— Я могу идти?
— Дима, пропусти его.
Демин в «бумеранге» отступил в сторону, Гиро медленно направился к выходу из отсека, задержался на пороге, оглядываясь.
— Отбой прикрытию, — тихо сказал Демин в усик рации. — Клиента проводить до его машины без шума.
— Почему ты с ними, а не с нами? Ведь ты тоже обязан всем Конструктору.
Грехов хмуро усмехнулся, разглядывая Гиро с видимым сожалением.
— Неизвестно, кто кому обязан больше. А почему с ними?.. Я, скорее, сам по себе, чем с ними, это будет точнее. Но с вами мне не по пути.
К-мигрант безмолвно исчез, словно растворился в воздухе Габриэль расслабился, отвечая понимающим кивком на взгляд Демина.
— Все правильно, Дима. Задержать мы его могли бы, удержать — нет. Надеюсь, некоторое время мы поработаем спокойно, хотя бдительности терять не стоит.
— Пойду сообщу Железовскому, — пробормотал пограничник, — и Эрбергу.
— Который час?
— Второй по средне-солнечному.
— Значит, ночь и там… Что касается командора — звони, он — твое непосредственное начальство, а комиссира-два не трогай, до семи утра хотя бы. — Грехов улыбнулся своим мыслям. — Этой ночью он, считай, родился снова.
— У него день рождения? — поднял брови Демин.
— Нет, но пусть хотя бы эту ночь проведет без тревог.
— Хорошо, — кивнул пограничник, ничего не поняв. — А вы сейчас куда? Извините…
— Я? — Габриэль снова стал прежним Греховым, мрачновато спокойным, скупым на слова и мимику. — Я на Землю. Держись, кобра, отдыхать тебе рано.
Смерть чужанина
Железовский прибыл на куттере погранслужбы в сопровождении шустрого, взъерошенного Шадрина, бывшего заместителя кобры-один Берестова.
Савич смотрел, как они вылезают: Железовский, несмотря на размеры и свои сто с лишним килограммов, спрыгнул на землю не менее ловко и проворно, чем малыш Шадрин.
Маяк границы, «открытый» Берестовым на Марсе, был уже оцеплен кибами погранслужбы, и возле него вырос небольшой городок исследователей объекта: три стандартных жилых купола, кессон, реактора и четыре конуса лабораторий. Сам «маяк» уже не был похож на изделие рук человеческих, голографический камуфляж выключили, а то, что пряталось под ним, больше напоминало двадцатиметровую этажерку, завернутую в ослепительно белую «авоську» с крупными неровными ячеями. На двух нижних полках этажерки, открытой со всех сторон, лежали два пятиметровых «булыжника» непередаваемо черного цвета.
— Роиды? — прогудел Железовский, подходя ближе и оглядывая угловые глыбы.
— Совершенно верно, — кивнул Савич. — Мертвые. Поэтому и лежат здесь, забытые. Судя по размерам «авоськи», а на самом деле это полевой стабилизатор, выращенный неизвестным способом, — роиды были раза в три крупнее, но за сто с лишний лет «похудели», ссохлись, так сказать.
— Они в самом деле умерли?
— В том смысле, как мы это понимаем. Они не излучают ни в одном из диапазонов электромагнитного и других полей, хотя каждый имеет массу — около десяти тонн. Ребята обнаружили любопытные эффекты, не хотите посмотреть? Если повезет, конечно.
Железовский оглянулся на близкий вал кратера, выеденного Прожорливым Младенцем — рождающимся Конструктором.
— Что они здесь делали? Чего ждали? Савич тоже оглянулся на гребень кратера.
— Вряд ли мы это когда-нибудь узнаем, сфинктура этих объектов даже не поддается измерению. — Лидер команды ученых обошел этажерку, подобрал камешек, подкинул в руке.
— Видите пятно? Оно чуть светлее. Мы назвали его «трупным».
Савич с силой метнул камешек в глыбу чужанина. Тот отскочил.
— Не попал.
Второй камень также отскочил от глыбы, а третий канул в черноту, как в воду.
— Пойдемте. — Савич увлек прибывших за собой, обходя сложные антенны всевозможного рода устройств, измерительных комплексов и аппаратов. Работавшие у приборов люди расступались и продолжали заниматься своим делом, неторопливо, методично, буднично и спокойно. Савич остановился с другой стороны этажерки, ближе к роиду, в которого бросил камень, посмотрел на часы, кивнул в сторону глыбы:
— Сейчас появится. Мы засекали: время пребывания пробника, внутри роида не превышает четырех минут.
