3. Первое из рассмотренных тожеств внутреннего и внешнего есть безразличная как к отличению этих определений, так и к какой-либо их внешней форме основа или содержание. Второе есть неопосредованное тожество различаемого в них, непосредственное превращение каждого в свою противоположность или чистая форма. Но оба эти тожества суть лишь стороны одной и той же полноты, или, иначе, она сама есть лишь превращение одной из них в другую. Полнота, как основа и содержание, есть эта рефлектированная в себя непосредственность лишь через предполагающую рефлексию формы, снимающей свое различение и полагающей себя против него, как безразличное тожество, как рефлектированное единство. Или, иначе, содержание есть сама форма, поскольку она определяет себя, как различие, и обращает себя саму в одну из своих сторон, как внешность, в другую, как рефлектированную в себе непосредственность или внутренность.
Поэтому же, наоборот, отличения формы, внутреннее и внешнее, суть каждое положенное в нем самом, как полнота себя и своего другого; {115}внутреннее, как простое рефлектированное в себя тожество, как непосредственное и потому также как бытие и внешность, как сущность; и внешнее, как внешнее лишь в смысле многообразного определенного бытия, т.е. положенное, как несущественное и возвратившееся в свое основание, стало быть, как внутреннее. Этот переход одного в другое есть их непосредственное тожество, как основа; но он есть также их опосредованное тожество; а именно каждое из них есть то, что оно есть, полнота отношения, лишь через свое другое. Или, наоборот, определенность каждой из этих сторон тем, что она в ней есть полнота, опосредована с другою определенностью; полнота опосредывается, таким образом, через форму или определенность с самою собою, и определенность опосредывается с собою через свое простое тожество.
То, что есть нечто, есть поэтому вполне в его внешности; его внешность есть его полнота, первая есть также его рефлектированное в себя единство. Его явление есть рефлексия не только в другое, но и в себя, и его внешность есть поэтому обнаружение того, что оно есть в себе; и так как его содержание и его форма, таким образом, совершенно тожественны, то оно в себе и для себя есть не что иное, как то, что обнаруживает себя. Оно есть откровение своей сущности так, что сущность состоит именно в том, чтобы быть тем, что открывает себя.
Существенное отношение в этом тожестве явления с внутренним или сущностью определило себя, как действительность.
ТРЕТИЙ ОТДЕЛ. ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ
Действительность есть единство сущности и осуществления; в первой имеют свою истину лишенная образа сущность и лишенное удержа явление или неопределенная устойчивость и непостоянное многообразие. Осуществление есть, правда, возникшая из основания непосредственность, но она еще не положила формы в ней; и так как эта, определенная, лишь как рефлексия в другое, устойчивость развивается в рефлексию в себя, то она становится двумя мирами, двумя полнотами содержания, из коих одна определяется, как рефлектированная в себя, другая, – как рефлектированная в другое. Существенное же отношение представляет собою их отношение формы, завершение которого есть такое отношение внутреннего и внешнего, в котором содержание их обоих есть лишь одна и та же же тожественная основа и равным образом одно и то же тожество формы. Так как и это тожество оказалось касающимся формы, то отношение формы их различия снято и положена их одна абсолютная полнота.{116}
Это единство внутреннего и внешнего есть абсолютная действительность. Эта действительность есть ближайшим образом абсолютное, как таковое, – поскольку оно положено, как единство, в котором форма сняла себя и обратила себя в пустое или внешнее различение внешнего и внутреннего. Рефлексия относится к этому абсолютному, как внешняя, которая скорее рассматривает его, чем оказывается его собственным движением. Поскольку же она по существу есть последнее, она есть отрицательный возврат в себя.
Во-вторых, действительность собственно. Действительность, возможность и необходимость образуют собою формальные моменты абсолютного или его рефлексию.
В-третьих, единство абсолютного и его рефлексии есть абсолютное отношение или, правильнее, абсолютное, как отношение к себе самому; субстанция.
