– Нам самим с девками… – спросил Олег. – И в известность поставить?
– Ребята, – взмолился Вася, – я это проходил! Не хочу по второму кругу!
Ему напомнили народную мудрость про клин клином и око за око.
От выпитого вина они не охмелели так, как в прошлую пьянку, но тем не менее план им казался гениальным, достаточно мстительным и эффективным. Правда, предложить его реализацию в стенах Санлюба никто не осмелился. Мстить решили на выезде, завтра в обед отправиться в Москву и там…
– Что там? – спросил подошедший Лева.
– Ты как тут? Ты что тут? – заикался Марк.
– Лева, я тебе набор столярных инструментов подарю, – выпалил Вася.
– Ты слышал? – с тревогой спросил Олег. – Никому не слова!
Они собирались пуститься во все тяжкие, но почему-то струхнули, когда возникла ситуация разоблачения.
– Я ничего не слышал, – сказал Лева. – Папа, почему сумасшедший дом называют желтым?
– Не знаю, посмотри в словаре. Почему ты спрашиваешь?
– Потому что Санлюб пора в желтый цвет красить. Тюполь, Тексю и мама сидят у телевизора, футбол смотрят. И при этом не могут ответить, кто с кем играет и какой счет. А вы здесь! Опять пьете. Между прочим, алкоголиков вместе с умалишенными лечат.
– Лева, ты не прав! – возмутился Вася.
– Лева, ты преувеличиваешь! – успокоил Олег.
– Лева, что тебе надо? – спросил отец.
– Мне – ничего. Но кто-нибудь собирается выгулять собак?
– Ты и отправляйся. – Марк потрепал холки Дуни и Евы. – Идите, мои хорошие девочки!
– Куколка! – Вася спустил на землю Джери. – Тебе надо сделать пи-пи.
– Сара, гулять, умница! – дал команду Олег.
Собаки побежали за Левой к калитке, провожаемые ласковыми мужскими взглядами. Не израсходованные на женщин нежные чувства доставались собакам.
– Ведь какие умные! – поражался Вася. – Никогда во дворе не нагадят. А Джери особенно чистоплотная.
– Потому что Сара их гоняет, – выказал осведомленность Олег.
– Ева унаследовала лучшие качества Дуни, – хвастался Марк.
Они немного поспорили, какая из собак лучше. Дипломатично сошлись на том, что каждому – своя.
Когда расходились, Олег задумчиво спросил:
– Все-таки зачем женщины по столу ходят? Ответ на этот вопрос нашла Ксюша, спустившись поздно вечером в подземелье к Костику.
Глава девятая, в которой вспоминают прошлые детские шалости и ставят эксперименты на людях в настоящем
ЗАПОЗДАЛЫЙ ТРИУМФКсюша поняла, что в подземелье побывал Лева, увидев книги. Костик в жизни ни одной не прочитал, только букварь осилил от корки до корки.
– Ты как посмел? – напустилась она на мужа. – Кто тебе позволил ребенка эксплуатировать? Ты мне что обещал? Не смей Леву трогать!
– Я ни при чем! – оправдывался Костик – Он сам пришел!
– Конечно! – разорялась Ксюша. – В окно влетел! Где здесь окна? Ты мальчишку через пульт вызвал! Ключ только у меня! Закрою, и подыхай здесь! Не приду, пока в мумию не превратишься!
Костик был оскорблен в лучших своих чувствах. Он последние часы тешился педагогическим подвижничеством, а тут его с грязью мешают.
– Есть у пацана ключ! Открыл и пришел! Знаешь, зачем? За пистолетом! Вы там, – Костик потыкал пальцем в потолок, – ушами хлопаете, а мальчишка с жизнью покончить хочет.
– Что ты несешь? – поразилась Ксюша.
– Вот то! Он мне все рассказал, доверился. Ксюша верила и не верила Костику. Слушала его хвастливый пересказ и не могла не отмечать факты, Костику неизвестные. Да, Левочка вундеркинд, так получилось. Мальчик Женя приезжает. Издевается? Деньги отбирает? Лева трусом себя считает? Ах, глупышка! В Интернете про самоубийства читает? Какой ужас! Мы ничего не замечали! Левочка, сыночек, как же ты страдаешь!
– Я, можно сказать, спас этого мелкого, – гордо заявил Костик, – а ты мне – мумия! Мумия! Я его жизни научил.
– Чему ты можешь научить, – растерянно проговорила Ксюша.
– Ты всегда меня недооценивала! Даже на мои похороны не пришла!
– А ты пригласил? – умно спросила Ксюша, чьи мысли были заняты Левочкой. – Что же нам теперь делать?
– Не дрейфь, матрешка! – Костика распирало от самодовольства. – С парнем все будет в порядке. Во-первых, я его драться научил.
Ксюша не стала спорить – навык полезный.
