— У Фрэнка прекрасный голос. Душевный тембр. Необычная манера исполнения,— замечает генерал. — У певца завидное будущее. Он завоюет не одну музыкальную премию. — Рука сползает к талии.
Кей не замечает движение руки Айка. Ее охватывает волнение от нового поворота в разговоре. — А у нас, Айк, есть будущее?
— Будущее есть у каждого, крошка. Ты со мной. Тебе нечего волноваться. Научись ждать и все будет хорошо.
По интонации Кей поняла, что это не признание Айка, но новый шаг в отношениях. Она не хотела упускать этого момента: — Айк, давай сходим после войны на концерт молодого крунера. Нам будет приятно послушать живое пение Фрэнка. Оно напомнит нам о сегодняшнем вечере.
— Обязательно сходим, дорогая. Но это будет нескоро, — перешел на шепот Айк, целуя волосы. Главное, ты жди.
— Я буду ждать, Айк, — также зашептала Кей, подавшись настроению. Мы будем вдвоем. Ты и я. Я и ты. Хорошо, любимый?
— Но это будет нескоро. Возможно...? Возможно....? Айк по-медвежьи притянул Кей за талию, и ошалело впивается в алые манящие губы. Еще несколько вожделенных поцелуев... в глаза, пунцовые маленькие ушки...
Упоенный взгляд останавливается на изящной линии шеи...
— Подожди, Айк. Не спеши,— запротестовала Кей, пытаясь оторваться от настойчивых хмельных уст. — Мне надо выйти на минуту. Я быстро.
-Кей, не останавливай меня. Я прошу...
— Так надо, любимый. Ну....! — Секретарь выскользнула из душных объятий. — Я
недолго. Тебе понравиться. Я накину розовый пеньюар.
— Пеньюар? Какой пеньюар? — Взгляд затуманен. Дыхание тяжелое. Мыслительная амплитуда близка к нулю.... Генерал морщит лоб, что-то вспоминает. Пальцы разжимаются.... Внутренний протест..., желание..., иссякают. — Да, пеньюар, розовый. Мой подарок.... Хорошо, иди, — разочарован он. — Вдогонку крикнул: — В шкафчике возьми новый кусок лавандового мыла....
— Женщины, женщины! Все вы одинаковы,— сокрушенно ворчит генерал, когда остается один. — Вторая Мейми. Одни условности. Они должны выглядеть свежими и обворожительными.
Крепкий шотландский виски уже в бокале. Немного 'содовой', лед. Пошло ..... Горькая усмешка: — А как же мы? Наши желания? Не в счет? Надо же, в пеньюаре! Мне сейчас ты нужна, сию минуту. Вот здесь...! Под картиной Рубенса....! Одни условности. Да, одни условности. — Генерал тоскливо бросил виноградину в рот...
— Ну, где она? Говорила минуту..., что за женщина? ...А-а! — с досадой махнул рукой, удалился в спальню...
Кей залетела в комнату, словно весенняя бабочка: свежая, веселая, прозрачная. Узнаваема каждая линия, каждый изгиб. Выглядит притягательной и загадочной, но .... с глупой улыбкой. — Айк, я готова. Я тебе нравлюсь в пеньюаре? — Девушка остановилась возле деревянной кровати размерами с маленькую танцплощадку.
Айк курил в постели, лежа высоко на подушке. Лицо сосредоточено. Глазом не повел.
— Обиделся. Не дождался меня.
— Нет. Все нормально.
— Я вижу, что обиделся. — Прозрачный халатик, тончайшая рубашка скользят по стройным ногам. Как ласка юркнула под одеяло. Прижалась.
— Айк!
— Слушаю тебя, дорогая.
— Айк, я согласна.
-Что значит, ты согласна?— генерал сделал затяжку и выпустил дым колечком.
Кей положила руку на его выпуклую грудь, пробежалась коготками. — Я согласна стать твоей женой. Мы можем по-же-нить-ся.
Глаза генерала вспыхнули, не разгоревшись, погасли. — Подожди. — Он приподнялся, с ожесточением придавил в пепельнице окурок. Задержал взгляд на будильнике. Стрелка упорно подходила к часу ночи. Перевернулся к Кей.
— Я не хочу причинять боль. Но ты знаешь, что я думаю, по этому вопросу. Ты знаешь мой ответ, Кей. У меня есть Мейми. У меня есть Джон, У нас был Алекс. Ему исполнилось бы в этом году 27 лет. Он почти твой ровесник. Я люблю тебя, Кей. Страстно люблю. Но я люблю и их. Я не могу переступить через семью.....
— Я тебя расстроила вопросом? Извини, Айк. Сегодня не мой день. Я подумала...
— Не в этом дело. Мы должны были когда-нибудь поговорить на эту тему. Мне нельзя по другому. Я пытался. Но по-другому не выходит. Я только заикнулся в генштабе, как меня забросали тухлыми яйцами. Генерал Маршалл сурово дал мне понять, что в случае процесса, он натравит на меня всех военных собак, но не позволит совершиться разводу. Я Главнокомандующий экспедиционными силами в Европе. И это что-то значит! На мне лежит ответственность за судьбы сотен тысяч людей. Идет война. Пойми это! Сенат и президент сочтут мой развод крайне неуместным в этой ситуации.
