Таким образом, это составляет полную определенность вещи в том смысле, что эта определенность есть вместе с тем лишь внешняя. Вещь состоит из самостоятельных материй, безразличных к их отношению внутри вещи. Потому это отношение есть лишь их несущественная связь, и отличение одной вещи от другой сводится к тому, находятся ли в ней различные материи и в каком количестве. Они выходят из этой вещи, продолжаются в других, и принадлежность их этой вещи не служит для них никаким пределом.
Столь же мало служат они ограничением одна другой, так как их отрицательное отношение есть лишь бессильное «это». Поэтому их связь в нем не приводит к их снятию; как самостоятельные, они непроницаемы одна для другой, относятся в своей определенности лишь к себе, а одна против другой суть безразличное многообразие устойчивости; они способны лишь к количественному ограничению. Вещь, как эта, есть просто это ее количественное отношение, простое собрание, состоящее также из таких же. Она состоит из некоторого определенного количества одного вещества, также из определенного количества другого, также других; эта связь, которая сводится к отсутствию связи, единственно и составляет вещь.
С. Разложение вещи
Эта вещь, определившая себя, как просто количественная связь свободных веществ, совершенно изменчива. Ее изменение состоит в том, что одна или многие материи выделяются из этой совокупности, или присоединяются к этому также, или что взаимное отношение их количеств изменяется. Происхождение и уничтожение этой вещи есть внешнее разложение ее внешнего сочетания или сочетание того, чему безразлично быть или не быть сочетанным. Вещества неудержимо выходят из этой вещи или входят в нее; она сама есть абсолютная пористость без собственной меры или формы.
Таким образом, вещь в ее абсолютной определенности, как эта, совершенно разложима. Это разложение есть некоторое внешнее определение, равно как и бытие вещи; но ее разложение и внешность ее бытия есть существенное в этом бытии; она есть лишь «также»; она состоит лишь в этой внешности. Но она состоит также из своих материй, и не только отвлеченное это, как таковое, но вся эта вещь есть разложение себя самой. А именно вещь определена, как внешняя совокупность самостоятельных материй; эти материи не суть вещи, они не имеют отрицательной самостоятельности, {87}но суть свойства, как самостоятельное, именно как определенность, рефлектированная, как таковая, в себя. Поэтому хотя материи просты и относятся лишь к самим себе, но их содержание есть некоторая определенность; рефлексия в себя есть лишь форма этого содержания, которое, как таковое, не рефлектировано в себя, но по своей определенности относится к другому. Поэтому вещь есть не только также совокупность таких же, отношение их, как взаимо безразличных, но равным образом, их отрицательное отношение; по их определенности материи сами суть эта их отрицательная рефлексия, составляющая пунктуальность вещи. Одна материя не есть то же, что есть другая, по взаимной определенности их содержания; и по их самостоятельности одна не есть, поскольку есть другая.
Поэтому, вещь есть такое взаимное отношение материй, из которых она состоит, что в нем состоят также одна и другая, но что вместе с тем одна не состоит, поскольку состоит другая. Поскольку, следовательно, в вещи есть одна материя, другая тем самым снимается; но вещь есть вместе с тем также или состояние других. Поэтому в состоянии одной материи другая не состоит и вместе с тем последняя также состоит в первой; и так относятся взаимно все эти различные материи. Так как поэтому в том же смысле, в каком состоит одна, состоят и другие, в каковом одном их состоянии и заключается пунктуальность или отрицательное единство вещи, они совершенно проникают одна другую; а так как вещь вместе с тем есть также их совокупность, и материи рефлектированы в их определенности, то они взаимно безразличны и в своем проникновении не соприкасаются. Поэтому материи по существу пористы; так что одна существует в порах или в несуществовании других; но эти другие также пористы; в их порах или их несуществовании существуют также и первая, и все прочие; их устойчивость есть вместе их снятие и устойчивость других; и эта устойчивость других есть, равным образом, их снятие и устойчивость первой, а также и всех прочих. Поэтому вещь есть самопротиворечащее опосредование с собою самостоятельной устойчивости через ее противоположность, именно через ее отрицание, или одной самостоятельной материи через устойчивость и неустойчивость другой. Осуществление достигло в этой вещи своей полноты, будучи в одном и том же и сущим в себе бытием или самостоятельною устойчивостью, и несущественным осуществлением; истина осуществления состоит поэтому в том, чтобы иметь свое бытие в себе в несущественности или свою устойчивость в другом и именно в абсолютно другом, иначе, иметь своею основою свое уничтожение (Nichtigkeit). Поэтому оно есть явление.
Примечание. Одно из обычнейших определений представления заключается в том, что вещь состоит из многих самостоятельных материй. С одной стороны, вещь рассматривается так, что она имеет свойства, устойчивость которых и есть вещь. С другой стороны, эти различные определения принимаются за материи, относительно которых вещь {88}не есть нечто устойчивое, но, наоборот, вещь состоит из них; она сама есть лишь их внешнее сочетание и количественная граница. То и другое, свойства и материи, суть одни и те же определения содержания, но там они суть лишь моменты, рефлектированные в их отрицательное единство, как в отличную от них самих основу, в вещность, а здесь – самостоятельно различные, каждое рефлектированное в свое собственное единство с собою.
Эти материи определяют себя далее, как самостоятельную устойчивость; но они суть также вместе в некоторой вещи. Эта вещь имеет два определения, во-первых, она есть это, а во-вторых – также. Также есть то, что во внешнем воззрении выступает, как пространственное протяжение; а это, отрицательное единство, есть пунктуальность вещи. Материи суть вместе в пунктуальности, и их также, или протяженность, есть во всяком случае эта же пунктуальность; ибо также, как вещность, определяется также по существу, как отрицательное единство. Где, поэтому, есть одна из этих материй, в той же самой точке есть и другая; вещь не имеет в одном месте своего цвета, в другом – своего запаха, в третьем – своей теплоты и т.д., но в той точке, в которой она тепла, она также имеет цвет, кисла, электризована и т.д. А так как эти вещества находятся не вне одно другого, а в одном этом, то они принимаются за пористые, так что одно существует в промежутках другого. Но то из них, которое находится в промежутках другого, само пористо; поэтому другое существует, наоборот, в его порах, и не только оно, но и третье, десятое и т.д. Все пористы, и в промежутках каждого находятся все другие также, как и оно находится со всеми другими в этих порах каждого из них. Поэтому они суть некоторое множество, так взаимно проникающее себя, что вместе с тем каждое проникает свое собственное проникновение. Каждое положено, как его отрицание, и это отрицание есть устойчивость другого; но эта устойчивость есть равным образом отрицание этого другого и устойчивость первого.
Уловка, при помощи которой представление отстраняет противоречие самостоятельной устойчивости многих материй в одном и том же или их взаимное безразличие при их проникновении, состоит, как известно, в признании малой величины частей и пор. Там, где выступает отличение в себе, противоречие и отрицание отрицания, вообще там, где является требование понять, представление впадает во внешнее, количественное отличение; по отношению к происхождению и уничтожению оно прибегает к постепенности, а по отношению к бытию к малости, причем исчезающее превращается в незаметное, противоречие в смешение понятий и истинное отношение в игру неопределенного представления, смутность которого спасает его от снятия себя.