Известно ли тебе, что туда нельзя попасть, не имея специального пропуска?
— Да, известно, — ответил Сабин, с трудом выдерживая пристальный взгляд цезаря.
— Хорошо. А известно ли тебе, почему этот остров находится на особом положении?
— Да, известно, — повторил Сабин, с грустью думая о том, что не видать ему теперь дядиной виллы, как своих ушей.
— Но как же тогда ты осмелился нарушить мой указ? — с гневом спросил Август. — Ведь ты же солдат, я вижу, ты давал присягу верности. Кстати, где ты служишь?
— Я служил в Первом Италийском легионе. Сейчас в отставке. Еду домой.
— Ну, не совсем домой, — желчно заметил Август. — И отставка от присяги не освобождает. Ладно, зачем ты хотел попасть на Планацию?
— Чтобы повидаться с Агриппой Постумом, — просто ответил Сабин, не питая уже никаких иллюзий насчет своей дальнейшей судьбы.
— Ага. Ты хотел повидаться с человеком, который был по моему указу, утвержденному сенатом, сослан на остров за недостойное поведение. Зачем?
— Чтобы передать ему письмо.
— Письмо? — воскликнул цезарь. — Какое еще письмо?
Фабий Максим молча положил перед ним восковые таблички, отобранные у Корникса.
Август накрыл их рукой и некоторое время молчал. Никто не отваживался нарушить тишину, повисшую в каюте.
— Так, — произнес наконец цезарь. — От кого же это письмо?
— От Германика, — выдохнул Сабин, совершенно потерявший интерес к происходящему и впавший в полную апатию.
— От Германика? — недоверчиво переспросил Август. — От моего внука? Что за клевета! Он не мог за моей спиной сноситься с Постумом.
Сабин пожал плечами. И вдруг решился. Была не была, надо спасать свою шкуру. А попутно и шкуры еще нескольких людей. Все равно выбора нет.
— Мог, принцепс, — решительно сказал трибун. — И доказательство — перед тобой. Я поклялся честью, что доставлю это письмо Агриппе Постуму и только ему (ложь, что называется, во спасение, поскольку никаких клятв Сабин не давал и не дал бы даже под пыткой). Но раз так получилось, я думаю, что ты имеешь право прочесть это послание. Тем более...
— Вот уж наглец! — возмутился Август. — Как будто я стал бы у него спрашивать, если бы захотел прочесть письмо. К счастью, мне совершенно неинтересно, что пишет Германик своему племяннику.
Голос и нервная дрожь, промелькнувшие по лицу цезаря, говорили о другом, и Сабин это заметил.
— Это очень важное письмо, — упрямо повторил он. — Что ж, я попался на государственной измене и мне не на что рассчитывать. Ладно, сам виноват. Но я прошу тебя, принцепс, заклинаю всем, что для тебя свято — прочти это письмо и сделай выводы. Мне...
Фабий Максим наклонился к уху цезаря и что-то зашептал. Заметив это, Сабин умолк и угрюмо смотрел в пол.
— Ох, Фабий, Фабий! — с укором воскликнул цезарь через несколько секунд. — Да что же это такое? Опять вы с Сатурнином пытаетесь посеять рознь между...
Он прервал и бросил взгляд на Сабина, который по-прежнему смотрел в пол.
— Нет, принцепс, — решительно произнес Фабий. — Прочти письмо и сам убедишься.
Сабин, услышав эту фразу, слегка оживился. Оказывается, у него здесь есть союзник. А он еще минуту назад мечтал вышвырнуть этого человека за борт.
Цезарь вздохнул. Несколько секунд он раздумывал, а потом, не глядя ни на кого, взял таблички, повертел их в руках, еще раз вздохнул и сломал печать.
Потом начал читать. Он прочел текст раз, второй, отложил дощечки и тупо уставился в стену.
Теперь тишина длилась гораздо дольше. Фабий переступил с ноги на ногу. Сабин машинально почесал себе грудь, забыв, что ее накрывает панцирь.
— Так, — протянул наконец цезарь и перевел тяжелый взгляд на трибуна.
Тот с усилием выдержал его.
— Тебе знакомо содержание этого письма? — сухо осведомился Август.
— Нет.