этого, так тому и быть.
– А когда скажешь, если сейчас не хочешь?
– Скоро. Поверь мне.
– Я никому из мужчин не верю так, как тебе. – Она поцеловала его в лоб и принесла бутылку.
Старик, пропустив глоток огненной влаги, удовлетворенно вздохнул.
– Кто постоянно эту благодать принимает, будет жить вечно.
– Неисправимый. Знаешь легенду о короле с железной рукой?
– Само собой. Он ушел за Врата, но вернется, когда будет нужен.
– Правда вернется?
– Да. Когда время придет. – Старик налил себе еще чашечку.
– Это неправда, Гвалч. Я нашла его кости.
– На дне у водопада, знаю. Что ж ты никому не сказала про такую находку?
Сигурни удивилась, но не слишком.
– Зачем спрашиваешь, если знаешь ответ?
– Вопросом на вопрос отвечать невежливо, девочка.
– Людям нужно верить во что-то. Кто я такая, чтобы отнимать у них эту веру? Он был великий человек, и люди убеждены, что он не пал от руки подлых наемников, а сам их всех перебил.
– Он и перебил. Семерых человек вместе с собачьей сворой, однако враги успели смертельно ранить его. Один преданный человек нашел короля, еще живого, у озерца. Железнорукий наказал ему спрятать тело так, чтобы до урочного времени никто не нашел – королю перед смертью был, видишь ли, послан Дар. Вот откуда взялось сказание, что Железнорукий ушел за Врата и однажды вернется. И не байки это, а чистая правда.
Гвалч отодвинул пустую, третью по счету чашку.
– Когда же ждать его, Гвалч? – спросила шепотом Сигурни.
– Один раз он уже приходил, в Кровавую Ночь. Это он убил последнего демона, – пробормотал старик и захрапел.
* * *Фелл любил горы, любил безлюдные перевалы, сосны, долины с отлогими склонами, снежные вершины – весь неоглядный простор этого сурового края. Стоя выше черты снегов на Хай-Друине, он смотрел на север. Там лежали земли Паллидов, а еще дальше сверкала река, отмечавшая границу между Паллидами и тихими угрюмыми Фарленами. Эта земля неласкова к земледельцу. Зимы жестокие, летом урожай гниет на корню от постоянных дождей – только овес здесь и можно вырастить. В долинах разводят лохматых коров с острыми рогами, способных обороняться от волков и горных медведей, но и те часто гибнут в снежных заносах или срываются с круч.
Малодушным неженкам здесь не место.
Фелл потер щеки, озябшие от поднявшегося к вечеру ветра. К зиме он отрастит бороду, и будет теплее.
Пещеру он нашел как раз до наступления ночи. Полог у входа сгнил – в следующий раз надо будет принести новый холст, отметил про себя он. Преграда не из лучших, но все-таки не дает зверям забредать внутрь и удерживает тепло. В пещере, глубокой, но узкой, под природным дымоходом был устроен очаг. Там, как обычно, лежали приготовленные дрова и два кремня для добычи огня. Поленницы у дальней стены хватало не на одну ночь. В кладовой хранились припасы – овес, мед, горшок с солониной, дюжина восковых свечек.
Здесь, в одном из самых любимых мест Фелла, никто не мешал ему думать или мечтать. Мысли его занимала в основном служба: обход лесов и долин, выбраковка оленей, охота на волков, но эту ночь он хотел посвятить мечте и успокоению духа. Он быстро развел огонь, скинул котомку и плащ, прислонил к стене лук с колчаном. Достал мешочек с овсом, растопил в котелке натасканный в пригоршнях снег. Добавил овес, щепотку соли, размешал варево деревянной ложкой. Овсянку Фелл любил заправлять медом, но с собой он его не принес, а брать из кладовой было жалко. Всякое бывает – застрянешь здесь посреди зимы и будешь поминать, как слопал весь мед, не дождавшись осени. Он не стал подслащивать кашу, поставил остывать.
В памяти, непрошеное, всплыло лицо Сигурни, и Фелл сказал вслух, точно оправдываясь:
– Мне нужны сыновья.
– Любовь человеку тоже нужна, – произнес чей-то голос.
Сердце у Фелла чуть не остановилось. Вскочил, обернулся – позади никого. Рука сама нащупала обоюдоострый охотничий нож.
– Он тебе ни к чему, парень, – сказал тот же голос, на этот раз слева. У огня сидел самый старый человек, какого только видел Фелл, весь в морщинах, с отвисшей на подбородке кожей. Штаны и камзол из зеленой клетчатой ткани, на плаще нашиты перья, самые разные – голубиные, воробьиные, вороновы. Холщовый занавес так и висел у входа, непотревоженный.
– Как ты попал сюда?
– Другим ходом. Сядь, посиди со мной. – Старик протянул к леснику худющую руку.
– Ты что, призрак?
Старик задумался.
– Занятный вопрос. Я должен был умереть задолго до твоего рождения – значит, надо понимать, уже умер. Однако я не призрак. Я человек из плоти и крови, хотя плоти, признаться, не так много осталось. Я Талиесен, друид.
Фелл присел на корточки с другой стороны очага. Старик казался безобидным и оружия при себе не имел, но лесничий все же не стал прятать нож.
– Откуда ты меня знаешь?
– Твой отец угостил меня хлебом-солью, когда я был здесь последний раз – девятнадцать лет назад по вашему счету. Тебе было шесть годов. Ты посмотрел на меня и спросил, почему лицо так плохо на мне сидит. Дети не стесняются задавать такие вопросы, за то я их и люблю, – хмыкнул старик.
– Не помню.
– Это было в ночь двух лун. Со мной пришел еще один человек, высокий, очень красивый, в замшевой рубашке с изображением красного ястреба.
– А вот его я помню, – удивленно промолвил Фелл. – Он меня научил сквозь зубы свистать.
Старик с безнадежным видом покрутил головой и сказал что-то шепотом – выругался, как показалось Феллу.
– В ту ночь взошли две луны, и Врата Времени отворились, вызвав сход пары лавин, а ты помнишь только, что выучился свистать. Видно, так уж устроен мир. Овсянки дашь похлебать?