Словно в ответ на слова ксенолога, из черной грани мертвого чужанина выпрыгнул брошенный ученым камешек и едва не попал в Шадрина, Железовский проследил за его падением, шевельнул бровью:
— Он что же, вылетает с той же скоростью, с какой был запущен?
— Практически с той же. Словно летит в вакууме метров шестьсот, не подчиняясь земному тяготению. Однако некоторые камни не возвращаются, зато вместо них мы ловим слабые вспышки гамма-излучения.
— Любопытно. Как вы это объясняете?
— Идеи есть, — Савич с легким замешательством пошевелил пальцами. — Но они несколько экстравагантны… если не сказать резче. Ксенологи, например, начисто с ними не согласны. Одно пока стало ясно: чужане совсем не то, что мы о них думали. Железовский хмыкнул.
— Темните вы что-то, уважаемый.
— Ничуть, просто привык опираться на факты или хорошо просчитанный эф-прогноз, прежде чем выносить гипотезу на обсуждение.
— А как вам удалось выключить их маскирующий генератор?
— Он выключился сам, видимо, иссяк источник энергии. Железовский в задумчивости пошел вокруг чужого сооружения с мертвыми чужанами, остановился перед полоской ползучих растений темно-серого, почти черного цвета, нагнулся и потрогал.
— Это их флора?
— Нет, — ответил Шадрин, забегавший то слева, то справа от комиссара, успевающий следить за обстановкой, говорить по рации сразу с тремя абонентами и перекинуться парой фраз с исследователями «маяка». — Это дремлик марсианский, разве что потерявший свой голубой цвет. А вот это берегень седой, а дальше — шерстонос ядовитый. — Шадрин показал на колючку фиолетового цвета с широкими дырчатыми листьями. — Больше здесь ничего не растет.
Железовский покосился на него заинтересованно, но сказал только одно слово. — Возвращаемся.
Уже у куттера он вспомнил о Савиче:
— В двадцать три до средне-солнечному жду вас на «Перуне» с материалами. — Ответа комиссар не ждал. — Что ты об этом думаешь? — спросил он спутника, когда они были уже в воздухе.
— Темно, — односложно ответил Шадрин, который ни минуты не мог просидеть спокойно, находя работу для рук, ног и тела. Со стороны казалось, что он нервничает, на самом деле то была врожденная манера поведения, а хладнокровия у грифа безопасности Юры Шадрина хватило бы на троих.
Железовский покосился на него и буркнул в усик рации: группе Дюлы сегодня же перенести чужан в бункер со спецзащитой в Такла-Макан. Императив — «модерато».
— Принято, — донесся голос дежурного инка Марсианского центра. — Вам только что пришло сообщение по «треку»: на трассе Гиппарх-Солнце появилась эскадра чужан.
— Как? — не понял комиссар, — Эскадра? Они что же — идут строем?
— Выражение применил для образности, — поправился инк. — Такое количество чужанских кораблей наблюдается впервые — более десяти тысяч.
— Сколько?! — переспросил Шадрин, впервые превращаясь в статую: он тоже был включен в постоянную оперсвязь.
— Более десяти тысяч, — терпеливо повторил дежурный. — Впечатление такое, будто роиды вылетели приветствовать дорогого гостя — Конструктора.
— По охранной зоне иксоида — «три девятки!» — отреагировал Железовский, увеличивая скорость куттера. — Всему исследовательскому флоту очистить зону до особого распоряжения и следовать колонной в кильватере иксоида на расстоянии в две единицы.
— Начальник погранотряда в зоне иксоида уже дал такую команду.
— Молодец Демин, быстро ориентируется, — сказал Шадрин.
— Председателям СЭКОНа и Совета безопасности прибыть на «Перун» через два часа.
— Принял, — отозвался дежурный.
— Найдите по связи проконсула ВКС Грехова, пусть тоже прибудет на спейсер.
— Принял.
— Кобре-два погранотряда Демину: я буду у него через сорок минут. Без меня ничего не предпринимать.
— Чтоб я сдох! — произнес Шадрин хладнокровно. — Это больше похоже на подготовку к массированной атаке, а не на встречу с хлебом-солью.
Железовский представил тысячи чужанских кораблей, идущих строем, сплетающихся в неповторимый зловещий узор атакующей колонны, и ему показалось, что он слышит крик чужан, крик устрашающий и завораживающий, слагающийся из рычания зверя, пения ангелов и рокота боевых индейских барабанов, способный ужаснуть слабых и предостеречь мудрых, звучащий отовсюду и ни откуда конкретно, и впервые в жизни комиссару захотелось быть просто зрителем этой феерической картины, а не главным действующим лицом.