— Не хочешь? — спрашивает, а сам осторожно пальцами по моей руке проводит от плеча к локтю. Мурашки побежали…
— Сюда правда прийти могут, — с трудом расплела кисти и погладила его по боку от талии к бедру.
Парень вздрогнул, как ошпаренный. Вроде и не дурачок, а странный какой-то… Да отпусти меня, бешеный! На сей раз мы уже вдвоем в воде барахтались и отфыркивались.
— Чего вырываешься? Я ж чую, что хочешь. Вон, как твой пушок зарумянился.
Какой пушок? Нет, парень все же ненормальный… Ну и что? Мне за него замуж не идти. Ой, милая, совсем плоха стала… Найди-ка срочно любовника в замке, хватит привередничать. Этот, видишь ли, болтлив, тот недостаточно голубых кровей. Да наплевать! Пусть супруг узнает и просит у короля развода. Получишь вожделенную свободу, если, конечно, батюшка в монастырь не запрет… Ох, миленький, что ж ты со мной делаешь… Это я не об отце, конечно. И уж тем более не о муже.
— Дааа… Да, сама хочу, но если кто-то увидит… Посадят меня под замок, и мы больше не увидимся…
— О-о, так я тебе понравился?
Понравился-понравился. Пушок-то, небось, просто так румяниться не станет. И что за пушок?
— Давай повременим. Я смогу улизнуть после полуночи. Приходи сюда, ладно?
— Ты откуда? Из замка? Не служанка, раз свитой меня стращала.
Ага, служанка! Служанки у нас в замке мужским вниманием не обделены и на чокнутых голых парней не бросаются.
— Тебе-то что? По сословному признаку девиц цепляешь? — Опять ухмыляется и головой мотает. — Так придешь?
— Сама приходи. Я здесь буду. Как только в воду войдешь, почую.
И исчез! Свят-свят, неужто сама головой повредилась? Некогда сейчас об этом, быстрей на берег, доставать одежду, на себя напяливать и в замок бегом. Ай! Рассадила-таки в спешке руку ежевичной колючкой, от локтя до запястья. И что теперь мужу говорить, если увидит? А ты постарайся, чтоб не увидел. Или на кошачка вали, на Брысика. Негодяй полосатый иногда позволяет себе когти выпускать. Ага, и вот так аккуратненько одним коготком тебе по белой ручке провел. Провались все, ну точно чокнулась, больно-то как! Зачем всю руку по локоть в куст совать? Можно было лист оторвать и провести колючим черешком рядом с одинокой царапиной. Ф-фу, даже слезы выступили. Ну, парень, попробуй обмануть мои ожидания. Тогда ты мне за эти царапины ответишь!
* * *И где же мой разлюбезный? На берегу у коряги его точно нет, тот пятачок луной неплохо освещен. Так тебе и надо, милая. Совсем голову потеряла. Мужа в спальню не пустила. А граф тоже хорош: будто почувствовал. Притащился супружеский долг исполнять, да еще настаивал! Причем явно не ожидал, что я возражать стану. Видеть его разочарованную физиономию было приятно до невозможности. За одно это моего нового знакомца благодарить можно. Кабы не он, я вряд ли нашла в себе силы с постным лицом выставить муженька. Ах, я очень устала, голова раскалывается и вообще ваша супруга сегодня не в форме, мой лорд. Вот так! Пусть хоть раз побывает в моей шкуре. Граф, правда, вряд ли будет долго страдать. Ежели его и впрямь припекло, пойдет, служаночку оприходует. Ладно-ладно, не злись. Тебе-то что? Он же не в твоем вкусе. Так? Так. А вот придурковатый парень вполне в моем. Только где он? Не аукать же… Погоди, он что-то говорил насчет зайти в воду, и он почует. Святые небеса, он наверняка просто дурачил меня. Сейчас сидит в кабаке с друзьями и рассказывает про ненормальную девицу на озере. Ну, иди, побейся головой об корягу, может, полегчает. Сама виновата. Сделала б вид, что никакого голого мужика не заметила, и топала в замок. Нет, повеселиться ей захотелось, остроумием блеснуть. Вот и получаешься ты, милая моя, дура дурой. Поделом.
Ладно, берусь за ум. С одинокими прогулками заканчиваю, буду книжки читать, манеры оттачивать. А то одичала совсем в деревне, разговариваю почти как селяне. Надо уговорить мужа в город уехать, там не так скучно. Завтра и начну новую жизнь, а сейчас искупаюсь на прощание, не зря же сюда прибежала. А вода-то какая теплая!
