— Жужа, — тихо сказал жучок в крапинку, — мне грустно. Может быть, ты поиграешь со мной?
— Грустно?! — удивилась Жужа. Весёлая пчела не понимала, как может быть грустно в такой хороший день. — Конечно, я поиграю с тобой. Правда, я спешу. Но раз тебе грустно — поиграть просто необходимо. А во что?
— Лучше всего — в «Считалочки».
— А как это?
— Очень просто, — ответил жучок. — Ты, Жужа, полосатая: полосочка — жёлтая, полосочка — чёрная, а я — красный в чёрную крапинку. Так?
— Так.
— Ты считай мои крапинки, а я буду считать твои полосочки. Кто быстрее сосчитает — тот выиграл.
Выиграл жучок по имени Божья коровка: ведь полосочек у Жужи совсем немного и сосчитать их нетрудно.
— Ну, что? — спросила Жужа, которая, кстати, совсем не расстроилась из-за того, что проиграла: с каждым бывает, — Стало тебе хоть чуть-чуть веселее?
— Конечно!
— Вот и прекрасно! — сказала Жужа и вдруг увидела, что с пушистой шапочки клевера слетает другая пчела.
Другая пчела вежливо поздоровалась с Жужей и жучком и улетела с полным кувшинчиком нектара. А клевер, немного растерявшись, сказал:
— Жужа, ты была занята игрой, и я не знал, нужен ли тебе нектар.
— Ничего, — сказала Жужа, глядя в свой пустой кувшинчик, — Я сейчас быстро слетаю к колокольчику.
Лиловый лесной колокольчик был очень рад встретиться с Жужей.
— У меня сегодня прекрасные пыльца и нектар, — сказал он.
Тут Жужа услышала знакомое стрекотание. Оказывается, под колокольчиком сидел её приятель кузнечик.
— Привет! — сказал он, — Какой хороший день сегодня! Правда?
— Замечательный! — согласилась Жужа.
— В такой день хорошо бы поиграть во что-нибудь. Давай? — предложил кузнечик.
— Ой! Что ты! — сказала Жужа, — Меня, понимаешь, ждут. Я спешу.
— Мы немножко поиграем, — уговаривал кузнечик, — только в одну игру. Она называется «Хлопушки».
Жужа очень любила играть, а потом просто не могла отказаться.
— Ладно, — сказала она, — давай. Только быстро! Как играть в эту игру?
— Очень просто, — стал объяснять кузнечик, — У тебя есть крылышки. Это ясно всем. У меня тоже есть крылышки. Это ясно не всем, потому что я их прячу. Так вот, мы с тобой должны одновременно хлопнуть крылышками. Кто хлопнет громче — тот выиграл. Понятно?
— Конечно!
— Раз-два-три! Приготовились. Хлопнули!
Крылышки кузнечика жёстче пчелиных, а потому и хлопнул он громче.
— Давай ещё раз, — сказала Жужа. Но и на этот раз она проиграла.
— Ладно, — сказала Жужа, — ничего страшного. Зато я научилась новой игре. Ну, всё-таки мне пора. До свидания, кузнечик!
А в это время из колокольчика вылетела совершенно незнакомая пчела.
— Па-а-асторонись! — пропела пчела и улетела, унося в лапках до краёв полный кувшинчик.
А колокольчик печально покачал головкой:
— Ты сама виновата, Жужа. Играешь и ни о чём не думаешь.
— Точно, — согласилась Жужа. — И что же я такая легкомысленная?
Она зачем-то дунула в свой пустой кувшинчик.
— Ну ничего, — добавила она уже весело, — я исправлюсь.
И Жужа полетела к полевому цветку маку.
— Мак, милый, пожалуйста, поскорее дай мне пыльцы и нектара для мёда! Меня подружка заждалась.
— Пош-ш-шалуйста, — тихо прошелестели шелковистые лепестки мака.
Но неожиданно послышалось громкое весёлое жужжание, и прилетел большущий золотистый жук.
— Жужа, Жужа, — жужжал золотистый жук, — С днём рождения, Жужа!
— Что? — удивилась Жужа. — Мой день рождения совсем не сегодня.
— Это ничего, — ещё веселее жужжал жук. — Когда-нибудь будет твой день рождения! А сегодня — мой! Я тебя поздравляю с моим днём рождения!
— А-а-а! Понятно! Спасибо! — ответила Жужа, — Я тебя тоже поздравляю. Только я очень спешу.
— Нет, ты не спеши, пожалуйста! Я очень хочу поиграть с тобой в мою любимую игру. «Жужжалки» называется.
— Что ты! Что ты! — Жужа чуть не уронила свой кувшинчик. — Я никак не могу! Меня ждут.
— Как же так! — возмутился золотистый жук. — Во-первых, я тоже тебя жду. Во-вторых, все знают, что ты больше всего на свете любишь играть. В-третьих, у меня сегодня день рождения и мне ни в чём нельзя отказывать.
Золотистый жук был прав, и, конечно же, Жужа согласилась поиграть. Только чуть-чуть.
