Из хижины показался туземец. Я замер. Тот смерил меня испепеляющим взглядом и принялся копать яму, разогнав женщин и детей с вытоптанной площадки. Хорошо, что разогнал – лишние соглядатаи мне не нужны. С еще большим рвением я принялся кромсать ключом лианы, попутно сдирая кожу с собственных запястий.
К моменту, когда суровый индеец вынес из хижины девочку, прижав ее под мышкой, я умудрился высвободить кисти. До меня туземцам не было дела. Сушеный поднял девочку вверх и гаркнул что-то. На лицах жителей деревни проступил ужас. Индейцы отпрянули, но расходиться не стали. Только мальчишка лет десяти бросился к девочке, видимо уговаривая воинов отпустить жертву. Его отшвырнули, как назойливого котенка. Суровый индеец положил в неглубокую яму девочку и, придавливая, принялся засыпать ее, бьющуюся в истерике, землей. Второй подталкивал терракотовый грунт ногой, следя, чтобы никто не приближался.
Подонки! Я вскочил, сбрасывая остатки лиан. Я не шашлык вам на ужин, я – мужик. Русский мужик! И я вам покажу! Узнаете, что такое вэдэвэшник, пусть и бывший! Одним ударом головой в грудь, как Зидан Матерацци, я снес голого охранника, сделал подсечку второму малорослому палачу, локтем выбивая зубы. Тот взвыл. Первый попробовал подняться, но встретился челюстью с рифленой подошвой кроссовки и с кувырком отлетел в сторону. Я рывком выдернул присыпанную землей девочку и, прижимая ее к себе, помчался обратно к реке. Малышка на моих руках обвисла, потеряв сознание.
Я понесся напролом к поросшему тростником берегу, подгоняемый воинственным кличем аборигенов. За тростником виднелось что-то серое. Я пригляделся – и впрямь компактное судно неторопливо рассекало волны. С отчаянными криками: «Help! SOS! Помогите!» – я ринулся в воду.
Ура! Меня заметили! На корабле были европейцы или, по крайней мере, белые… Я поплыл, гребя одной рукой, другой придерживая индейскую кроху на своем плече. Копья туземцев то и дело свистели возле меня, чудом не задевая. Они с плеском уходили под воду и всплывали вновь благодаря деревянному древку. К счастью, скоро дюжина сильных рук вытянула нас на нижнюю палубу.
– Спасибо, – пробормотал я.
Кто-то бережно забрал у меня ребенка.
– Все хорошо, все о’кей, – ответили мне, и, честное слово, я даже не понял, на каком языке. Я пытался отдышаться, переполненный благодарностью.
– Complet en avant! – раздался приказ капитана.
С берега вновь донеслась грозная команда жреца «Уэ-ха-пла». Туземцы внезапно опустили копья и муравьиной дорожкой, один за другим, стали возвращаться назад – в деревню. Только сухой, как вяленая вобла, индеец, гордый и несуразный в своих перьях, остался следить, как мы уплываем. Расслабляться было рано, и я смотрел на него настороженно в ответ. Наши спасители оказались поразительно тактичны: они не дергали меня и не расспрашивали, что случилось. Мы были уже далеко, когда жрец воздел руки к небу и затянул долгую песню. Надеюсь, он благодарил богов за то, что избавили его от проблемы. Но, возможно, недобрый абориген насылал проклятья на мою голову: неудачи в охоте или саранчу на поля… Да хоть стадо баранов на крышу. Плевать.
– Ну, чувак, твоими молитвами… – процедил я сквозь зубы и отвернулся. – Бывай.
Мне услужливо подали пластиковую бутылку с водой. О! Это был божественный напиток – чистая вода! Я впился пересохшими губами в горлышко и не выпустил бутылку из рук, пока не допил все до последней капли. Худой француз с аристократичными чертами лица указал на заляпанную пятнами крови рубаху.
– Вам нужна помощь.
– Спасибо. Это пустяки. Как девочка?
– Она в порядке. Франсуа Келено́, – протянул он мне узкую ладонь. – Француз. Врач.
– Марк Бубличек. Русский. Писатель.
Мы пожали друг другу руки.
Стянув грязную рубашку, я обнаружил на плече кровавые, с вздыбленными лохмотьями кожи следы от когтей хищной птицы. Доктор Келено сосредоточенно посмотрел на рану и утянул меня с собой в санчасть. На белой койке уткнулась в подушку индейская кроха. Ее запястья и щиколотки были аккуратно перевязаны бинтами. Я склонился над ней.
– Не бойтесь, она спит. Я сделал укол. Она не ваша, как я полагаю? – осведомился француз.
– Теперь, выходит, моя, – пробормотал я и рассказал все, разглядывая крошечное смуглое личико.
– Вот это да! – поразился доктор, обрабатывая мою рану. – Да вас ей просто Бог послал!
