– Что дашь? – спросил Джон.
– Джонни, я никогда тебя не обижала.
– О’кей, столкуемся, – сказал Джонни и пошел за Формулой, сгибаясь чуть больше, чем нужно, и касаясь земли пальцами рук. На этот раз он был лишь в синих трусах и в белой кепочке, сдвинутой на затылок, так, чтобы любой мог полюбоваться его лобными долями.
Они вышли к стоянке флаеров. Транспортный флаер стоял на лужайке, возле него маялся могучий детина из службы заповедников, державший на цепочке молодую самку шимпанзе, которая была насмерть перепугана полетом и необычной обстановкой.
При виде хорошенькой самки гордость генетической науки Джон на глазах превратился в самца шимпанзе. В похотливом мозгу Джонни уже шевелились надежды на то, что он получит молодую наложницу.
Джонни начал вытягивать трубкой губы, подпрыгивать, бить себя кулаками в грудь, видно вообразив, что он – горилла. Разумеется, он еще более напугал самочку.
А девушка была в самом деле сказочно хороша. Мозг ее еще спит, да никто и не намерен вдувать в него разум. Она нужна лишь для продолжения рода, для свежей крови, свежей струи генов, уродец в среде уродцев.
– Джонни, не пугай ее, – взмолилась Формула. – Объясни ей, что она будет жить в хороших условиях и никто не стеснит ее свободы.
Удивительная наивность, свойственная ряду наших научных сотрудников. Создав расу гомо-шимпов, они полагают, что и обыкновенные шимпы владеют какой-то примитивной речью и могут объясняться с такими, как Джонни. Джон же, никогда не знавший языка диких сородичей, языка примитивного, но всеобъемлющего, должен был поддержать свое реноме. Разумеется, ничего у него не получилось. Девушка скалилась и старалась спрятаться за ноги детины из службы заповедников, полагая, что обыкновенный человек все же лучше, чем неизвестной породы зверь в белой кепочке.
Я понял, что создалась тупиковая ситуация, и вышел на лужайку. Я направился прямо к девушке, уверенный, что мне удастся успокоить это несчастное создание, зная, как я красив и силен.
И все кончилось бы благополучно, если бы не эта проклятая Формула.
– Стой! – завопила она. – Джон, удержи этого хулигана! Ну где же шланг? Надо вызвать Прокопия!
Джон нахмурился, изображая из себя защитника человечества, хотя в душе он трепетал передо мной.
Я встретил восхищенный и доверчивый взгляд самочки шимпанзе и улыбнулся девушке. Я знал, что отныне она – моя покорная рабыня.
Я тихонько фыркнул, чтобы ее успокоить, и дал ей понять гримасой, что ей здесь нечего бояться.
Затем под вопли Формулы и угрожающие жесты ничего не понявшего, но встревоженного детины из службы заповедников я прыгнул на ближайшее дерево, раскачался на нижнем суке, перемахнул наверх, ощущая спиной восторженный взгляд девушки.
По проторенной дорожке, деревьями, не спускаясь на землю, я добрался до спален.
Несколько гомо-шимпов отдыхали на койках, кто-то читал, молодежь разглядывала видеоленты. В этот день мы старались поменьше попадаться на глаза людям.
– Что случилось? – спросила Дзитта, старая умная гомо-шимпа, наделенная великолепной интуицией.
– Черт бы побрал эту Формулу! – сказал я. – Там привезли чудесную крошку для размножения, а она надеялась, что Джонни введет девушку в курс дела. А этот старый козел…
– Не надо, все ясно, – сказал Барри, откладывая видеогазету. – Знаешь, сегодня утром меня снова таскали на тесты.
– И ты думал о бананах?
– И об апельсине, – засмеялся Барри. – Они разочарованы.
– Ой, трудно! – сказала Дзитта. – Особенно я боюсь за молодежь. Рано или поздно с их аппаратурой они нас обязательно поймают.
– А какая альтернатива? – спросил я. – Все признать? Стать объектом нездоровой сенсации и остаться существами третьего сорта, говорящими куклами?
– Только бы сегодня все обошлось, – сказал Барри.
– А меня утром спрашивал о тебе доктор Вамп, – сказал молодой гомо-шимп Третий. – Он спрашивал, уважаю ли я тебя.
– А ты что сказал?
– Ты знаешь, что я плохо говорю, очень плохо говорю, совсем не знаю слов, такой вот тупой гомо-шимп, я сказал, что Лидер хорошо, Лидер сильный.
– А девушка красивая? – спросил Второй.
– Не твое дело, – сказал я. – Будешь в лесу, отыщешь себе еще красивее.
– Сейчас идет совещание, – сказал Барри. – Надо идти послушать.
