Романцев видел, как те трое сняли груз на снег. Как двое, что были повыше, пошли обратно к залу ожидания.
— Ну, что, мужики, порядок? — спросил Романцев, когда они проходили мимо, хотя понимал, что порядка никакого нет, потому что Смолин продолжал жарко убеждать оставшегося третьего.
Двое, один белесый с белыми ресницами, другой жуковато-черный с синей щетиной, молча ушли в зал ожидания и вскоре вышли, неся три огромных тюка на связанных лыжах, что лежали концами у них на плечах.
Смолин, по-видимому, ничего не добившись, понуро пошел от третьего.
— Отдыхайте, ребята, чего вам? — дружелюбно сказал белесый. — В буфете вон портвейн дают…
— Откуда ж у служивых на портвейн? — усмехнулся синещекий, достал из внутреннего кармана початую бутылку, заткнутую хлебным мякишем, протянул Романцеву.
— Отдай обратно! — грозно сказал подошедший Смолин.
Но Романцев обратно не отдал, а откупорил затычку, для чего-то понюхал, передернул плечами и… медленно вылил вино на снег. На морозе черно-красная лужа заклубилась парко́м.
Из зала ожидания выбежала Лена догонять своих. На бегу обернулась на Романцева — это все, что она могла сделать, чтобы свои не заметили.
— Поздравляю, рядовой Романцев, — Смолин через силу улыбнулся. — Так держать.
— Будем стараться, — кивнул Романцев и добавил тихо: — А вот и деталька нарисовалась.
— Что за деталька? — насторожился Смолин.
— Интересная. Последний, так сказать, штрих. Но в то же время, как сказал Маяковский Владимир Владимирович: любовная лодка разбилась о быт…
— Не до шашней сейчас. Давай думать, что делать-то будем?
— Исключительно этим и занимаюсь. В свободное от шашней время… Слушай, командир: вон стройка — склады. А дорога — вон она где, — Романцев ткнул перчаткой. — Здесь наверняка летом болото, — он показал на белую целину перед складами, сбоку которой по низкорослым кустам уходили «нефтеразведчики». — Как же тут летом на стройку материалы-то с дороги доставляют?
— Не знаю… — пожал плечами Смолин. — Может, краном. Знаешь, рельсовым…
Он понял, что Романцев уже нашел или находит решение, и ждал, пока тот «прокачает» все элементы. Перед тем, как высказаться.
Если уж Толя Романцев в чем-либо убеждался и считал, что нужно действовать так и не иначе, потому что именно так правильно, пусть и рискованно, или справедливо, — он становился упрям, несговорчив и всеми правдами-неправдами старался поступить «как доктор прописал» — так он выражался. За что порой прикладывали его крепко, взять хоть разжалование вкупе с гауптвахтой…
— Где ж Степа-то наш? — щурясь, проговорил Романцев. — Мы без него, как без рук…
АНАТОЛИЙ РОМАНЦЕВЭто было всего две недели назад… На погонах Романцева ярко поблескивали сержантские лычки. Он стоял возле дверей спортзала: там лихие боксеры из другой роты показывали друг другу разные приемы. К Романцеву подошел парень, жилистый, смуглый, в белой, как у всех, одежде и, как все, босиком. Звали его Игорь.
— Ну? — резко спросил Игорь. — Чего вам надо?
— Вообще-то, — начал Романцев, — на «вы» я говорю только с девушками и пожилыми особями обоих полов, мы с тобой, может, на «ты» обойдемся?
— Короче, — Игорь разжимал и сжимал кулаки, делая разминку кистям.
— Могу, — кивнул Романцев. — Ты ж Инку Батракову знаешь?
— Ну? — Игорь смотрел выжидающе.
— Хороший ответ, — кивнул Романцев. — А то, что у нее дома неприятностей выше крыши?
Игорь пренебрежительно лишь веки опустил.
— И это все? — спросил Романцев.
— Нет. Если ты отсюда не свалишь, я тебя отделаю, как бог черепаху.
— Очень может быть, — согласился Романцев. — Но только сначала глянь, — он вывернул левый кулак. — Что это? — и мгновенно разжал.
Игорь на какую-то долю секунды глянул — и уже в следующее мгновение летел, снесенный романцевским правым.
— Вот так-то, — сказал Романцев выскочившим из зала боксерам. — Против лома нет приема, боксеры…
— Окромя другого лома, Толя, — услышал он и обернулся — прямо за его спиной стоял сержант Смолин и еще двое солдат со штыками на белых поясах и бляхами патрульных. Они его и проводили на «губу». И сколько бы раз Толя Романцев не возвращался мысленно к Инке Батраковой и нехорошему разлучнику-боксеру, все кончалось той же «губой» и потерей ярких лычек. По-другому никак не получалось.
