Когда дети кувыркались на земле, они казались обычными детьми, но стоило девочке, более ловкой и вёрткой, подняться на ноги, как принцесса увидела, насколько она худа. Высокая, кажущаяся ещё выше от неестественной при её здоровье худобы, с синяками под глазами, в разодранном и кое-как зашитом платьишке, едва прикрывавшим её покрытые ссадинами коленки, девочка производила не лучшее впечатление. И всё же она была весела и подвижна.
Почувствовав на себе пристальный взгляд незнакомого человека, девочка торопливо отдёрнула платье и прижалась к изгороди, да так, что сдерживавшие её верёвки чуть не порвались. Она была напугана.
Её брат обернулся к предполагаемым обидчикам; на лице его была написана решимость во что бы то ни стало защитить сестру. Он поднял сжатые в кулачки руки (парню было лет десять, не больше; девочка была чуть старше), и принцесса заметила уродливый зигзагообразный шрам, тянувшийся от запястья вниз по руке.
Мальчик хмуро смотрел на них, но молчал. Взгляд его был слишком серьёзен для десятилетнего паренька.
— Откуда это у тебя? — Стелла указала на шрам на руке.
Парень упорно молчал, крепко сжав губы.
— Не бойся меня, — принцесса попыталась ласково погладить его по голове, но мальчик увернулся. Он явно не доверял ей.
— Как тебя зовут? — Стелла не пала духом и решила поговорить с девочкой — как-никак, девочки обычно разговорчивее мальчиков.
Расчёт её оправдался: девочка ответила.
— Герда, — тихо прошептала она.
— Хочешь я дам тебе монетку?
— А за что? Деньги просто так не предлагают.
Странный жизненный опыт для ребенка. Девушка опешила от её вопроса и не сразу нашлась, что ответить.
— За то, что ты и твой брат (ведь это твой брат, не так ли?) немного поговорите со мной.
— Просто поговорим? — недоверчиво переспросила девочка.
— Да. Поверь, я вовсе не желаю тебя обидеть.
Принцесса достала из кошелька две медных монетки и протянула Герде. Та по-прежнему недоверчиво смотрела на неё, но всё же протянула исхудалую ручку за деньгами. Её костлявые пальчики жадно сжали монеты.
— А теперь, Герда, скажи мне, как зовут твоего брата?
— Асмус.
Герда осмелела и сделала шаг от спасительной ограды.
— Откуда у него этот уродливый шрам на руке?
— Это всё сеньор Раже. — Губы её сжались в тонкую ниточку, в глазах блеснула злоба.
Стелла слышала, как при упоминании этого имени заскрежетал зубами мальчик. Они оба ненавидели этого человека. Но за что?
— А кто этот сеньор Раже?
— Управляющий.
— Он бил мою маму, — подал голос Асмус.
От нахлынувших воспоминаний лицо его стало жёстким, а руки снова сжались в кулаки.
— А где сейчас твоя мама? — Принцесса предпочла сменить тему.
— Пошла продавать овец.
От пытливого взгляда Стеллы не скрылось то, что на глазах Герды навернулись слёзы. Судя по всему, их незамысловатое семейное хозяйство и заключалось в этих пресловутых овцах.
Разжалобившись, принцесса подарила девочке еще несколько монет.
— Маркус, — девушка отвела друга в сторону, — тебе не кажется, что во всём этом следует разобраться?
— Ну, если ты так считаешь… — В его голосе не слышалось особого энтузиазма.
— Да, считаю. Если бьют женщин и ранят детей — это серьёзный повод принять меры.
— Если хочешь, напиши их сеньору.
— Маркус, он ограничится отпиской и ничего не сделает. Посмотри на их лица: тебе их не жалко? Если бы при тебе били ребенка, неужели ты не вступился бы?
— Конечно, да.
— Тогда пошли.
И она взяла дело в свои руки, попросив Герду показать им их дом. Девочка согласилась не сразу, но все же согласилась.
Известное выражение "шаром покати" как нельзя лучше характеризовало внутренний вид дома Герды и Асмуса. Снаружи он выглядел не лучше — заброшенная, разваливающаяся ферма, крытая старой соломой, с кучей подпорок и лишь одной толком побелённой стеной. Рядом с домом был опустевший загон для овец, где одиноко кричала старая облезлая коза. Когда-то на ферме было два сарая и большой коровник, но теперь от них почти ничего не осталось.
Пол в доме был земляной; вдоль стен были разбросаны соломенные тюфяки. Угли в очаге — единственном содержавшемся в порядке месте дома — чуть тлели угли; первое, что сделала Герда, войдя внутрь, — проверила, не потухли ли они.