Первая глава. АБСОЛЮТНОЕ
Простое самостоятельное абсолютное есть неопределенное, или правильнее, в нем разрешилась вся определенность сущности и осуществления как бытия вообще, так и его рефлексии. Поэтому определение того, что есть абсолютное, оказывается отрицательным, и само абсолютное является лишь отрицанием всех предикатов и пустотою. Но так как оно должно быть высказано также, как положение всех предикатов, то оно является формальнейшим противоречием. Поскольку эти отрицания и положения принадлежат внешней рефлексии, то тут оказывается та формальная несистематическая диалектика, которая с легкостью нападает там и сям на многие определения и с такою же легкостью обнаруживает, с одной стороны, их конечность и совершенную относительность, а с другой, так как абсолютное предносится ей, как полнота, высказывает о нем все определения, не будучи в состоянии возвести этих положений и отрицаний к некоторому истинному единству. Но должно быть изображено, что такое абсолютное; однако это изображение не может быть некоторым определением, ниже внешнею рефлексиею, через которую возникли бы эти определения, а есть изложение (Auslegung) и притом собственное изложение абсолютного и лишь некоторый указатель того, что такое оно есть.
А. Изложение абсолютного
Абсолютное не есть только бытие, ниже также сущность. Первое есть нерефлектированная, вторая рефлектированная непосредственность; то и другая есть далее полнота в них самих, но притом определенная. В сущности {117}бытие выступает, как осуществление, и отношение бытия и сущности развилось в отношение внутреннего и внешнего. Но внутреннее есть сущность, как полнота, имеющая то существенное определение, что она отнесена к бытию и есть непосредственно бытие. Внешнее также есть бытие, но с тем существенным определением, что отнесенное к рефлексии оно есть также непосредственно чуждое отношению тожество с сущностью. Само абсолютное есть абсолютное единство обоих; оно есть то, что вообще образует основание существенного отношения, которое, как отношение, еще не возвратилось к этому своему тожеству, и основание которого еще не положено.
Отсюда следует, что абсолютное определяется, как абсолютная форма; но вместе с тем не как такое тожество, моменты которого суть простые определенности; оно есть тожество, каждый из моментов которого в нем самом есть полнота и тем самым, как безразличный к форме, есть полное содержание целого. Но, наоборот, абсолютное есть абсолютное содержание, таким образом, что содержание, будучи, как таковое, безразличным многообразием, обладает в нем отрицательным отношением формы, вследствие чего его многообразие есть одно и то же самостоятельное тожество.
Тожество абсолютного тем самым потому абсолютно, что каждая из его частей сама есть целое, или каждая определенность есть полнота, т.е. что определенность стала вполне прозрачною видимостью, некоторым исчезнувшим в своем положении отвлечением. Сущность, осуществление, сущий в себе мир, целое, части, сила, – эти рефлектированные определения являются для представления, как имеющее значение для себя истинное бытие; но абсолютное есть относительно них то основание, в коем они исчезли. А так как в абсолютном форма есть лишь простое тожество с собою, то абсолютное не определяет себя; ибо определение есть некоторое различение формы, имеющее ближайшее значение, как таковое. Но так как оно вместе с тем содержит в себе вообще всякое различение и определение формы, или так как оно само есть абсолютная форма и рефлексия, то в нем должно выступать также различие содержания. Но само абсолютное есть абсолютное тожество; это его определение, так как все многообразие сущего в себе и являющегося мира или внутренней и внешней полноты внутри его снято. Внутри его самого нет никакого становления, ибо оно не есть бытие, равным образом не есть рефлектирующее себя определение; ибо оно не есть лишь внутри себя определяющая себя сущность; оно не есть также некоторое обнаружение себя, ибо оно есть тожество внутреннего и внешнего. Но, таким образом, движение рефлексии противостоит своему абсолютному тожеству. Первое снято в последнем и таким образом есть лишь его внутреннее, а тем самым и его внешнее. Оно состоит поэтому ближайшим образом лишь в том, чтобы снимать свое действие в абсолютном. Оно есть потустороннее многообразных различений и определений и то их движение, которое совершается за спиною абсолютного; поэтому оно есть как его усвоение, так вместе и уничтожение; оно есть то отрицательное изложение абсолютного, которое было ранее упомянуто. В его {118}истинном изображении это изложение есть достигнутое покуда целое логического движения бытия и сущности, содержание коего не выхвачено извне, как нечто данное и случайное, равным образом не погружено путем внешней ему рефлексии в пучину абсолютного, но определило себя в нем через свою внутреннюю необходимость, и, как собственное становление бытия, равно как рефлексия сущности, возвратилось в абсолютное, как в свое основание.