– Во-вторых, говорю ему лезь на стол!
– Что? Это ты придумал? Зачем?
– Точка обзора. – Костик выразительно постучал по лбу, намекая на Ксюшино тугодумие. Он не стал признаваться, что идея заимствована, приписал ее себе. – Другой взгляд на мир! Все букашки, а ты в козырях! Ксюш, залезь на стол, хочешь? – в душевном порыве предложил Костик.
– Спасибо, не надо!
Ксюша это упражнение, правда без пользы, уже выполняла.
– Может, ты и не такой дурак, – улыбнулась она.
– Да таких поискать! – стукнул себя в грудь Костик и попробовал развить успех. – Ксюш! Давай вспомним, как мы раньше? – Он стал приближаться к ней. – Я истосковался без бабы, а ты…
Костика остановил резко выставленный вперед кулак Ксюши, после быстрых манипуляций пальцами превратившийся в фигу.
– Видел? Выкуси! Только попробуй! Снова мумией станешь!
– Не хочешь – как хочешь, – быстро сдался Костик и вернулся на место.
Костик пресмыкался и заискивал. В нем почти не угадывался прежний самовлюбленный нахал и позер. Наружу проступили детские беспомощность и ранимость. И даже слабые пятна чего-то похожего на человеческую доброту и внимание к другим людям.
Говорят, жестокие тираны в тюрьме хнычут над занозой в пальце, душегубы подкармливают хлебными крошками голубей, а военные преступники сочиняют сентиментальные стихи. Насильники и убийцы, они, сами подвергнувшись насилию, изоляции и испытанию страхом перед расплатой, способны обнаружить в закоулках души простые человеческие радости.
Костика с корнем вырвали из сытой хмельной жизни, напугали до заикания, швырнули на помойку, теперь держали под землей взаперти, где он не знал ни дня ни ночи, а только непроходящий ужас быть обнаруженным и липкий страх смерти, Ксюша – его надежда и охрана, ниточка, связывающая с жизнью за стенами каземата. Он видел в ней ангела-спасителя с прекрасными чертами, прежде по глупости не замеченными.
– Не торопись, не уходи! – просил Костик. – Поговори со мной!
– О чем с тобой говорить, – пожала плечами Ксюша.
Но неожиданно для себя задержалась. Они стали вспоминать школьное детство. Это были странные воспоминания. Будто два человека много лет назад смотрели один фильм с единственным героем (Костиком, себя Ксюша воспринимала в отраженном свете), но содержание картины в их пересказе было совершенно различным. Костик напрочь забыл детали, врезавшиеся Ксюше в память. Она не могла вспомнить событий, о которых он говорил.
Костикова рубашка – ее порвали в драке. Ксюша удрала с урока, сбегала домой за иголкой и нитками. Зашивала под лестницей. Костик сидел рядом, по пояс голый, о чем-то болтал. Ксюша от волнения колола иголкой пальцы, не чувствуя боли. На рубашке остались едва заметные точки ее крови.
– Помнишь, я тебе рубашку чинила? – спросила она.
– Какую рубашку? – удивился он. – А как мы у химички из кабинета сперли перегонный куб, самогонки наварили и в школу принесли? Вот потеха была, когда все напились!
– Это в каком классе? Может, я болела тогда, в школу не ходила? Таньку Крючкову помнишь? Ты на спор тискал ее перед кабинетом завуча. Наталья Сергеевна вышла и говорит: «Ты почему, Самодуров, после звонка на урок девочку щекочешь?» Она сейчас в химчистке работает. Не завуч, а Танька.
Костик Таньку не помнил. А Ксюша будто нечаянно на уроке физкультуры запустила баскетбольным мячом Крючковой в голову, чуть ей шею не сломала.
Для Костика школьные годы – череда хулиганских подвигов, вроде клея, налитого на стул учителю, или дуста, насыпанного в аквариум с рыбками.
Его память услужливо выкинула из запасников случаи позора и конфуза. Костика все-таки иногда вызывали к доске, и одноклассники после его ответов лежали на партах от хохота. Не смеялась только Ксюша – жалела Костика.
«Лермонтов родился в деревне у бабушки, когда его родители находились в Петербурге», – заявит Костик и сначала не поймет, над чем гогочут, а потом делает вид, что специально пошутил.
Ксюша тоже не ходила в отличницах, но когда писали в классе сочинение, отдавала для списывания книгу Костику, чтобы он опять не сморозил какую-нибудь глупость, как в тот раз, когда написал, что глухонемой Герасим говорил только правду и плыл в лодке, гребя коромыслами.
Лесозаготовки в тюрьме были для Костика меньшим наказанием, чем школьные учебники – все эти задачки, параграфы, контрольные и диктанты. Получив аттестат, он облегченно перевел дух, и усадить его снова за парту не могла никакая сила. Он бы предпочел два года колонии одному учебному году.