Удаление в пространстве и во времени придает весу выкладкам, уточняет данные, способствуетотсеву личных побуждений, упраздняет искажения... Что еще? Ресурсы здравого смысла? Методическое сомнение?
Порывисто встав, Савелий сделал несколько шагов и воскликнул:
- К черту все эти ослиные головы, ничего не понявшие и которые никогда ничего не поймут!
Наступило коротенькое молчание, после чего Савелий, садясь, прибавил:
- Извините, пожалуйста. О! Извините, прошу вас!
- Хотите еще кусок яичницы? - спросила Асунта Филиппа.
Филипп отказался.
- Потом будет только сыр. И кофе.
- Но я не рассказал главного, - вставил Савелий.
- Я слушаю.
- Самое главное это моя встреча с Асунтой. Она гораздо интересней истории о расстрелах, безработицах и паспортах. Признаюсь, что часто себя спрашиваю: в чем основная сила очарования, которое меня внезапно охватило? И, не находя точного ответа, начинаю подозревать, что все дало в жаре и в фонетике.
- Не понимаю.
- Перечисление обстоятельств, разумеется, совершенно необходимо. Без него никакое суждение невозможно. Но вот факты. Мне надо было пойти по делу в 15-ый округ. Стояла жара. Небо казалось раскаленным. Ни малейшего ветерка. И в полдень - никакой тени: солнце как раз над головой. Асфальт полурасплавлен. Точно в пекле. Я искал нужный мне дом и для этого читал названия улиц, на синеньких дощечках. Одна из улиц называлась Васко де Гама. Почему в демократическом пятнадцатом округе Парижа одна из улиц носит имя португальского мореплавателя, впервые обогнувшего Мыс Доброй Надежды? В жаркий этот и душный полдень, в этом квартале ровно ничего не было поэтического. И вдруг удивительной звучности имя и самого моряка, и африканского мыса. Далекого, пустынного, таинственного, страшного! Парусные корабли. Неведомые моря, туманы, бури, скалы, волны... Сама поэзия такие имена, такие названия...
- Наверное есть точная причина, побудившая городской совет выбрать это название для этой улицы. Какая-нибудь годовщина, связанная с ней церемония...
- Без сомнения. Но ни поэзии, ни звучности названия эта причина не умаляет. Слова Мыс Доброй Надежды, который приходят на ум после слов Васко де Гама, магического своего притяжения не утрачивают. И противоречие между этими именами и невзрачной банальностью улицы остается. Я тогда это противоречие - больше того: противопоставление - переживал с болезненной остротой. Передо мной шла барышня, с литром красного вина в руке. На голове ее ни шляпы, ни берета, ни даже платочка. Меня поразила чернота ее волос. Это вот те волосы которые вы, м-сье Крозье, не могли не заметить.
- Савелий! Прошу тебя!
- Мадам Болдырева, действительно, брюнетка.
- Повторяю: солнце того дня было особенно жарким. Мадемуазель Гарьевой - теперешней мадам Болдыревой - сделалось дурно. Она покачнулась, оперлась о стену и упала раньше чем я успел подбежать. Бутылка, которую она несла, разбилась и красное вино растеклось по тротуару. Когда я стал пробовать ее поднять или взять на руки, напротив распахнулось окно и до меня донеслись восклицания: Асунте дурно, Асунта упала в обморок! По-русски! Повторяю: безжалостное солнце, потоки света, синее небо, какой-то неподвижный пожар в пространстве! 15-ый парижский округ. Размякший тротуар, по которому, как кровь, течет красное вино. Васко де Гама. Мыс Доброй Надежды. Русские восклицания. Испанское имя... Я помог пожилому господину, вышедшему из двери, перенести м-ль Гарьеву в квартиру. Ее уложили на диван, натерли ей виски одеколоном. Солнечного удара не было, - был просто обморок, вызванный духотой, жарой, общей слабостью. Через несколько дней я зашел чтобы справиться о здоровьи, потом зашел еще и еще, и возникло настоящее знакомство. Мы стали совершать совместные прогулки, посещать музеи, достопримечательности, древности. Подружились и поженились.