Молодой человек, облюбовав массивный валун в ярдах в пяти от условного фронтира, третий день подряд восседал на булыжнике словно на троне, ожидая, подзадержавшихся в пути товарищей.
В первый день «вахты» вечно скучающие караульные еще как-то пытались доставать Льва расспросами, но из-за неразговорчивости германца (по документам) это занятие им быстро прискучило и полицейские, махнув на молчаливого боша рукой, оставили его в покое. А на второй день ожидания (переночевав в городе, Лев с рассветом вновь заявился к посту) сочли его новой достопримечательностью и даже поделились обедом. И только на третий день, после бесконечных (и уже порядком надоевших) пари с самим собой о том, кто же из друзей прибудет первым, тоскливое ожидание наконец-то закончилось.
— За ним бежал беспризорный, — продолжал скалиться молодой человек, переводя радостный взгляд с капитана, ведущего в поводу понурую, всю в пыли, лошадку, на полицейского, пытавшегося что-то втолковать измученному дорогой путнику.
Арсенин, не особо вслушиваясь в сбивчивую скороговорку, устало отмахнулся, но, пройдя пару шагов, видимо озаренный какой-то идеей, остановился и вернулся к будке. Озадачив караульных длиннющей инструкцией и конкретными указаниями, капитан подтвердил вескость своих слов фунтовой купюрой, презентованной старшему полицейскому, после чего подошел к приплясывающему о нетерпения Троцкому.
— Это вы сейчас о ком, юноша? — Арсенин, ловко увернувшись от объятий товарища, добродушно улыбнулся. — О моем Росинанте, служителе закона или… о себе?
— Да так, — Лев, крепко пожав протянутую руку, решил не утруждаться объяснениями, — к слову пришлось. С прибытием, Всеслав Романович! — И, переводя разговор на другую тему, полюбопытствовал:
— А чего вы там караульным втолковывали, да еще и проспонсировали их?
— Про что я сделал? — удивленно приподнял бровь капитан, с недоумением глядя на Троцкого.
— Ну, денежкой одарили сверх положенного, — чуть помявшись, промямлил Лев, внутренне досадуя на допущенную оплошность. — Въездную пошлину внесли, а потом аж целый фунт… э-э-э… подарили.
— А-а-а, в этом смысле, — протянул Арсенин, скармливая кобыле кусок хлеба. — Это я наказ дал, чтоб, когда наша удалая троица появится, их направили в… — капитан перевел взгляд на Троцкого, — где вы остановились, Лев?
— Как и договаривались, — пожал плечами молодой человек, — пожитки оставил и ночевал в «Пеликаньем береге». Вполне себе нормальный отельчик. Не «Хилтон», конечно, но на верных три звезды спокойно тянет…
— Туда их и отправили. — Арсенин машинально закончил начатую фразу и, понимая, что слышит что-то непривычное, озадаченно встрепенулся.
— Кто тянет? Куда? — капитан, недоуменно почесав в затылке, воззрился на Троцкого. — Какие звезды? Определенно, Лев, после вашего самостоятельного вояжа, я решительно вас не узнаю. Всего-то на неделю оставил одного — и такие перемены? Или вы в госпитале таких манер нахватались? — Поправляя упряжь, Арсенин кинул на собеседника подозрительный взгляд и вновь почесал затылок. — Мало мне ваших, прямо таки скажем, странных изречений, так теперь еще и хилтон какой-то. В первый раз про такую ночлежку слышу.
Продолжая бурчать вполголоса, Арсенин взмахом руки позвал за собой Троцкого и неторопливо направился к виднеющимся вдалеке приземистым домишкам. Видя, что Лев маячит сбоку, бросил через плечо:
— А что, Лев, ключ от нумера…
— Где деньги лежат? — не удержавшись, перебил его Троцкий, состроив донельзя невинную физиономию.
— Какие деньги? — замер на месте капитан, оторопело уставившись на товарища. — Вы, что, и деньгами уже разжиться успели? И каков капитал?
— А-а-а! Какой там капитал, — небрежно махнул рукой Троцкий. — Так, мелочишка на молочишко…
— Я спросил — сколько?!
— Двести фунтов, — Лев, изображая всем видом ангельскую добродетель, невинно захлопал ресницами.
— На молочишко, говорите?! — Арсенин встал поперек дороги и, уперев руки в бока, гневно уставился на Троцкого. — Да на такую мелочишку полгода безбедно жить можно! Или вы сейчас мне все объясните, — с трудом сдерживая накопившееся раздражение, гневно выдохнул капитан, — или я… В общем — лучше не злите.
