— Кто ты? — повторила Фауста и почувствовала, что готова задушить этого наглеца прямо здесь же, в соборе.
— Черт побери, сударыня! — ответил монах. — Капюшон рясы скрывает ваше лицо, но вас легко узнать по голосу. Ваш голос не забудешь, особенно если побывал в вашей ловушке. Хотите узнать, кто я? Посмотрите внимательней! Кроме того, вам следует поблагодарить меня — я позволил вам остаться неузнанной. Крийон бы очень обрадовался, скажи я ему, что такая красавица заявилась в собор для того, чтобы убить короля! Смотрите, сударыня, смотрите же!
Лишь только монах заговорил, Фауста побледнела и попятилась.
«Это его голос! Это он! Не может быть… он же мертв! Господи, он здесь и смеется надо мной! Ненавижу… ненавижу его… и люблю!» — пронеслось в голове у Фаусты.
Она застыла как статуя, не в силах вымолвить ни слова. А про себя без конца повторяла: «Он же умер! Я уверена, он умер! Но он здесь и разговаривает со мной!»
В эту минуту монах кончил говорить и откинул капюшон — перед Фаустой стоял шевалье Жан де Пардальян.
Он стоял и смотрел на нее — насмешливо и сочувственно. Это сочувствие во взгляде Пардальяна более всего оскорбило Фаусту. Кровь Борджиа взыграла в ее жилах, и, как и ее прабабку Лукрецию, Фаусту охватила жажда убивать. Она словно потеряла разум и была готова накинуться на шевалье на глазах у всех.
Если бы он сказал еще слово, если бы он сделал хоть один жест — его смерть была бы неминуема! Но шевалье де Пардальян стоял неподвижно, и это спасло его. Руки Фаусты медленно опустились. Ей удалось справиться с собственной яростью. К ней вернулось ее незаурядное хладнокровие. Фауста принадлежала к редкому типу людей, которые верят в собственную богоизбранность. Она была убеждена, что рано или поздно совершит то, что предначертано для нее Господом.
Но, будучи существом необыкновенным, она оставалась женщиной. И сейчас душа ее трепетала, ей пришлось прислониться к колонне из страха рухнуть на пол. Этот человек вновь победил ее…
Пардальян подошел поближе, лицо его стало серьезным, всякая ирония исчезла.
— Сударыня, — произнес он спокойно и убедительно, — позвольте мне повторить то, что я вам уже когда-то говорил: «Вы прекрасны, вы умны, вы молоды… Возвращайтесь в Италию… „ Видите ли, я человек простой, ваши возвышенные рассуждения не прельщают меня. Но добраться до сути я умею… Если вы ищете счастья, то неограниченная власть, к которой вы стремитесь, не сделает вас счастливой. Станьте просто женщиной, и вы обретете счастье! Я повторю вам то, что говорил мне когда-то мой отец, а он был мудрее многих философов. «Нужно жить, — повторял он, — просто жить… Берите от жизни все, что она может вам дать! Ведь человеку отпущено так мало времени! Любите солнце и звезды, наслаждайтесь летним теплом и снежными зимами, зеленью лесов и холодным ветром… любите жизнь во всем ее многообразии, ибо все в мире прекрасно. Надо лишь уметь находить хорошее в каждом явлении…“
Вот что говорил мне господин де Пардальян. А от себя я добавлю, что надо уметь любить: любовь делает женщину женщиной, а мужчину мужчиной. Остальное — суета сует. Почему вы так хотите повелевать себе подобными? Упаси меня Боже стать императором или папой! Уезжайте, сударыня! А мы тут как-нибудь разберемся с нашим королем, герцогами и принцами! Нам хочется просто жить, наслаждаясь жизнью. Мои слова, наверное, звучат странно. Вы ведь хотели меня убить, но я помню: вы тогда плакали! Поэтому, сударыня, мне захотелось по-братски посоветовать вам: уезжайте! Пока еще не упущено время! Пока еще я могу разговаривать с вами как друг, не скрывая своего сочувствия. Еще немного — и вы лишитесь права на мое сочувствие…
Фауста молчала. Казалось, она не слышала слов шевалье, но кто знает, какие мысли приходили ей в голову.