* * *…Тем временем Степа Пантелеев загнал вездеход во двор отделения милиции поселка Полярный — это майор Лесников связался с местным начальником, и тот разрешил. Степа забросил за спину три «Калашникова» — Смолин и Романцев автоматы оставили, чтобы по аэровокзалу с оружием не шататься. Взглянул на часы. Времечко поджимало, до назначенного сержантом десять минут оставалось, а до аэродрома от милиции чуть не час ходу по заваленной снегом улице. Хорошо, милицейский патруль в аэросани его посадил и за семь минут домчал. Степан радовался: сержант Смолин похвалит Степанову точность, ан нет…
Вот так фокус — нет товарищей. Что ты будешь делать? Все говорят: вот только-только здесь были. А куда тогда сплыли? Летчики, говорят, нефтеразведчиков уговаривали с собой в самолет взять, так, может, уговорили и теперь его возле самолета ждут не дождутся? А старик каюр, кет по национальности, а может, орочон, махнул куда-то в сторону:
— Туда военные ребята побежал.
Это старый, понятно, напутал. Нечего им там делать. Значит, надо к самолету. Это рукой подать, метров триста, во-он по тем кустам, мимо поля и за склады недостроенные, так Степе объяснили…
Тут за складами густо зататакал самолетный двигатель — видно, начали прогрев и отладку перед полетом. И смолк…
* * *— …Стоп, граждане! — запыхавшийся Смолин преградил дорогу «нефтеразведчикам» в узком проходе между двумя бетонными стенами.
— В чем дело, сержант? — нахмурился Андрей. — Тебе же ясно сказано: взять мы вас не можем!
— Дело в том… — Смолин дышал как можно размеренней, стараясь восстановить дыхание. — Что вы никуда не полетите…
— Чего?! — грозно выдвинулся Черный, сразу устранить препятствие ему мешал груз на плечах.
— Погоди, — остановил его Андрей. — Кто ты такой, чтоб нас задерживать?
— Сержант Советской Армии. Разве не видно?
— Видно, что ты нахал, парень, — губы Андрея жестко сжались. — И разговор будет с тобой как с нахалом!
— Не надо, Андрюша, — вперед вышла Лена, тронула Смолина за рукав. — Ну что вы… Нельзя так… Мы понимаем, что у вас всякие там приказы… Только мы здесь при чем? Нам лететь нужно…
— Елена! — приказал Андрей. — К самолету! Может, ты и ее не пропустишь?
— Ее пропущу… — Смолин изо всех сил старался не показать вдруг возникшей растерянности.
«А вдруг Толька ошибся, и они никакого отношения к медвежонку не имеют?.. Просто совпадение? А я на них буром пру?»
…Лена направилась за угол, к невидимому от них самолету.
* * *…Романцев карабкался по угластым горам бетонных плит, наледенелых и заснеженных.
Шел по карнизу над снежными глубинами, куда сорвись, если не расшибешься, то не вынырнешь.
Балансировал на узких рельсах перекрытий недостроенного склада, за которым самолетный двигатель теперь трудился на малых оборотах…
* * *…Тюки и рюкзаки были сброшены на снег.
Смолин прислонился к стене и, постанывая, со всхлипом втягивал в себя жгучий морозный воздух.
Черный поиграл пальцами в меховой перчатке, готовясь для нового удара. Белый, нехорошо улыбаясь, заходил справа.
— Не надо, — сказал Андрей. — Сержант понял, что он не прав. Шмотки! И — к самолету…
Романцев выпрыгнул из оконного проема складской конторы. В два прыжка — к ближнему тюку. И полоснул вдоль ножевым штыком. Взвизгнула под сталью промороженная ткань — на снег вывалились смерзшиеся комы черно-красного мяса. Романцев полоснул по второму тюку — полезли, поползли связки мехов, белая медвежья шкура.
— Ты что?! — только и смог выкрикнуть Андрей.
— Как в аптеке, товарищ сержант! Они! — зло и весело выкрикивал Романцев. — Вот ведь какая плешь, гуси-лебеди! А ведь мы по-хорошему просили самолетик ненадолго, — и только здесь увидел, что со Смолиным неладно.
Подошел, заглянул в суженные болью глаза.
— Сейчас мы с него получать будем. Кто?
— Романцев! — морщась от боли, предостерегая, прохрипел Смолин.
Но было уже поздно: Черный и Белый метнулись к длинной, метра в полтора, сумке и через мгновение уже держали солдат на мушках пятизарядных мелкокалиберных карабинов.
— А теперь кто с кого получит? — Белый передернул затвор. — Брось штык!
— Кончай дурочку ломать, — Романцев слегка побледнел, но штык не бросил. — С этим не балуются.