— Зря вы так, Гретхен, о Юлии. Редкого обаяния был мужчинка. Даром что наполовину…[123] — Кейс, толком не отпив, поставила бокал. — А потом, вам не кажется, что мы делим шкуру неубитого медведя? Никто ведь ничего ещё не нашёл. Да и найдут ли?
Только блеск в глазах да раздувшиеся ноздри говорили о том, чего стоила ей это внешняя невозмутимость.
— Не каркай, стерва, не каркай, — по-змеиному зашипела служанка. — Всё своё я возьму! Возьму сполна! И никто не посмеет помешать мне. Слышала, дешёвка? Не посмеет!
С этими словами она притопнула — вроде не сильно, но так, что содрогнулась беседка, и властно повела рукой, причём из её горла вырвался рычащий, рокочущий звук. Сейчас же, словно под действием магнита, вилки и ножи на столе пришли в движение. Тонко завибрировали и подняли острия, направляемые строго в одну точку — в левый глаз Кейс. Чем-то они напоминали металлических гадов, вставших на хвосты и собирающихся укусить.
А ещё говорят, что серебро не подвержено магнетизму…
Это была последняя капля, переполнившая чашу терпения Кейс.
— Тварь. — Она начертала рукой в воздухе некий знак, и вилки с ножами вновь стали ручными, зато массивная ёмкость с пикантной подливой, наоборот, словно взбесилась. Миг — и фарфоровый болид влепился Гретхен в живот. Тевтонка со стоном согнулась, красный соус залил белый фартук, потом скатерть и наконец стёк на пол, а соусница с грохотом разлетелась на куски. — Я тебе покажу дешёвку, тварь!
Пинок в зад вышвырнул Гретхен из беседки, женщина поскользнулась, кое-как встала и ретировалась в кусты. Словно белый флаг капитуляции, мелькнул за ветками её чепец…
Спустя едва ли минуту в беседку вернулся князь, мрачный и рассерженный после разговора с французами. Его взору предстали мерзкие пятна соуса на одежде бедной Кейс. Они покатались ему зловещими отметинами крови на белоснежно-непорочных ангельских крыльях.
— Господи, моя дорогая, что случилось? — застыл на пороге князь. — Ты цела? Ты не ранена?..
А сам подумал: похоже, романтическое окончание вечера, любовный эндшпиль отменяется. Господи, да что же это за день сегодня такой? Одни неудачи…
— Ваше Высочество, ваша благородная доброта оказалась простёрта над людьми низкими и недостойными, — не поднимая глаз, ответила Кейс, и он с ужасом увидел слёзы у неё на ресницах. — Кто бы мог подумать, какие злобные исключения встречаются среди добропорядочных немок… Вы не распорядитесь, чтобы мне заказали такси?
Итак, худшие опасения князя подтвердились. Никакого романтического финала!
— Сейчас же велю управляющему уволить бесстыдницу, — рассвирепел он. — И впредь никого не брать без должных рекомендаций! Хотя обстоятельства порой бывают сильнее нас… — Он поймал удивлённый взгляд Кейс, вздохнул, угрюмо пожал плечами и объяснил: — Во всём виновата трагическая случайность… Прежняя служанка Сара вчера вечером упала с обрыва. Старая добрая Сара… Пришлось экстренно брать немку… — Он снова посмотрел на лужу соуса на полу. — Сейчас, дорогая, вам подадут авто. А счёт за платье пришлите мне. За всё будет заплачено сполна.
Через несколько минут Кейс села в лимузин и уехала в отель «Де Пари».
Там она заперлась в номере, вытащила верную наваху[124] и принялась править её на ремне…
Варенцова. Вот такой праздник
— Ну?.. — Песцов смотрел на Бьянку форменным зверем, — Как?
— Кверху каком. — Бьянка подошла, коротко вздохнула, села на скамеечку, устроенную возле палатки. — Не берётся наш африканский колдун, шугается, как чёрт от ладана. Чего я только ни предлагала ему… разве что кроме неба Италии… Нет и нет. Не хочет. — Бьянка немного подумала. — А скорее всего, просто не может. Говорит, не проси, не возьмусь ни за какие коврижки. Случай-де исключительный. Не в его компетенции.
Они сидели у своей палатки, под замшелой елью, раскинувшей ветки шатром. Гроза отгремела и укатилась за горизонт, а вот душевные тучи разогнать было некому. Краев как вернулся тогда из Глуховки, так пластом и лежал, даже не открывая глаз, а Мгиви ни в какую не брался помочь ему. По его словам, медицина была здесь бессильна, а оглядки на тонкий план — смехотворны. Потомок великих шаманов предлагал уповать на волю случая и на вмешательство высших сил. Что ж это делается-то, братцы?..
