3
Разумеется, возникает вопрос: А как отличить хорошее произведение от плохого? Где критерий художественности и кто именно будет отделять зерна от шелухи? Это вопрос, на котором сломало зубы не одно поколение критиков и неразрешимость которого позволяет представителю низкого вкуса уверенно заявлять: А собственно, почему вы считаете эту книгу посредственной? Мы считаем эту книгу талантливой и хорошей. И при этом еще вполне правильно добавлять, что в литературе должны существовать разные вкусы. Вроде бы и не оспорить. Но это только если не понимать механики литературной оценки. Да, действительно, вопрос о качестве произведения теоретически неразрешим. Да, действительно, критериев художественности не существует. Но, являясь неразрешимым теоретически, практически этот вопрос решается довольно легко. Те, кто работал в науке, наверное, знают, существует метод оценки явлений, не поддающихся количественному анализу. Это метод независимой экспертизы. Несколько квалифицированных экспертов независимо друг от друга оценивают какие-либо параметры, затем выводится средняя, и на эту среднюю можно уже опираться как на достоверную математическую величину. Я сам работал таким экспертом и знаю, что ошибка здесь составляет в самом худшем случае пять процентов от условно выбранной математической единицы.
Нечто сходное присутствует и в литературе. Существует авторитетный Экспертный совет, непрерывно оценивающий вновь появляющиеся произведения. Этот Экспертный совет может быть оформлен структурно, и таким Экспертным советом, на мой взгляд является жюри премии "Странник", но он может и структурно не оформляться и тогда присутствует в виде мнения, складывающегося в профессиональной среде. Тут все просто до чрезвычайности. Если десять хороших писателей говорят, что книга хорошая - значит, она хорошая. Если же они говорят, что она плохая - значит, она плохая. И все. Споры возникают лишь в тех редких случаях, когда книга оказывается в интервале, отделяющем художественную литературу от посредственной. Но само наличие книги в таком интервале несомненно уже свидетельствует о ее литературной локализации. Грубые ошибки здесь исключаются, потому что в профессиональной среде непризнанных гениев нет.
4
Избежать литературной войны, по-видимому, невозможно.
Лучшая часть фантастики всегда будет стремиться к выделению самой себя из массы посредственной литературы, таким образом отстраняя всех остальных. В свою очередь авторы низкого вкуса никогда не смирятся с тем, что их деятельность не получает признания.
Рассуждения о мире в литературе, которые иногда приходится слышать оторваны от реальности. Они очень напоминают мне те доклады, те ужасные выступления по телевидению, те статьи, что нам всем приходилось читать и слышать в застойные годы. Если отбросить обязательную риторику, то вся суть их сводилась к следующему: нас, во-первых, призывали писать хорошо и талантливо, а во-вторых, призывали жить дружно, так сказать, единой семьей советских писателей. Я ни разу не слышал, чтоб призывали писать бездарно и плохо или чтоб призывали ссориться и враждовать друг с другом. То есть, все было правильно. Нечего было возразить. Но при этом и докладчик, и слушатели понимали, что под "хорошо и талантливо" подразумевается воспевание развитого социализма, а под "жить дружно, не ссориться" - безусловное подчинение литературным секретарям.
Это была демагогия.
Нечто подобное, как мне кажется, представляют собой и нынешние рассуждения о мире в литературе. О каком, собственно, мире идет речь? Нет мира вообще. Есть мир лишь на определенных условиях. И когда представитель низкого вкуса рассуждает о мире в фантастике, то под этим подразумевается: признайте нас, согласитесь, что наши произведения - тоже литература, допустите нас в номинации и в жюри, дайте право решать, что хорошо, а что плохо. Проще говоря, станьте такими же. Уничтожьте демаркационную линию. Уничтожьте границу между литературой и чтивом. Вот о чем идет речь. Речь идет о мире на условиях низкого вкуса.
Это вовсе не мир. Это - капитуляция.
