Никто не варил дошаб, не сушил на зиму зелень для приправ.
Иные заботы были у людей.
Я впервые услыхала слово, смысл которого не совсем понимала.
"Война!"
- Что такое война? - спросила я у дедушки.
Это был единственный вопрос, который я задала за последние несколько дней. Но он вздохнул, посмотрел на меня невидящими глазами и отошел, так ничего и не ответив.
Тогда я подбежала к нему, схватила его за руку и почти закричала, чтоб он услышал меня наконец.
- Дедушка, где мой папа? Где?
- На войне, - ответил он мне и отвернулся.
Отца унесла война. Как и многих отцов моих сверстников.
Почему-то я долго была убеждена, что отец ушел на луну. Я думала, что он ушел туда по лунной дорожке, в которой так любил купаться в летние вечера. Пошел, пошел по этим серебряным бликам, добрался до самой луны и остался там навсегда.
С каждым днем дедушка становился все молчаливее, выражение скорби, казалось, застыло на его лице, - оно оставалось печальным, горьким даже тогда, когда он засыпал. Он совсем перестал замечать людей, все чаще забывался в тяжелой дремоте и однажды совсем не проснулся. Я не понимала, что он умер. Я вообще не знала, что люди умирают. Дедушка был первый человек, котоpoго я видела мертвым, он лежал на ковре, неподвижный, с твердо сжатыми губами, и лицо у него было задумчивое, озабоченное. Мне казалось, что он просто спит, что вот-вот проснется и я по-прежнему буду задавать ему всякие вопросы, а он, как в былые времена, будет терпеливо отвечать на все мои "почему". Я ждала даже после похорон.
"Человек умирает, и никто его больше никогда не увидит". Эту простую истину я понимаю и принимаю сейчас во всей ее неотвратимости. Но тогда слова мамы показались мне страшными. Взрослея, мы привыкаем ко многому, мы привыкаем даже к тому, к чему, в сущности, нельзя привыкнуть, - к смерти, но в детские годы для меня это было чем-то непостижимым! Как это так? Вот был человек - ходил, рассказывал мне сказки, растил деревья - и вдруг его не стало. Не стало дедушки, к которому у меня оставалось еще столько вопросов и которому я могла еще столько рассказать! А он... Он же так любил рассказывать мне про цветы, зверюшек, про то, какой я стану, когда вырасту большая...
- "Человек умирает... - повторила я вслух слова мамы, - и никто его больше никогда не увидит..." А по чему не увидит?
Обычно мои вопросы часто заставали маму врасплох. В отличие от деда, она не всегда умела на них ответить.
- Не знаю... Таков закон жизни.
- Какой плохой закон, мама! Кто его придумал, этот закон?
Она не ответила, только, тяжело вздохнув, пожала плечами.
С балкона нашей городской квартиры хорошо было видно море. Теперь я часто по вечерам с волнением ожидала появления луны. Луна поднималась из-за моря, выстилала по волнам свою серебристую дорожку, и я все надеялась втайне, что в один из таких вечеров вернется папа. Но он так и не появлялся.
- А почему не приходят мои дяди? - спросила я маму.
- Их тоже унесла война.
- Всех унесла? Куда унесла? Зачем унесла?
Я могла бесконечно задавать вопросы. Эти вопросы и моя фанатичная вера в возвращение близких, очевидно, пугали маму. Она долго, не скрывая удивления, всматривалась в меня и ничего не отвечала..
Она и сама стала какой-то медлительной, отрешенной, как заколдованная. Я привыкла видеть ее в постоянной работе. Ее руки никогда не знали покоя, всегда хлопотали. А теперь ее словно подменили. Целыми днями сидела она, уставясь в одну точку, все думала, думала о чем-то своем. Поражала меня и бабушка. Уж кто-кто, а она не давала маме и минуты посидеть спокойновсегда какую-нибудь работу придумает. А тут вдруг тихая стала, даже мягкая какая-то, и в злых глазах ее появилось сострадание. Что-то надломилось в ней, угасло, не было уж прежней жесткости, непреклонности.