— Так, — вконец помрачнел Песцов, подумал, хмуро посмотрел на часы. — Ну и что теперь?
Стрелки показывали начало пятого. Теоретически пора переться на праздничный обед. По поводу прибытия зарубежных гостей, чтоб они все попухли. Какой, к чёрту, обед, когда кусок в горло не полезет? И солнце это ещё, светит прямо в глаза, слезиться их заставляет…
— Не знаю, Сёма, не знаю, — опустила голову Бьянка. — Ну не знаю я. Прости, если можешь.
Вздохнула тяжело и очень искренне — так сыграть не смогла бы даже она.
— Да что извиняться-то… — Песцов кашлянул и волевым порядком повернул тему разговора. — Ну а Оксана эта из автобуса тебе как? И чего ей здесь?
Уж чего-чего он только ни повидал, но солярочная духота салона и красивая женщина, дерущаяся, как Ван Дамм, только не в кино, а взаправду, — такое быстро не позабудешь.
— Я же говорю, дурак ты, Сёма, — неожиданно вспылила Бьянка. — И не по арканам — по жизни! Чего, чего… Амур у них с Краевым, вот чего. До гроба причём. Два сапога пара… — И добавила, словно это должно было разом всё прояснить: — Она ведь полукровка.
Видимо, на физиономии Песцова отпечаталось полное недоумение, и Бьянка начала втолковывать, точно малому ребенку:
— Да не в пятом пункте тут дело. Она, чтобы ты знал, дама с природным бонусом, только нераскрытым. Раскроет — мало не покажется… — И в свою очередь перескочила совсем на другое: — Слушай, а может, ну его совсем, этот обед? Лучше я тушёнку из баночки холодную поем, только чтобы рожу Гретхен не видеть…
— Гретхен? — вяло удивился Песцов. — Она разве не Эльза?
Вообще-то ему было глубоко наплевать, Гретхен, Эльза, Магда или кто там ещё. Он думал о Краеве.
— Да у неё каких имён только не было, — отмахнулась Бьянка. — Суть в том, что стерва она ещё та. Пробу ставить негде… Ну так что, как насчет тушёнки-то? Можно, кстати, и разогреть…
— Что-то, Мгиви, не пойму я тебя. — Матвей Иосифович закурил, описал круг по просторной палатке и остановился против Мгиви — тот, развалившись в удобном складном кресле, изучал свежий «Плейбой». — Ну неужели, так-растак, действительно ничего сделать нельзя? А, экстрасенс в законе?
«Куда ни плюнь, в кудесника или оккультиста попадёшь, а как хорошего человека вылечить — дулю…»
— Ты, Мотя, действительно не догоняешь. — Мгиви тяжело вздохнул и с сожалением оторвал глаза от стройных бёдер «мисс февраль». — В натуре. У человека было три коррекции. Понимаешь ты, что это значит? — Он вскочил и тоже прошёлся, только в другую сторону. — Три раза была переиначена его Судьба. Три раза переписаны Страницы Жизни. Три раза перевязаны узлы на Нити Бытия… Что будет теперь с этим Олегом, знают только Там. — Мгиви ткнул пальцем в матерчатый потолок. — Может, всё будет хорошо, а может, хуже некуда. Мой дед, прежде чем стать Главным Колдуном, чуть не умер — потерял все зубы, ногти и волосы. Про память я уже и не говорю… Зато теперь — баобаб! Слон, буйвол, леопард… Плюнет на темечко, и уши отвалятся!
— И уши отвалятся? — Фраерман хмыкнул было, но сразу сделался серьёзен. — Три коррекции, говоришь?
В его устах это прозвучало как «три ходки».
— Знаешь, Мотя, — негр снова вздохнул, — у нас говорят так: если засохло бутылочное дерево, ищите женщину. Если макака упала с ветки, ищите двух женщин. Если мамба ужалила себя в хвост, ищите трёх женщин. Так что и здесь не без них…
— Да кстати, о бабах, — поднял палец Фраерман. — Ты гэбистку эту, Оксану, видел? Ну и как она тебе? Что скажешь?
«Всё зло от баб, — говорил его вид. — Только куда же без них?..»
— Ну, во-первых, она уже не в гэбэ. — Мгиви снова уселся в кресло, развернул журнал. — Во-вторых, все её матери были Главные Колдуньи. А в-третьих, в ухе у неё Оберег Хранителей. Так что я бы от неё держался подальше… — И он мечтательно щелкнул пальцем по нежной ляжке «мисс февраль». — Вот бы с кем… посидеть в одиночке…
Волоокая мисс была темнокожей.
— Значит, коррекции, хранители, обереги, колдуны… а Краев пусть загибается. — Фраерман с чувством выругался и глянул на будильник. — Ладно, проехали. Пошли жрать, а то дорогие гости с голоду помирают. Смокинг можешь не надевать…