– Боюсь, что сегодня ничего интересного не узнать, – сказал я. – Они обсуждают, как разместить гостей и что приготовить на банкет.
– Может, тогда я схожу? – спросил Барри.
– Нет, я сам, – сказал я. День был ответственный, и я не мог доверять даже старине Барри.
Я выбрался через окно, поднялся по ветви винограда на крышу и прополз до окна комнаты совещаний.
Все эти маршруты были проверены поколениями гомо-шимпов, и если мы далеко уступаем людям в интеллекте, то, к счастью, не разучились лазить по деревьям, так как законы леса в нас куда сильнее, чем законы города, и двухсот лет слишком мало, чтобы наша кровь и мышцы забыли о прошлом. Я не знаю, кто был первым, пробравшимся скрытым снаружи желобом к окну комнаты совещаний. Это было, наверное, много лет назад, когда какой-то гениальный гомо-шимп понял, что разум его развит настолько, что лучше научиться утаивать от людей то, что проснулось в нас, – сознание собственной исключительности.
Люди окружили нас тончайшими приборами. Людям кажется, что любой всплеск мысли, любое движение чувств тут же будет отражено самописцами и биофонами. И они совершили ошибку – они построили весь этот мир по своему образу и подобию, они старались сделать и нас по своему образу и подобию. Но природа оказалась сильнее. Связи в мозгу, реакции, блокировка центров мозга – все это зиждется на иных, чем у людей, правилах. Мы это поняли, когда обнаружили, что, доверяясь показаниям приборов, люди судят о нас ложно.
И с тех пор по мере того, как мы развивались, подчиняясь людским приборам и жестоким экспериментам, которые были направлены не только на то, чтобы развить наш мозг, но и на то, чтобы лишить нас приватности, чтобы мы всегда и при всех обстоятельствах ели, спали, думали, действовали, любили, размножались только на глазах, под контролем, мы учились скрытности, учились обманывать приборы – мы не второсортные люди, не уроды, мы новая раса – гомо-шимпы!
Я подобрался к комнате совещаний вовремя. Как раз разговор шел о моей персоне. Выступала Формула.
– Он становится невыносим, – щебетала она. – И оказывает дурное влияние на остальных особей.
Ах, подумал я, как они избегают слова «животное»!
– Конкретнее, – сказал доктор Вамп.
Если выделять из числа людей наиболее положительных «особей», то доктор, безусловно, относится к таковым. Может, потому, что он ведает лечебницей и зачастую выступает против излишне жестоких экспериментов – он лишь лечит, и у него добрые руки.
– Сегодня к нам поступила новая самочка, – сказала Формула.
И перед моими глазами возник сладостный образ девушки, пугливо прижимающейся к ногам детины из управления заповедников.
– Я попросила Джона помочь мне.
– Джон не вызывает во мне доверия, – сказал Батя, директор института.
– Но он очень развитое «существо», – сказала Формула. – И часто нам помогает. Обезьянка очень боялась. Наверное, мы вдвоем справились бы с ней, но тут из кустов выскакивает этот Лидер и бросается на животное. По-моему, он хотел надругаться над зверушкой.
Формула была близка к слезам. Черт побери, подумал я, за какое чудовище она меня принимает!
Неожиданно Формула получила подкрепление от Скрыпника, заведующего хозяйством.
– Он становится диким зверем, – сказал толстый Скрыпник. – Он вчера забрался на склад и распотрошил половину запасов. Я не представляю, как мы будем устраивать банкет.
Я внутренне улыбнулся. Операцию на складе проводили мы с Дзиттой и двумя молодыми ребятами. На первое время нам будут нужны сгущенное молоко, кое-какие консервы. Но похищение пришлось обставить в форме бандитского налета. Иначе бы оно вызвало подозрение.
– Пора его отдавать в зоопарк, – сказала Формула. – Если он и мутант, то регрессивный. Обыкновенная обезьяна. Опасность для большого эксперимента.
– А что вы скажете, доктор? – спросил директор.
– Я воздержусь от выводов, – сказал доктор. – По моим наблюдениям, Лидер – здоровый индивидуум, обладает авторитетом в стае.
– Вот именно – в стае, а мы стремимся создать общество! – воскликнула Формула.
– А что вы думаете? – директор обратился к заведующему контрольно-измерительной лабораторией – моему главному противнику, которого мы не без успеха водили за нос, зная, когда нужно изгнать из головы все мысли, кроме мыслей о еде.
– Уровень интеллекта невысок… – Контрольщик углубился в свои записки, извлекая их из карманов, раскладывая на столе, путая мои данные с данными других гомо-шимпов, и в результате запутал все настолько, что директор остановил его. Затем он спросил мнение других специалистов. Все были единодушны. Я хулиган, плохо влияю на молодежь, и от меня надо избавиться.