Девочка засуетилась в поисках стула и всё-таки отыскала таковой в соседней комнате, но Стелла, поблагодарив её за заботу, отказалась сесть. Она в третий раз за последний час достала кошелёк и, немного поколебавшись, вынула золотой лиэн.
— Это тебе, милая, — девушка вложила монету в дрожащую ладошку Герды.
Большей радости на лице ребёнка ей ещё не доводилось видеть. Девочка просияла и чуть не прыгала от радости. В порыве благодарности она прильнула губами к руке благодетельницы и зашептала:
— Как Вы великодушны, сеньора!
Стелла осторожно отняла руку от ее губ и погладила девочку по светлой головке.
— А теперь, — голос у неё стал жёстче, — ведите меня к этому сеньору Раже.
— Нет, нет, только не к нему! — в ужасе замахала руками Герда и тихо прошептала: — Я его боюсь.
— Не бойся, он тебе ничего не сделает.
Таинственный злодей, управляющий барона, жил возле ветшающего с каждым годом господского дома в недавно заново покрашенном двухэтажном доме с конюшней, жирел за счёт дополнительных поборов и увеличивавшейся по его усмотрению платы за землю, не прочь был сладко поспать (желательно не один), сытно поесть и проехать с утра милю — другую
Принцесса вошла в это вместилище благосостояния без стука, с помощью Маркуса решительно убрав со своего пути преграду в виде слуги. Хлопая дверьми, она, наконец, обнаружила хозяина дома в столовой. Принцесса была полна решимости испортить ему пищеварение.
— Это Вы сеньор Раже? — бросила с порога Стелла.
— Кто это ещё? — недовольно пробурчал управляющий. — Я же говорил, чтобы не смели… Канцен, я велел никого не пускать!
Канцен был его слугой. Тем самым слугой, который попытался убедить их, что нельзя входить без доклада. На ругань господина он отвечал лишь тяжкими вздохами и робкими бессвязными фразами: "Но ведь они… Она же…".
Наконец Раже снизошёл до того, чтобы встать из-за стола, и подошёл к нежданным гостям.
— Ну, что Вам угодно? — В тоне его не было ни тени уважения.
— Мне угодно знать, по какому праву Вы дурно обращаетесь с женщинами и детьми, почему люди у Вас чуть ли не мрут от голода прямо на дороге. — Лицо её раскраснелось от гнева, грудь тяжело вздымалась. — По какому праву…
— А Вам-то какое дело? — грубо оборвал её управляющий. — Не хватало ещё, чтобы какая-то девчонка указывала мне, что мне делать! Шли бы Вы, девушка, обратно домой. Канцен, проводи!
— Нет, я не уйду! — Стелла решительно подошла к столу, отодвинула стул и села.
— А я говорю, уйдёте! — лицо Раже перекосилось от злобы.
Он решительно шагнул к ней, но, наткнувшись на её взгляд, в нерешительности остановился.
— Вы, вообще, откуда взялись? Я всю округу знаю… Дочка какого-то арендатора?
— Маркус, — нарочито надменно сказала принцесса, — объясни ему, что все люди некоролевского происхождения в моём присутствии не имеют права сидеть, а так же, проявляя уважение к моей особе, должны вставать на колени и целовать мне руку.
— Этого ещё не хватало! — вспылил управляющий. — Чтобы я встал на колени перед какой-то девчонкой!
— Ничего, встанешь. Ещё о пощаде просить будешь, — прошипела девушка.
— Вон отсюда! — Лицо Раже стало пунцовым. Он протянул руку, чтобы ухватить дерзкую посетительницу за плечо, но Маркус решительно предотвратил оскорбление королевской особы.
Неторопливым движением Стелла достала аккуратно свёрнутую бумагу с гербовой печатью и протянула Раже. Тот быстро пробежал её глазами и побледнел. На лице его в строгой последовательности сменились удивление, страх и подобострастие.
Он бухнулся на колени и попытался поцеловать ей руку, но принцесса брезгливо отдёрнула её.
— Чтобы завтра же на двадцать миль в округе не было ни одного голодного, а сегодня… — она задумалась, — сегодня я желаю написать письмо Вашему господину. Как его зовут?
— Барон Эрон Дорджет, Ваше высочество, — пролепетал Раже. Он уже видел Дамоклов меч, нависший над его головой.
— Прекрасно. Бумагу, перо и чернила!
Тут же, на том самом обеденном столе, за которым всего четверть часа назад беззаботно обедал не чистый на руку управляющий, на него была написана лаконичная жалоба и предписания о наказании — так, ничего серьёзного, всего лишь энное количество ударов плетью (разумеется, публично) и крупный денежный штраф в пользу государства. О том, что Раже должен быть лишён места, Стелла даже не упомянула — это само собой разумеется.