Дело здесь не только в квалифицированном читателе, которого мы теряем,- новая фантастика сама ведет изнуряющую борьбу за признание ее со стороны реалистической литературы. Всем известно, что на фантастике стоит клеймо второсортности. Стало устойчивым использование клише: "детективы, фантастика и прочее низкопробное чтиво". Критика фантастики не замечает. Как бы заранее предполагается, что здесь ничего приличного быть не может. Все, наверное, сталкивались с ситуацией, когда книга российского автора отвергается просто потому, что это - фантастика, но одновременно признаются и анализируются произведения - да, конечно, реалистические но по своему литературному исполнению уступающие лучшим книгам современных фантастов. Вся фантастика скомпрометирована. Я не знаю, удастся ли каким-то образом реабилитировать жанр - например, Стругацким это не удалось - но в условиях борьбы за признание, что, конечно, является борьбой и за выживание тоже, мы не можем согласиться на лидерство литературной посредственности. Потому ни один современный критик, ни один настоящий писатель, ни один так называемый деятель литературы никогда не будет вникать в наши внутренние отношения. О фантастике как о жанре безусловно будут судить по внешним ее проявлениям. И если э т о считается в фантастике лучшим, значит, остальное просто бурда, и все разговоры о том, что фантастика это литература, бессмысленны. Ситуация чрезвычайно проста. Либо мы соглашаемся, что фантастика это второсортное чтиво, и тогда конкурируем с Гаррисоном, заведомо проигрывая ему, либо мы конкурируем с реалистической литературой, где, конечно, ничтожные, но шансы все-таки есть, но тогда мы обязаны достаточно ясно дистанцироваться от литературной посредственности.
5
Разумеется, я понимаю, что многих из здесь присутствующих смущает само слово "война", и что лучше бы было использовать какие-нибудь мягкие термины. Называть это, скажем, внутрижанровой конкуренцией, называть это, скажем, борьбой литературных течений. Вообще не использовать милитаристскую лексику. Однако, суть от этого не меняется. Говорить о борьбе течений можно только в рамках собственно литературы, а здесь речь идет о конфликте между литературой и чтивом. А такого рода конфликт в принципе не разрешим и всегда приводит к экстремальным военным формам, что, по-моему, объясняется личным составом противостоящих сторон.
Здесь необходимо иметь в виду следующее обстоятельство. Плохой писатель - это, как правило, еще и плохой человек. Почему это так, я сейчас обсуждать не буду, но мы все достаточно долго пребываем в литературе, чтоб уже убедиться в правильности данного утверждения. Причем, когда я употребляю термин "плохой писатель", то я вовсе не имею в виду подавляющего числа начинающих авторов или авторов, пока еще не написавших серьезных литературных произведений. Это, как мне кажется, еще никакие писатели. Не плохие и не хорошие. Только будущее покажет, что из них выйдет. Я имею в виду лишь тех писателей, что присутствуют в литературе уже достаточно долго и чье творческое бесплодие представляется очевидным. Мы такого рода писателей знаем по Великому противостоянию, вероятно, нет смысла перечислять конкретные имена, и мне кажется, что люди именно этого типа и возглавят наступление на художественную фантастику.
Материалом здесь, как всегда, послужат обиженные. Их будет много - уже в ближайшие годы большинство российских фантастов осознает тот горький факт, что они никогда не получат ни "Странника", ни "Улитку", ни пока еще, быть может, не очень престижную, но все-таки премию "Интерпресскона". Большинство осознает тот факт, что оно никогда не будет стоять в первом ряду российских фантастов и при составлении сборников, антологий или в представлении российской фантастики за рубежом им придется довольствоваться скучной и длинной очередью. В личном плане эта ситуация вполне разрешима. Автор может сказать себе: Да, конечно, ни хрена я писать не умею. Набуровил какую-то тягомотину, стыдно людям показывать. Надо плюнуть и начать все сначала.
Короче, автор может начать работать.
Но он может пойти и другим путем.
Плохой писатель тем и отличается от хорошего, что он никогда не скажет себе: Я не умею писать. Он заранее убежден в ценности всего им созданного. И если книги такого писателя не получают признания, значит, виноваты в этом другие. Значит, виновата литературная мафия, захватившая якобы власть в фантастике, виноваты конкретные люди, мешающие писателю, виновата сама фантастика, движущаяся, по мнению автора, не туда. А отсюда - и средства борьбы, которые вполне очевидны.
Я не стану далее углубляться в эту благодатную тему. Материал здесь слишком взрывоопасен. Однако, вся история отношений с молодогвардейскими лидерами свидетельствует, что экстремальные формы соперничества рождались именно той стороной и что именно "Молодая гвардия" превратила борьбу литературных течений в войну, применяя те методы, которые в литературе недопустимы. Потому что борьба - это когда оппоненты уважают друг друга, а война - когда уважения к противнику нет. Вероятно, нечто подобное будет существовать и в дальнейшем. Творческое бесплодие разъедает писателя как кислота, и поэтому маргиналии будут, видимо, исходить, в основном, от представителей низкого вкуса.