Играть в «Жужжалки» оказалось очень просто: жужжать — и всё. Кто жужжит громче и веселее — тот и выигрывает.
Золотистый жук был больше Жужи, поэтому жужжал громче. Зато Жужа, наверное, самая весёлая пчела в мире, жужжала гораздо веселее. Вот и получилась у них ничья.
— Прекрасно, — сказала Жужа, — хоть на этот раз я не проиграла. Ну, всё, дорогой жук. Ещё раз поздравляю. Пока!
Но тут к маку подлетела старенькая бабушка Пчела. Все её очень уважали.
— Деточка, — обратилась она к Жуже, — ты не уступишь мне этот прекрасный мак?
— Конечно, бабушка, — тихо ответила Жужа. Она была вежлива.
«Это уже третий цветок, который я потеряла из-за игры, — грустно подумала Жужа. — а ведь меня заждалась оса. Ждёт, ждёт… А нет ни меня, ни мёда… Задерживаться больше нельзя».
Виноватая и расстроенная прилетела Жужа домой. Всё честно рассказала подружке осе. Сначала оса тоже огорчилась, а потом вдруг спросила:
— Как называется первая игра?
— «Считалочки», — ответила Жужа.
— А вторая?
— «Хлопушки», — ответила Жужа.
— А третья?
— «Жужжалки», — ответила Жужа.
— Послушай, Жужа, ты принесла мне замечательный подарок, — сказала оса.
— Ты смеёшься надо мной, — чуть не плача, Жужа поставила на полку свой пустой кувшинчик.
— Совсем не смеюсь, — ответила оса, — нисколечко, — И добавила: — Каждому, по-моему, ясно, что три хорошие игры — это замечательный подарок!
Жужа подумала и сказала:
— Мёд я приготовлю для тебя завтра же. Ты права: весёлые игры — это так же хорошо, как вкусный мёд. Поиграем? — весело предложила пчела.
Сказка про старый пень
Жил-был пень. Он жил в обыкновенном лесу — среди ёлок, берёз, клёнов. Очень старым был пень. Старше всех деревьев. Это был очень даже красивый пень: с одной стороны — ровный-ровный, с извилистыми годовыми кольцами, а с другой стороны — зубчатый, будто на нём надета резная корона. Вернее, полукорона. Летом пень наряжался в мантию из мягкого зелёного волокнистого мха. А зимой надевал роскошную пушистую снежную шубу.
Когда-то пень был деревом. Каким же деревом был старый пень? Могучим ли дубом? Мудрой ли елью? Очень захотелось узнать об этом одной любопытной синице.
— Дедушка пень! — прочирикала она, — Скажите, пожалуйста, кем вы были в молодости?
— В молодости… — заскрипел старый пень, — в молодости, говоришь…
И захотелось ему сказать что-нибудь такое необыкновенное, чтобы все заохали. Удивить всех захотелось. Бывает такое…
— …В молодости я был знаешь кем? Я был просто… пальмой.
— Ой, пальмой! Ой, неужели? — всполошилась синица.
— Да, а что такого? — заважничал старый пень, — Я был высокой, стройной пальмой. У меня был гладкий ствол, а на верхушке росли огромные листья и большущие орехи.
— Ой, что вы говорите?! Ой, как это необыкновенно! — заверещала синица, — Так необыкновенно… так необыкновенно, что…
— Что, — перебил пень, — не веришь?
— Как не верить, дедушка пень! Просто один знакомый скворец рассказывал мне, что пальмы живут только далеко на юге. Там, где зимуют птицы.
— Точно, точно, точно, — Это затараторила пробегавшая мимо белка. — Я тоже слышала, что пальма в нашем лесу — это всё равно что… всё равно что… всё равно что колокольчик на Северном полюсе. Да, да!
Белка прыгнула на соседнее дерево и убежала.
— Вот видите, дедушка пень, — подхватила синица, — пальмой вы всё-таки, наверное, быть не могли.
— Да, наверное, не мог, — смущённо заскрипел пень, — знаешь, синица, я не помню, каким был деревом.
— Забыли?!
— Забыл… — обманул пень синицу.
— Ой, как же так можно? Ну как же так? — не понимала синица. Пень только смущённо скрипел и кутался в свои роскошные одежды.
— Дедушка пень! Я вот что придумала, — затараторила синица, — я слетаю к старому дятлу. Он триста лет в нашем лесу живёт, всё знает, всех помнит. Он наверняка вспомнит, каким деревом вы были.
Вспорхнула птица-синица. А пень горевал, ведь знал он, помнил, что не был никакой пальмой, а был обыкновенным клёном. Высоким, развесистым, сильным, но всё-таки просто клёном, а не заморской пальмой.
Вернулась любопытная весёлая синица, затараторила:
— Дедушка пень! Дедушка пень! Потрясающая новость, вы, оказывается, были…
— Ах, как стыдно мне! — вздохнул пень.
— Стыдно? Не понимаю! Ведь вы были прекрасным клёном!
— В том-то и дело, — оправдывался старый пень, — клёном, а не пальмой необыкновенной.