– Наверное. – Я помолчал немного и признался: – Только в голову не возьму, что делать с таким маленьким ребенком. У меня даже хомячков никогда не было…
В кубрике повисла пауза, а потом доктор кивнул на фотографию в рамке – на фоне каменного замка он стоял в обнимку со смеющейся женщиной.
– Моя жена. Клелия.
– Угу. Симпатичная, – сказал я только из вежливости.
– Да, – улыбнулся француз. – Вот только с детьми нам не повезло.
Я обернулся:
– Вы намекаете?
Доктор потупился, но решился:
– Почему-то мне пришла в голову такая мысль… Я бы мог взять ребенка себе. Жена была бы счастлива. Вы не находите, что есть некое сходство между Клелией и девочкой?
Я посмотрел на спящего ребенка. Гм, разве что в цвете волос? Но промолчал.
– Мы сможем ее хорошо содержать. Замок на фотографии – наш. Если хотите, я оставлю вам свои контакты. Вы бы могли навещать малышку.
– Не знаю, – задумался я.
Возможно, это и правда судьба? Столько совпадений: внезапный контракт, крушение, пещера, Алехандро… – ох, старик, надеюсь, ты жив… и набрел я на жертвоприношение, наверное, не случайно. И французы эти… Я взглянул на малышку: что-то неуловимо знакомое промелькнуло в ее лице? У меня еще один глюк? Я достал из кармана рубашки коммуникатор, благо его хоть стирать можно…
– У вас случайно нельзя зарядить?
– А что это за устройство такое? – полюбопытствовал доктор.
– Вы не знаете?!
– Пардон, мы уже третий год путешествуем по Амазонке. Совсем одичали.
Я пожал плечами: удивительный народ французы – замки есть, а мобильных нет.
– А отсюда как-нибудь позвонить можно?
– Устроим.
В каюту заглянул невысокий загорелый француз.
– Жак-Ив, капитан, – представился он.
Поблагодарив его за спасение, я никак не мог отделаться от мысли, что уж больно он похож на Кусто, с той лишь поправкой, что этот явно жив, а настоящий Кусто почил, если не ошибаюсь, больше десяти лет назад. Мы прошли в рубку. Связь здесь была дерьмовая. Впрочем, а чего ожидать в дебрях Амазонки? Так и не дозвонившись ни родителям, ни Аэлле, ни Анатолю, я снова рассказал свою историю любопытствующим членам экспедиции.
На слова «Интернет» и «скайп» глаза капитана выкатились, будто я выругался матом в пансионе благородных девиц. Странно все это. Да и вообще я обратил внимание, что оборудование у них все устаревшее, хотя и выглядит новым. Экономные? Или приверженцы аналоговой техники? Сейчас кого только нет: экологи, реконструкторы, натуралисты, глобалисты, антиглобалисты… Эти, видать, «антицифровики». Ну и ладно, диктовать устав в чужом монастыре – не в моих правилах.
– Судя по описаниям, на девочку напала Гарпия – хищная птица, водится в этих местах. Только вам, похоже, встретился какой-то аномально большой экземпляр, – заявил капитан и спросил: – Как зовут девочку?
Я пожал плечами и вдруг ляпнул:
– Аэлла.
Мои мысли снова унеслись к Алехандро. Черт возьми, а ведь я его бросил! Память услужливо выдала его истошный крик и мой постыдный побег в пещеру. Не знаю, в каком месте у человека находится совесть, но кажется, что в горле – она хватает тяжелой рукой и перекрывает дыхание. И еще добавляется ощущение пудового камня на загривке – то самое, когда совесть говорит: чувак, а ведь ты не прав.
Больше, чем плечо, теперь саднила мысль: девчонка спасена, я в безопасности, а с Алехандро что? Может, он, израненный, стонет в луже собственной крови. Еще живой. Где-то на том краю пещеры. А я здесь…
– Ребята, – сказал я. – Мне надо вернуться за товарищем.
Ученые понимающе согласились. Серое судно заскользило вдоль левого берега, позволяя мне присматриваться к скалам, выискивая знакомую местность. На всякий случай, ученый люд встал вдоль бортов с оружием наперевес, опасаясь мстительности туземцев.
– Вон! Пещера! – заорал я не своим голосом, увидев черный зев прямо над травянистым берегом. Да-да, здесь я спускался к воде умыться – вон и след на траве от вырванной из ее пут дубинки.
Вооружившись винтовками и фонарями, мускулистый Людо и бородатый швед Мартин собрались идти со мной. Перед спуском на берег я зашел в каюту доктора. Малышка Аэлла еще спала, свернувшись клубочком на кушетке.
– Не волнуйся, Марк, я за ней присмотрю, – кивнул доктор.
Когда мы причалили к берегу, я обернулся. Накатило странное чувство, по спине поползли мурашки. Я глянул на красную надпись на белом боку судна – «Calypso».
Последователи, решил я и двинул к пещере. Но Мартин заорал: