— …Теперь смотри, борода, — Андрей щелкнул тумблером, внутренности рации медленно закраснелись. — Вот эту штуку и вот эту, — Андрей показал, — при первой возможности смени. Понял?
— Ну, спасибо тебе, выручил, — облегченно вздохнул огромный буровик Петрович, борода — серебро с чернью. — Это ты нам на удачу встренулся.
— Ну, как, Петрович? — еще издали крикнул Спиридонов, начальник партии.
— Дружка-то нашего, Николай Николаевич, — Петрович припечатал плечо Андрея рукавицей, — надо б повеселей отблагодарить.
— Что за вопрос? — обрадовался Спиридонов. — У вас, Андрюша, есть во что перелить? Нет — так забирайте вместе с канистрой.
— Не надо. — Андрей встал от рации. — Спасибо.
— Медицинский, — сказал Петрович. — Без обмана.
Андрей помотал головой.
— Первый раз вижу, чтоб охотник от спирта отказался, — пожал плечами Спиридонов. — Так чем же вас отблагодарить?
— Вы к поселку Полярному идете?
— Считайте, что вы уже там. — Спиридонову хорошо стало, что он может помочь такому распрекрасному парню. — Добросим в лучшем виде. Мы сами к гавани свернем, а вам оттуда пустяки останется, километров пятнадцать.
— Вот за это спасибо.
— Мало того, — улыбчиво продолжал Спиридонов. — В Полярном для нас самолет, как раз на четверых, с грузом. А у нас планы изменились, мы на острова едем.
— А куда самолет?
— До Якутска. Ну а там вам до Москвы пара пустяков. Сейчас Петрович радирует в Полярный, что вы и есть наша группа…
* * *С приближением зимы и полярной ночи ледяные поля, или, как их называют, закраины, нарастали от кромки берега в море. По мере усиления морозов захватывали все больше и больше морского пространства, продвигали свою границу все дальше от побережья. Лед рос и в толщину подходил к метру. Переохлажденный воздух над застывающим морем медленно теснился к горным цепям островов. Невидимое тысячетонье скапливалось на склонах, чтобы, перевалив через хребты, сорваться. Ринуться на побережье. Ударить, сокрушая. Исчезнуть. Возродиться вновь…
* * *Но майору Лесникову на этот раз не суждено было погреться на черноморском солнышке.
Через четыре часа, а точнее, через три часа пятьдесят семь минут, после того как он отсмотрел телевизор (видимость в конце передачи сильно испортилась, уж он крутил-вертел), его разбудил сполошный телефонный звонок. Дежурный произнес лишь одно слово: СБОР! Это командующий отдал приказ начать учения.
Поднял части вверенного ему округа, что занимал территорию, большую, чем Франция и Голландия. Только климат в этих местах был совсем на французский не похож. Неверный был климат. От этого климата, особенно в конце осени — в начале зимы, чего угодно можно было ожидать. Даже видавшие виды синоптики с Диксона, которых вся Арктика уважает и к которым прислушивается рациями, даже они и то иной раз впросак попадали.
Пока одна только медведица почуяла недоброе. Еще день тому назад. И погнала медвежонка к берегу, к берлоге.
Недаром северные народы — и ненцы, и чукчи, и эвенки, и кеты с юкагирами — очень медведей уважают. Эвенки называют медведя «амикан» (дедушка), а медведицу — «атыркана» (большая старуха) и «эбэкэ» (бабушка). В стародавних легендах говорится, что медведь раньше был человеком. Или что он человеческий брат и что в старину медведи даже женились на северных девушках. А еще медведь, это уж шаманы говорят, — хозяин «нижнего», подземного мира. И поэтому, убивая медведя на охоте, надо к нему уважительно относиться, чтоб не осерчала «божественная душа» его. Шаманы в старину гадали с помощью медвежьей лапы — бросали в сторону того, кто хотел судьбу узнать. Кричали: «Дедушка, скажи!» Смотрели, как упадет.
«Стучит ворон — ток-ток! И ворона — ток-ток! Крошу я моченую юколу — кон-кон-кон! Пустая посуда звенит — кон-кон! кон! Жертву принесите речному лиману! Клюкву и корни несите, медведь же — чавк-чавк — и проглотит. Куэнгэрэ, куэнгэрэ-куэнгэгэ! Стучат медвежьи лапы, и кости медвежьи стучат».
И у заболевших оленьих маток-важенок вымя растирали медвежьей лапой…
* * *Колонны танков, бронетранспортеров, боевых машин и прочей военной техники шли таежными тропами к районам сосредоточения. Пугали зверье гулом моторов и гарью солярки. Белки стаями уходили по вершинам деревьев. Ссыпали на грозные машины еще не слежавшийся снег.
