— Всегда готов!
Я велел Коле сидеть внизу и ждать, а сам пошел в родильное отделение. Там была только сестра, незнакомая, она сказала, что документов на рожениц они не держат. Мне ничего не оставалось, как отправиться к Дине Иосифовне.
Я постучал.
Дверь открылась, и из кабинета вышла высокая рыжая худая женщина. Она уколола меня зеленым взглядом и пошла, хромая, прочь по коридору.
— Простите, — спросил я. — Вы Дину Иосифовну не видели?
— Я теперь Дина Иосифовна, — сказала женщина.
— А у вас нет истории болезни Клавдии Стадницкой? — спросил я.
Не оборачиваясь, та женщина помахала тетрадкой, которую держала в руке, и сказала:
— Получите в регистратуре.
Я все-таки заглянул в кабинет. В кабинете было пусто.
Конечно, та женщина не была Диной Иосифовной, но, с другой стороны, она уже не первый раз претендовала на место Дины Иосифовны. И конечно, она была связана с тайной близнецов.
Размышляя, я спустился на первый этаж. Коля все еще сидел на стуле у гардероба.
— Ты никого не видел? — спросил я.
— А кого я должен был видеть? — спросил Коля. Я не успел ответить, как меня окликнула Дарья:
— Сеня! Дина Иосифовна вернула мне Клавкину историю болезни. Она тебе нужна?
Дарья протянула мне в окошко историю болезни.
Мы с Колей отошли к окну.
Я перелистал страницы — оказывается, Клава переболела свинкой, у нее была грыжа и некоторые неприятности с менструальным циклом, — но я не стал задерживаться на мелких деталях — я листал и листал, пока не дошел до последней записи: «25 апреля 1988 года родила двух близнецов мужского пола, вес идентичен — четыре кило двенадцать граммов, длина тела…
— Ну вот, — сказал Коля, который читал через мое плечо. — Я же говорил, что она родила их вместе.
Он вытер со лба выступивший пот.
— Спасен, — пробормотал он.
— Да, ты спасен, — сказал я без убеждения. Ведь я-то был уверен в том, что еще позавчера у нас был лишь один близнец. А второй появился с опозданием.
Я сел на стул и перелистал все данные о близнецах. При том я внимательно посмотрел, не был ли вырван лист и заменен другим. Но следов подмены я не обнаружил. Да и не ждал особенно. Ведь если они самого младенца смогли нам подкинуть — неужели они страницу не смогут сделать чисто, как шпионский паспорт.
Я вернул историю болезни Даше, и она по моей просьбе выписала нам справку для ЗАГСа. Ведь нам надо получить на детей метрики.
Как мы вышли на улицу, Коля сразу отобрал у меня справки на близнецов. Он на глазах распухал от гордости.
Смешная вещь — судьба. Она на моих глазах играла человеком.
Навстречу нам шли два мужика, в подпитии, они видно работали или учились вместе с Колей. Один из них сказал:
— Говорят, ты богатыря родил?
— Не богатыря, — ответил Коля искренне, — а двух богатырей.
— Неужели близнецы? — спросил приятель. Коля вытащил из бумажника справку, и они втроем начали ее читать.
— Это надо обмыть, — сказал другой приятель.
— Давай справку назад, — сказал Коля и неуверенно поглядел на меня.
— В свете обстоятельств я бы вернулся домой. Порадовал бы Клаву.
— А чего Клавку радовать? Она уж свое отрадовалась, — сказал приятель.
— Мы тебе, дядя Семен, парня не отдадим.
— Тогда отдай справку.
— А что же мы тогда обмывать будем? — удивился второй приятель.
— Коля! — сказал я строгим голосом. Коля раздумывал. Потом протянул мне справку и сказал:
— Дядя Семен, вы справку домой отнесите, а мы с ребятами пойдем по пиву шарахнем.
— По пиву шарахнем, — поддержали его друзья. — Бочковое привезли, «Бавария», рязанского розлива, не то что наша бурда.
Только мы Колю и видели.
А я принес справку и положил ее перед Клавой.
Конечно, ее беспокоило исчезновение Коли в такой день, но справка ее утешила.
Она стала допрашивать меня, как удалось ее добыть? Кого я подкупил?
— Никого я не подкупал и никого не обманывал, — ответил я. — В твоей истории болезни и в самом деле написано, что ты родила близнецов.
— Но ведь я второго не рожала, — сказала Клава, правда, не очень уверенно.
Вот так на глазах и создаются легенды.
— А в справке написано, что рожала, — сказал я.
— Может, во сне? — спросила Клава. — Может, был наркоз?