Ультрамариновые глаза Кей стали набухать слезами. Она всхлипнула. — Ты это произнес, как по шпаргалке. Значит, думал о нас. На том спасибо. Я понимаю, Айк. — Слезы скатывались на подушку. — У тебя жена, сын, американские солдаты. Ты всем нужен. За всех в ответе. А кто я? Твой личный секретарь. За кого я в ответе? Только за себя и свою любовь. Я одна, Айк, совсем одна. Был Томас, но его не стало. Я не обижаюсь, Айк. Прости и ты меня. Просто я подумала...,.— у Кей задрожали губы. Она готова была разреветься, но сдержалась. — В общем, я хотела родить тебе много красивых детей. Это помогло бы легче переносить боль об утраченном Алексе.
— Кей, не говори лишнего! — сорвался генерал. — Не трогай Алекса. Хорошо? Мне и так кажется, что это я повинен в его болезни и смерти. Не береди мою рану. Давай не будем больше касаться этой темы. Главное ты не плачь.
— Я уже не плачу.
— Умница. — Айк убрал с ее глаз застывшие слезинки.
Девушка благодарно прижалась к руке, пахнущей все тем же дорогими табаком, она так и не запомнила его названия.
— Поверь, дорогая, — Айк обнял Кей. — Я страдаю не меньше тебя, что не могу быть всегда с тобой. Но так надо. Такова жизнь Главнокомандующего. Я не принадлежу себе. Я принадлежу Штатам. Это не бравада, Кей. Это мои реалии. — В голосе слышалась тревога.
— Хорошо! Как скажете, господин генерал армии. Тема закрыта.
Айк скривился. — Еще по стойке 'смирно' встань. Не ерничай. Мы знакомы более двух лет.
— У тебя неприятности, Айк?
— Почему ты это спрашиваешь?
— Чувствую по голосу, по настроению.
-Не знаю. Предчувствие плохое. Сегодня заходил генерал Стронг с докладом. Просмотрели все наши позиции. Готовим наступление. А предчувствие плохое.
— Айк, ты доверяешь Стронгу?
— Почему ты поставила так вопрос? — Эйзенхауэр насторожился, приподнялся с подушки.
— Почему...? Да потому, что он напыщенный гусь. Его машинистки так называют.
— Его не надо любить. Он требовательный и знающий дело, генерал. У тебя с ним произошёл конфликт?
— Нет, нормально. Просто спросила.— Кей на секунду отвернулась, сглотнула обидный комок, подкативший к горлу. В ирландской свободолюбивой душе кипела обида на Айка и гнев на упыря Стронга. Но она сумела подавить вырывавшиеся эмоции. Идет война. Надо держаться. — Что-то душно. Открой, пожалуйста, балкон.
— Хорошо. Ты в порядке?
— Да, милый, не беспокойся. Со мной все хорошо. Я прежняя Кей.
-Замечательно.
Щелкнули шпингалеты. Сырой декабрьский воздух ворвался в спальню.
— Рано туманы пошли, — подумал генерал. — До Рождества продержатся. Надо поговорить с Теддором , пусть готовит самолетный парк. Самое время.... Однако, зябко...
— Будем спасть! — генерал ныряет в постель.
— Спасть? Нет, милый генерал. Не спать! — игриво улыбается Кей, стянув с него одеяло. Свежий воздух взбодрил ее, отодвинул вглубь душевные переживания. — Я обещала сделать тебе массаж. Переворачивайся на живот.
Кей вскакивает на Айка, как лихая амазонка, сжимает бедрами.
— Сегодня ты в моей власти, а не во власти войны. Думаю, это гораздо приятнее, чем общаться с Монтгомери. Кто знает, удастся ли еще вот так свободно быть в роли неформальной жены генерала Эйзенхауэра?
Она грациозно выгибает спину и обжигает Айка налитыми прохладными сосками...
.....Раздавался тревожный длительный звонок. Кто-то незамедлительно требовал Главнокомандующего. Настырное дребезжание повторилось. Когда телефон зазвонил в третий раз, в белоснежной спальне Людовика 14 подняли трубку.
— Генерал Эйзенхауэр, слушаю. Что...? Когда...? Немедленно машину в Версаль...!
ГЛАВА 2
3 декабря 1944 года. Бад Наухайм. Земля Гессен. Германия.
Штаб Западного фронта. Совещание Гитлера.
Сечет колючий декабрьский дождь. Дворники вездехода исступленно сбивают ледяные струи. Второй час, попав в непогоду, машина с номерами генштаба сухопутных сил пробивается на юго-запад в сторону Бад Наухайма.
Рядом с водителем Хорьха — старший лейтенант Вермахта. Воротник приподнят, фуражка заломана. Взгляд жесткий, сосредоточенный. Из-за высокого роста он ссутулился, прижался к холодной двери. В руках офицера карта дорог земли Гессен.
Приземистый унтер-фельдфебель с залихватским чубом уверенно крутит баранку. Время от времени искоса поглядывает на офицера. Заговорить боится. Ганс Клебер — новый адъютант не любит беззаботной болтовни.