Одной из задач учений, которую поставил командующий, была отработка взаимодействия сухопутных сил с авиацией в жестких условиях наступающей полярной зимы.
На карте побережья Ледовитого океана и прилегающих районов среди многих условных обозначений были нанесены и авиатрассы — пунктир с маленьким самолетиком через равные промежутки.
— А вот здесь я бы не спрямлял трассу, — голос у командующего был с уверенными командирскими интонациями, твердыми согласными и раскатистым «р». — Наоборот… Пятьсот — шестьсот километров для таких машин пустяки…
И острие красного карандаша, классического командирского, едва касаясь бумаги, пролетело над тайгой и прихотливыми изгибами прибрежья Полярного моря.
— …Зато она становится менее уязвима, как в стратегическом отношении, так и по метеоусловиям Заполярья… Вот здесь, в квадрате 47 дробь 9, на мой взгляд, — острие карандаша ткнуло точку на небольшом полуострове, похожем на гриб на тонкой ножке, — необходимо оборудовать радиомаяк, в данный момент хотя бы рацию забросить… Вам приданы десантные подразделения, товарищ генерал?
— Точно так, товарищ командующий.
— Используйте их.
— Товарищ командующий, прошу простить меня, — включился в разговор третий генерал, летчик, — но уже отдан приказ о вылете по… старой трассе…
— Отмените его.
* * *Мело. Бульдозеры и уборочные машины, как заведенные, расчищали взлетную полосу, а ее тут же заносило вновь, а они снова расчищали…
На поле сквозь снежную круговерть проглядывали темные силуэты огромных самолетов. У каждого — шеренги экипажей в меховых комбинезонах. Над аэродромом взлетели три зеленые ракеты — разлился мерцающий зеленый свет. Экипажи по спецтрапам полезли в кабины. Заревели двигатели.
Огромные сдвоенные колеса первого самолета уже выехали на взлетную полосу…
Пять красных ракет…
Экипажи, чертыхаясь, полезли по спецтрапам вниз. Самолет со взлетной полосы подхватили на буксир и повезли на место…
* * *Взвод десантников стоял в две шеренги за стеной ангара. Парашюты у ног — домиком: запасной впереди, основной сзади. В ремни запасного заткнут десантный нож, чтобы всегда был под рукой — неприятных неожиданностей у десантника хватает, что в воздухе, что на земле. Две рации.
С плоской крыши ветер порывами сдувал снег, клубами проносил над ними. По летному полю, плоскому, как столешница, змеилась поземка. Закручивалась смерчиками. По меховым курткам, шлемам и парашютам шуршала снежная крупа.
— Еще раз повторяю, — приземистый, почти квадратный прапорщик шел вдоль строя. — Молодые! Внимание, вас особенно касается. Чем отличаются прыжки зимой?
Прапорщик выдержал паузу и сам ответил:
— Прыжки зимой отличаются тем, что ориентироваться в воздухе трудно. Купола под тобой сливаются со снегом. А потому особое внимание нужно, чтобы не влететь в купол товарищу. Ясно?
Взвод, с усилием шевеля стянутыми на морозе губами, подтвердил, что да, ясно.
— Как купол раскрылся, — продолжал прапорщик, — так нужно сразу ориентироваться по дымам, дорогам, постройкам. Ясно?
— Так точно… Ясно…
— Чего ж вам ясно, когда тут таковых не имеется? — прапорщик тыльной стороной рукавицы яростно потер левую щеку. — В общем, внимание — это главное. И это должно быть всем ясно. Понятно?
— Так точно!
— Вот когда понятно, тогда и ясно, — философски заметил прапорщик. Увидел, как из-за угла ангара вывернул лейтенант, подобрался, вскинул голову: — Взвод, равняйсь! Взво-од!..
— Взвод, вольно, — скомандовал голубоглазый лейтенант. — Парашюты надеть.
Вторая шеренга помогла первой надеть и закрепить основные парашюты. Затем первая точно так же помогла второй.
— Вторая шеренга — два шага вперед!
Шагнули. Стали плечом к плечу.
К ангару подошли два офицера ПДС (парашютно-десантной службы) и пошли вдоль шеренги. Десантники по очереди наклонялись вперед, чтобы офицеры могли проверить двухконусный замок основного парашюта. Этот ритуал неукоснительно повторялся перед каждыми прыжками в любое время года и суток.
Майор ПДС остановился перед плотным щекастым пареньком. Потрогал на нем ремни подвесной системы и, неожиданно уперевшись коленом в запасной на груди, с силой потянул за лямки, будто лошадь засупонивал…
— Ту-го… — вытаращился паренек.