Он тяжело вздохнул, и в его старческих усталых глазах блеснула слезинка.
— Но я не верю, — вдруг визгливо вскрикнул он, — я не могу поверить, чтобы эта женщина, та, с которой мы прожили столько лет...
Теперь он обращался уже не к Сабину, а к Фабию, словно возвращаясь к какому-то прежнему разговору.
— Она неспособна на это. Просто произошла ошибка, — все повторял несчастный старик.
Сидящий в углу человек издал какой-то звук, похожий на тихий свисток. Это вернуло цезаря к действительности. Он резко повернул голову:
— А тебя пока никто не спрашивает, — заметил он с легким укором. — Ты уже рассказал все, что мог, и теперь моя очередь принимать решения. Не бойся, во второй раз я не ошибусь.
Неизвестный промолчал.
— Ладно, — вздохнул Август. — С моей женой я разберусь сам. Теперь поговорим о другом.
Он снова посмотрел на Сабина.
— Итак, трибун. Ты заслужил награду. Чего ты хочешь?
«Чтобы меня оставили в покое», — чуть не брякнул Сабин, но вовремя сдержался.
— Мой долг — служить Отечеству и тебе, цезарь, — отчеканил он по-солдатски.
— Отлично. — Август слегка улыбнулся. — Ладно, я еще подумаю, как отблагодарить тебя. А что касается службы — да, думаю, она мне понадобится.
Сабин стоял молча. Что ж, все не так плохо. Цезарь, похоже, принял ту сторону, на которой невольно очутился и сам трибун. И теперь его может ждать головокружительная карьера. Честолюбие начало брать в нем верх над скепсисом.
— Теперь — первое, что ты можешь для меня сделать, — продолжал Август. — Подойди сюда.
Сабин приблизился к столу.
Цезарь достал и развернул лист пергамента и ткнул в него скрюченный артритом палец.
— Это — мое завещание. Новое завещание, которое я составил только что. В первом, которое хранится в храме Аполлона в Риме, сказано, что после меня должен наследовать мой приемный сын Тиберий Клавдий Нерон. Теперь я изменил свою волю. Главным наследником назван Марк Агриппа Постум, и лишь потом власть могут принять Тиберий и Германик.
«Вот бы порадовался трибун Кассий Херея, — подумал Сабин. — Интересно, как он там?»
— Я хочу, — говорил дальше цезарь, — чтобы ты засвидетельствовал мою подпись на этом документе. Закон требует, чтобы было два свидетеля. Фабий уже подписал.
Сабин невольно бросил взгляд на человека в углу. А этот, что, не может?
Цезарь заметил движение головы трибуна и правильно истолковал его.
— Нет, — покачал он головой. — Этот человек не может подписывать официальные документы. Он раб.
«Раб? — удивился Сабин. — Хорошую компанию выбрал себе повелитель Империи».
— Да, — повторил Август. — Раб. Клемент...
Он повернулся к человеку в углу, и тот вдруг медленно убрал с головы капюшон плаща.
На Сабина смотрел молодой мужчина с грубоватым, словно вытесанным из гранита, лицом, широким выступающим подбородком, короткими темными жесткими волосами, крупным носом и большими черными глазами. Его кожа была смуглой и словно обветренной.
"Где я видел это лицо? — подумал трибун. — Это, или очень похожее... "
В следующую секунду он вспомнил. Когда он был еще мальчишкой, в доме его отца стоял бюст человека, которого покойный родитель очень уважал, — бюст непобедимого полководца Марка Випсания Агриппы, отца Постума. Однако, такое сходство...
— Да, — сказал Август, заметив, что Сабин с изумлением смотрит на человека в плаще. — Клемент — бывший раб Агриппы, он на два года старше. Они росли вместе в доме Випсания.
«Ну, ясно, — подумал Сабин. — Видимо, прославленный полководец одерживал победы не только на полях сражений. Впрочем, не такая уж необычная для Рима вещь, если господин затащит в свою постель смазливую рабыню из домашней прислуги. А потом получаются дети, весьма похожие на отцов. Таков и этот Клемент».
— Вижу, ты понял, в чем дело, — сказал Август.