Лера знала только, что при мыслях о Стасе, которые приходили к ней бессонными этими ночами, все ее тело трепетало, схватывалось огнем, она физически ощущала прикосновения его рук, всего его тяжелого тела, его губы на своих губах. И в эти мгновения она все готова была сделать для того чтобы ощутить это наяву…
Он владел ее телом, ни разу к нему не прикоснувшись, и что было думать о душе – душа сгорала в том биении и пожаре, который Лера ощущала внутри себя при одной мысли о нем. Она хотела его, как не хотела ни одного мужчину ни разу в своей жизни, и стонала, кусая подушку, вздрагивая от того, что это желание не могло осуществиться немедленно.
Днем Лера еще могла размышлять об этом спокойно. Она была одинока, темпераментна, ей едва исполнилось двадцать семь лет – что удивительного было в том, что ее мучили женские желания? Удивительным было другое: почему именно Стас?
В ясные, дневные минуты она понимала, что не любит его. Она даже готова была отшатнуться от него, он пугал ее своей мощью, смешил тщательно скрываемым нуворишеством. Но ночью все это становилось неважным…
И, кажется, Стас почувствовал то, что с нею происходило. Или просто был уверен, что так оно и должно быть? Даже наверняка не почувствовал, а просто знал заранее; он не похож был на человека, способного улавливать нюансы.
Лера чувствовала себя напряженной как пружина, каждый день усиливал лихорадочность ее состояния, – а Стас с каждым днем каменел, наливался сознанием своей власти над нею. И только вздрагивание чувственных губ выдавало, какое страстное желание его снедает.
При этом он никогда не бывал с нею груб. И хотя иногда Лере казалось, что он с трудом сдерживает свою грубость, у нее не было никаких зримых свидетельств этого. Ведь невозможно было считать свидетельством отчетливое ощущение того, что Стас подавляет ее волю.
Он дарил ей цветы – всегда розы, и всегда огромными букетами. Дарил дорогие духи и сообщал, что в их запахе за цветочной увертюрой следует симфония пряностей и бергамота.
И в чем его можно было упрекнуть?
Зима началась рано. Первый снег в октябре не успел растаять, как это обычно бывало, вскоре ударил мороз, и уже к ноябрю снег не сходил с московских улиц.
Лера чувствовала такую тоску, какой не знала прежде, даже в первый месяц после рождения Аленки. И понимала, с чем связана ее тоска. Она решила прекратить то, что происходило между нею и Стасом Потемкиным, – прекратить немедленно, пока между ними реально не произошло ничего.
А это было нелегко: слишком сильно завладели ею мысли о нем. И к тому же Лера не могла не видеться с ним, потому что их уже связывали деловые контакты, от которых невозможно было отказаться ради женского каприза.
Иногда ее тревожили сомнения: а зачем, собственно? Зачем она должна отказываться от близости с этим человеком, что должно ее останавливать?
Стас не был женат – во всяком случае, к тому времени, когда познакомился с Лерой. То есть у него была где-то бывшая жена, и было даже двое детей, но он сам однажды дал Лере понять, что это его нисколько не сковывает.
– Вы не сошлись характерами? – спросила тогда Лера, узнав эту подробность его биографии.
– Вроде того, – ответил он. – Моя жена должна быть моей женой. – Он сделал упор на слове «моей».
– Неужели она тебе изменяла? – удивилась Лера.
– Этого еще не хватало! – усмехнулся он. – Нет, конечно. Но она стала слишком много себе позволять.
– Вмешиваться в твою жизнь?
– Это так же маловероятно, как изменять мне. – Он жестко прищурился. – Нет, вмешиваться я бы ей не позволил. Я же тебе сказал: моя жена должна быть моей женой, а не отдельной единицей, живущей по своим правилам.
Вот после этого разговора Лера и поняла, что все это надо прекращать немедленно.
Но одно дело понять, а другое – осуществить. Осуществить было тем более нелегко, что это явно не входило в планы самого Стаса.
Стоило Лере два раза подряд по телефону отказаться от встречи с ним – от похода в казино и в ресторан, – как он тут же явился к ней вечером в офис и спросил:
– Как это понимать?
Лера всмотрелась в его каменеющую челюсть, в жесткий прищур его светлых глаз.
– Никак, Стас. Почему ты вообще считаешь, что я должна тебе это объяснять? Ты что, хозяин мой? Допустим, мне опротивели рестораны, допустим, надоели разговоры о новом парфюме с запахом дикости и дубовой коры.
– Ты предпочла бы, чтобы от меня пахло потом?
– Я предпочла бы, чтобы ты меньше об этом говорил.