— Да всё в порядке, Всеслав Романович, — спеша успокоить командира, затараторил Троцкий, — всё честь по чести. Я чту Уголовный Кодекс. Докладываю: вчера на нашем птичьем базаре, тьфу ты, в «Пеликаньем береге» остановились двое… купчишек, — Лев, вспомнив о давешних постояльцах, презрительно фыркнул. — Расфуфыренные такие, презреньем ко всем и вся и плещут. Нахально мнили себя непревзойденными мастерами покера. Пришлось им на деле показать, что русский покер он покруче французского будет. — И, не понимая, удовлетворили ли его объяснения капитана, добавил. — А все выигранные деньги я в общую кассу так и так сдать собирался, вы плохого не думайте…
— Я и не думаю, — протянул Арсенин, задумчиво разглядывая подчиненного, словно увидел его впервые. — А вы изменились, Лев. Да-с, изменились. Вспоминаю того робкого вьюноша, каким увидел вас впервые, и прямо скажу — повзрослели. Не скажу что поумнели, с этим еще разбираться надо, но изменения, как говорится, налицо. Ладно. Соловьёв, вроде как, байками не кормят? Показывайте дорогу к вашему лежбищу, Вергилий. Или все же — Харон?
Видя, как вытянулось лицо собеседника на последних словах, Арсенин по-доброму усмехнулся и потрепал Льва по плечу. — Не берите дурного в голову, пошутил я. По-шу-тил. Какой же вы, право слово, Харон? Путеводная звезда, и никак не меньше.
Гостиница, избранная местом постоя, оказалась на удивление симпатичным и уютным на вид местом. Двухэтажный, в колониальном стиле, деревянный домик, выкрашенный в приятный светло-персиковый цвет, с высокими полукруглыми окнами и двускатной крышей, крытой красной черепицей. Притягивая взгляд, над входной дверью разноцветьем красок блистала щегольская вывеска с названием и полудюжиной разномастных пеликанов. Несомненным достоинством являлось и то, что отель размещался в центре города и все интересующие Арсенина объекты находились поблизости. Впрочем, Уолфиш-Бей не отличался внушительными размерами, и здесь до любого места было рукой подать.
Весь первый этаж был отведен под трактир, где хватало места столоваться как постояльцам, так и простым горожанам — гостям заведения. Непритязательная, но чистая и добротная обстановка добавляла спокойствия и уюта. Уолфиш-Бей морской город, но, на счастье любителей тишины и покоя, моряки, как правило, гуляли в портовых тавернах и, опасаясь встреч с недружелюбной местной полицией, городские харчевни навещали редко.
Хозяйка, миловидная, улыбчивая брюнетка средних лет, узнав, что прибыл один из соотечественников герра Мюллера (Лев, впервые прочитав в паспорте фамилию, сначала долго матерился, а потом радовался, что, по крайней мере, не Геббельс или чего похуже), приветливо улыбнулась Арсенину и тут же выставила на стол две огромные запотевшие, кружки пива. Окинув нового постояльца оценивающим взглядом, хозяйка одарила его многообещающей улыбкой, заверила, что тушеная капуста и вареные сардельки будут готовы через полчаса и удалилась, игриво покачивая бедрами. Арсенин, услышав про угощение, тоскливо посмотрел в спину женщине и вполголоса пожелал сто якорей в печенку изобретателю рецепта. Тушеную капусту он не любил с детства, да и к пиву особой приязни не испытывал. Глядя на удрученного капитана, Лев с пониманием вздохнул, после чего посочувствовал командиру и призвал того к терпению, простонав, что уже третий вечер так мучается.
На этот раз отвертеться от ужина капитану удалось. Сославшись на усталость с дороги, он от еды отказался. Дабы совсем уж не огорчать хозяйку отсутствием прибыли (хотя лично её в данном случае деньги волновали в последнюю очередь) за неимением в гостинице шнапса, Всеслав выпил двойную порцию виски и быстро удалился в комнату, молясь про себя, чтобы столь любимое немцами блюдо не подавалось и к завтраку. Уже поднявшись на второй этаж, капитан взглянул вниз и виновато вздохнул: Лев, подперев голову рукой, уныло смотрел на полную — капитанскую — кружку с пивом и на огромное блюдо, источавшее аромат капусты и сарделек.
6 апреля 1900 года. Уолфиш-Бей.Опасения капитана оказались до определенной степени напрасными — завтрак в гостинице подавали в традиционном английском стиле: овсянка, сваренное вкрутую яйцо и несколько тостов. Арсенин, отчаявшись утолить голод по месту проживания, уже собрался покинуть гостиницу и искать пропитание где-нибудь на стороне, как углядел, что хозяйка поставила перед Троцким тарелку с тушеной фасолью, беконом и помидорами и затребовал себе того же.
Неторопливый завтрак подходил к концу, когда входная дверь широко распахнулась, и в залу, сгибаясь под тяжестью тюков с различной поклажей, ввалился Корено, а следом за ним неторопливо вошли Дато и Барт. И если последние двое выглядели как степенные бюргеры: длиннополые сюртуки, прямые брюки, шляпы с круглыми полями, окладистые бороды и невозмутимые взгляды, то Корено щеголял в итальянской матросской куртке и невесть где добытой ярко-красной феске. Увидев странную компанию, хозяйка приветливо улыбнулась и с невозмутимым видом заторопилась навстречу к гостям. А чего удивляться? Свое хозяйство она держала не первый год и не к такому привыкла. Пообщавшись с вновь прибывшими, женщина невозмутимо отправила их к столику Арсенина, а сама удалилась на кухню, не забывая кидать пытливые взгляды на капитана.