— Похоже, наш договор утратил силу, потому что сегодня вы примирились с женщиной по имени Фауста. Имею ли я право напомнить, что вы должны выполнить то, что обещали?
— Это ваше право!
Клод сделал несколько шагов и встал совсем рядом с Фарнезе:
— Монсеньор, с долгами следует расплачиваться. Теперь вы принадлежите мне…
— Делай, что хочешь! — с безысходным отчаянием простонал кардинал. — Да, жизнь моя принадлежит тебе… Убей меня, палач, ведь убивать — твое ремесло!
Клод ответил спокойно:
— Монсеньор, не вас мне следует убить. Вы ошибаетесь…
— Не меня?.. А кого же?
— Женщину по имени Фауста!
— Фаусту? Зачем она тебе, палач?
— Я хочу, чтобы вы жили, монсеньор, а убив Фаусту, я всего лишь выполню одно из условий нашего договора. Это не только мое право, но и мой долг. Слышите, монсеньор: я обязательно убью Фаусту… убью у вас на глазах… но вас я оставлю в живых!
— Ты — дьявол! — воскликнул кардинал. — Но я понимаю тебя…
— Двадцать первого октября посланник Фаусты явится за вами, чтобы отвести вас на Святой Собор. В этот день с вас снимут сан, и вы станете свободным человеком… Еще через день вы покинете Париж с Виолеттой и Леонорой… Так вот, монсеньор, ничего этого не будет! Собор не состоится, никто за вами от Фаусты не явится… потому что Фауста к тому времени будет уже мертва! А вы, монсеньор, вы останетесь в живых! И вам придется самому разыскивать женщину, которую вы любили, и мое дитя, мою Виолетту!
Мы оба будем искать их. И когда вы их найдете — не раньше, ваше преосвященство! — я воспользуюсь своим правом и убью вас… Прощайте, монсеньор!
— Пощадите! — взмолился Фарнезе.
— А вы пощадили меня?
— Нет! — понурил голову кардинал.
— Значит, вы согласны?
— Согласен!
— Двадцать первого октября мы вместе отправимся к Фаусте?
— Да, да, вместе!
— А на следующий день вместе уедем в Италию?
— Да… Я сделаю все, что ты просил.
Кардинал расправил плечи, а Клод вдруг снова стал смиренным слугой. Поклонившись, он почтительно обратился к Фарнезе:
— Благодарю вас, монсеньор! Я никогда не покину вас…
«Господи! — воззвал про себя Фарнезе. — Какой позор! Моя дочь рядом с палачом!»
А вот о чем думал в эту минуту мэтр Клод:
«Моя Виолетта, несчастная моя Виолетта! Не бойся, я не заставлю тебя жить бок о бок с палачом. Я лишь сделаю так, чтобы ты была счастлива! А потом я увижу тебя рядом с прекрасным принцем, которого ты любишь, и навеки распрощаюсь с тобой… я уйду, уйду навсегда!»
Глава XI
МАТЬ
Над полуразрушенными стенами старого монастыря занималось ясное утро. В рощах на Монмартрском холме распевали малиновки, щеглы и воробьи; раскрывались навстречу солнышку полевые цветы; утренний ветерок шелестел в кронах могучих каштанов. Какая-то тихая радость была разлита в воздухе, радость, сопутствующая обычно пробуждению природы.
Фауста поднималась в этот час в носилках по склонам холма и не слышала птичьего пения; не видела она и солнечного блеска, и сияния прозрачно-голубого неба. Не обращая ни малейшего внимания на красоты природы, она сидела мрачная и напряженная, словно ведя с собой какой-то спор.
На вершине холма портшез остановился, и Фауста вышла. Однако она не стала стучать в главные ворота монастыря, а направилась к одному из домиков рядом с монастырской стеной.
Когда Фауста вошла в лачугу, она увидела пожилую женщину, сидевшую у самого порога с веретеном в руках. Заметив гостью, старая крестьянка торопливо встала, но Фауста жестом приказала ей сесть.
— Ах, это вы! Благодетельница наша! — воскликнула крестьянка.
Фауста сама взяла табурет и присела рядом с крестьянкой.
— Так как дела, матушка? — весело спросила принцесса. — Смотрю, вы уже с утра пораньше за работой?
— А, милая дама, — сказала крестьянка.