– Лера, женщина не должна быть так самоуверенна.
– Откуда ты знаешь, какой должна быть женщина, и кто тебе вообще дал право об этом рассуждать?
– Я сам дал себе это право, я вообще сделал себя сам! И я от этого не откажусь.
– Дело твое, – пожала плечами Лера. – При чем здесь я?
Ей стоило больших усилий разговаривать с ним так резко, и ей приходилось призвать все свое мужество, чтобы не испытывать в эту минуту ничего, кроме желания вырваться из-под его власти. Он был по-прежнему притягателен для нее, даже такой – со сжатыми губами и жестко прищуренными глазами. И может быть, именно такой…
– Ты не боишься, что тебе придется об этом пожалеть? – спросил он.
– О чем, Стас? – Лера постаралась придать своему лицу как можно более недоуменное выражение. – Мы разве ссоримся с тобой?
– Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю. И хочу тебе сказать: я тебя не понимаю…
– Давай отложим этот разговор? – вдруг попросила Лера.
В ее голосе невольно проскользнули эти просительные нотки: она вдруг сама испугалась неизбежности разрыва. Зачем, почему? Что за безумный отказ от самого сильного своего желания?
– Хорошо, – согласился Стас. – И я даже не прошу, чтобы ты позвонила мне, когда подумаешь хорошенько. Я сам тебе позвоню. Послезавтра.
«Два дня на размышления! – усмехнулась про себя Лера. – Наверное, он считает себя предельно великодушным».
Но и его можно было понять. Ни один нормальный мужчина не смог бы объяснить самому себе, что удерживает Леру от последнего шага навстречу Стасу Потемкину. Да что там мужчина – разве она сама могла себе это объяснить?
Весь следующий день был просто мучителен для нее. Правда, было много дел: «Горизонт-банк» проводил международный симпозиум.
– VIP-прием нужен, Лера, – сказал Стрепет, не вдаваясь в подробности.
Лера и сама знала, что это значит и каких усилий требует. Но что значили эти усилия по сравнению с тем, какое усилие ей приходилось делать над собою?
Она думала о Стасе каждую минуту, ей казалось, что внутри у нее тикают часы и отсчитывают время – до чего? До расставания или до того как она бросится в сладкий омут, отдастся его неумолимо притягательной силе?
«И что тогда будет? – пыталась охладить себя Лера. – Он же в бараний рог тебя скрутит, он же потребует, чтобы ты была „его“, а не „отдельной единицей“…»
Она содрогалась, представляя себе такую возможность, и даже горячие, страстные мысли о его сильных руках, о чувственных губах не могли быть сильнее этого страха.
Неизвестно, что ответила бы она Стасу Потемкину ровно через два дня, если бы обычное течение этих дней неожиданно не было нарушено.
И нарушил его Костя Веденеев – ее муж, ее первый и единственный мужчина, бывший и полузабытый, но не забываемый никогда.
Костя позвонил ей в офис, и Лера узнала его голос прежде, чем он назвал себя. Это был его второй звонок с того дня, когда они расстались на пороге загса, подав заявление на развод. Первый раз Костя позвонил, когда Аленке исполнилось два месяца и он случайно узнал о ее существовании – тоже по телефону, от Надежды Сергеевны.
– Лера, я все-таки хочу знать… – звучал тогда его голос в трубке. – Ведь эта девочка может быть и моим ребенком?
Его слова ножом полоснули Леру: «может быть и моим», «эта девочка»!..
– Может, – сказала она. – Более того, так оно и есть. Что дальше?
Костя молчал. Потом наконец выдавил:
– Ты сама должна мне сказать… Что я должен делать, чтобы ты…
– Ты мне ничего не должен, – оборвала его Лера. – Если ты имеешь в виду алименты, то я их от тебя не требую. Ребенок записан на мою фамилию, у нее мое отчество. Если ты хочешь переменить ей фамилию и отчество – пожалуйста, это твое право, если хочешь ее видеть – я не возражаю. Что еще?
– Я должен подумать, – сказал тогда Костя.
«И посоветоваться с Люсей», – добавила про себя Лера.
– Я тебе потом еще позвоню, – торопливо простился он.
– Ты долго собирался позвонить, – сказала Лера, услышав на этот раз его голос. – Год прошел, кажется?
Она сама расслышала иронию в своем голосе, и ей тут же стало жалко Костю.
– Мне все-таки хотелось бы встретиться с тобой, – попросил он. – Не хочется по телефону…
– Хорошо, – согласилась Лера. – Только давай сегодня, ладно? Завтра я… Может быть, придется в командировку уехать.