— Я уж думал, ты не появишься, и я зря озеро грел. Чуть уха не получилась.
Ох, еле на ногах устояла! Нельзя ж так пугать! Откуда он взялся? Стоит на берегу и ухмыляется. Опять голый. И опять какую-то чушь несет. Озеро грел…
— Ты откуда взялся?
— Из озера. Мы ж договорились.
— Из озера?
— Ну да. Живу я сейчас тут.
— В озере?
— М-да, красавица, похоже, ты все-таки не в себе.
— Это кто тут не в себе? На себя посмотри! Голышом разгуливаешь, рукоблудием прилюдно занимаешься.
— Хм-м, разговоры придется отложить на потом. Я-то думал, только мужики при виде голых баб дуреют, но, видать, и наоборот случается.
И потащил меня на берег, под кусты, на мягкую травку…
А после в голове действительно прояснилось.
— Ты не человек?
— Что, так хорошо было?
Остроумный… Почти как я.
— Угу. А тебе понравилось?
Ухмыляется и снова начинает руками везде шарить…
Потом говорить долго не хотелось, но любопытство все же пересилило.
— Кто же ты? Леший?
— Сама ты кикимора!
Обиделся, что ли? Или шутит?
— Я… — и череда каких-то невообразимых звуков: шипение, свист, щелканье. Человеческое горло на такое точно не способно… Мамочки, с кем я связалась?! — По-вашему, наверное, водяным можно назвать. Хотя я и не сижу на дне под корягой и не утаскиваю купающихся на дно.
— Ну да, ты сидишь на берегу на коряге и…
Засмеялся.
— Только когда хорошенькие девушки на озеро приходят. С других на рукоблудие не тянет.
— А что ты про какой-то пушок болтал? Мол, он зарумянился.
Посмотрел на меня задумчиво, провел рукой над самой моей спиной, я будто даже тепло ладони почувствовала, но не прикосновение.
— Да как тебе объяснить? У вас, людей, от тела исходит сияние, много-много тонких лучиков, будто шерстка или пушок. У женщин обычно розовое или золотистое, у мужчин поярче — красное или лиловое. Если поближе подобраться и потрогать, очень приятно.
— Как кошку погладить?
— Не знаю, кошек гладить не пробовал. Похоже, наверное. Камышового кота я как-то видал, шкурка у него мягкой кажется.
— Как-то видал? Ты недавно здесь? Я этого кота через день вижу.
— Ну, да… Недавно.
— А раньше где жил?
— Дома, в море.
Вон оно как. Водяной в наше озерцо из моря пожаловал. Интересно, надолго ли? Спрошу.
— Надолго, — ухмыляется. — Мне два здешних озера во владение передали.
Приятно слышать. Значит, милый, мы с тобой далеко не в последний раз видимся. Так, а про пушок-то я еще не все спросила.
— Значит, я покрыта розовой шерсткой?
— Нет, у тебя пушок необычный. Мне такой раньше не попадался. Очень красивый, абрикосовый.
— Бри… что?
— Ну, оранжевый, только более нежный, с розоватым оттенком.
— Оранжевый?
— Ты никогда абрикосов и апельсинов не видела?
— А ты никогда кошку не гладил!
— Я зато знаешь сколько девиц перегладил.
— Догадываюсь! Продолжай и дальше, мешать не стану.
— Да ты, никак, обиделась? Лежи, не дергайся, пошутил я.
Ну каков наглец! Шутник… Впрочем, дергаюсь я зря. Руки у него мягкие, нежные… Оно и понятно, в воде живет, работы никакой не делает. М-м, а гладить мой водяной умеет. Так бы и пролежала всю ночь, наслаждаясь, как кошка. Жаль, мурлыкать не получается.
— Оранжевый — это как рыжий. Только очень яркий и чистый.
— Угу, понятно. Почему ты так удивился, что я тебя вижу?
— Вы, люди, без нашего желания видеть и осязать нас не можете. А я не собирался тебе сразу показываться. На первых встречных не бросаюсь, знаешь ли.
Я шпильку мимо ушей пропустила, уж очень водяной гладит приятно, и спрашиваю:
— Получается, я тебя против твоего желания увидела и потрогала?
— Точно. Вот я и удивился. Без примеси нашей крови такое невозможно.
Ну и новости! Родители у меня — люди, а водяного на коряге я разглядела прекрасно, о последующем осязании и вовсе помолчу. Кстати, и с обонянием полный порядок. Пахнет от моего разлюбезного какой-то болотной травой сладковато-пряной. Не то багульник, не то аир. Странно…
— Это что же получается? Я, по-твоему, не человек?