— Значит, одного ты родила без наркоза, — съязвила моя жена, — а второго через несколько минут под наркозом. Может, ты его и зачинала под наркозом?
— Нет, что вы, Нианила Федоровна! — покраснела Клава.
Клава всегда хранила верность Коле, впрочем, на ее верность никто и не посягал.
Малыши лежали в кроватке, они казались здоровыми мальчиками, крупными, розовыми, нормальными детьми.
— Но один из них ненормальный, — сказал я Нианиле Федоровне, когда мы остались одни и пили чай.
— И должно же быть этому объяснение, — сказала Нианила. — Скорее всего мистическое.
В этом и заключалось наше противоречие. Я оставался на точке зрения, что все события в природе имеют объективное и научное объяснение. Однако Нианила как более эмоциональная натура допускала существование в природе мистических сил и даже колдовства. И если я, идя по улице VI Съезда Комсомола, видел приклеенное к столбу объявление о том, что в Веревкине начинаются выступления Члена международной Академии черной и белой магии, излечивающей заговорами и взглядом от онкологических и гинекологических заболеваний, а также наводящей и снимающей порчу, всемирно почитаемой Марьяны Форсаж, я лишь скептически улыбался, а моя жена, хотя на сеансы не ходила, задумчиво замечала:
— Что-то в этом должно быть. Дыма без огня не бывает.
— Так рассуждали обыватели и палачи в тридцать седьмом году! — резко отвечал я, но Нианила не вступала со мной в дискуссии, а принималась вязать мне очередной свитер.
— Надо понять, кому это выгодно, — сказал я.
— Вернее всего, дьяволу, — ответила моя супруга.
— Чепуха! — возмутился я. — Ты знаешь, что дьявола нет. Это научный факт.
— Научных фактов не существует, — отвечала Нила. — Они опровергаются высшими силами.
Таким образом наша дискуссия зашла в тупик.
— Я полагаю, — произнес я, отступая на заранее подготовленные позиции,
— что в этом деле может быть замешана американская разведка.
— Зачем ей замешиваться? — спросила Нианила Федоровна.
— Чтобы внедрить своего агента, — ответил я.
— С такого-то возраста у них агентами работают? — засмеялась моя жена.
— Что у них, повзрослее нету?
— Они его будут растить, — сказал я. — И никто не заподозрит в советском ребенке враждебного элемента.
— А он вырастет у нас, пойдет в пионеры, в школу и под влиянием нашего воспитания забудет, что был агентом…
— А когда подойдет срок, — ответил я, — у него в мозгу включится приборчик. И он начнет действовать.
— Ты начитался каких-то детективов, — возразила моя жена. — Если бы они могли вставлять приборчики в мозги, то все наши туристы и командированные в иностранные государства уже работали бы на американскую разведку.
— Вот именно! — сказал я, скорее из упрямства, чем по убеждению — Есть мнение, что большинство наших туристов и загранработников уже работают на них.
— И каков результат?
— А таков результат, — сказал я, — что у нас сплошные провалы с народным хозяйством, что мы, несмотря на обещания партии и правительства, все еще не живем при коммунизме.
— Ну, Хрущев это обещал не на сегодня, а на нынешнее поколение.
— И кем оказался? — спросил я с горькой улыбкой.
— А что такого?
— А такого, — сказал я, — что в нем обнаружился волюнтарист и авантюрист, и его пришлось снять с работы на пенсию.
— А ты в это поверил?
— Я стараюсь верить партии, — сказал я, — иначе жизнь теряет смысл.
Нианила была настроена мирно. Она не стала резко возражать, а наоборот, с некоторой задумчивостью произнесла:
— А представь себе, что это не американцы, а самый обыкновенный дьявол, враг рода человеческого.
— А дальше что?
— А дальше то, что вырастет дьявол в нашей среде, и мы его будем воспринимать как обыкновенного человека, а он тем временем будет губить наши души.
— Души можно губить у тех, у кого они есть, — возразил я. — А если мы воспитаны атеистами, то душ у нас нет и поэтому дьяволу у нас нечем поживиться.
— Не шути так, Сеня, — сказала моя жена. — Даже если ты и получил атеистическое воспитание, что меня очень огорчает, то это не значит, что ты должен плевать в души тем людям, в которых души есть. Например, мне.
— Но ты же была комсомолкой!
— И ты был крещен! — отрезала Нианила.
— Я был крещен в раннем детстве, когда не соображал, что со мной делают.
— А если бы сейчас?
— Если бы сейчас, я бы отказался.
— Почему?
— Потому что меня поперли бы с работы! Как можно доверять воспитание детей в советской школе человеку, который пошел и крестился.