Епископа Торольва, норвежца по происхождению, рукоположенного архиепископом Гамбургским и Бременским, Торфинн привез из Йорвика. И построил для него на Борге церковь во имя Христа Спасителя. В алтаре церкви хранился ларец с величайшей святыней — покровом, который касался раки апостола Петра. Торфинн получил его от самого папы.
— Пожалуй, и я мог бы извлечь выгоду из Олава Святого, — сказал Харальд, высоко подняв одну бровь. — Почему бы мне не начать торговать тем, что от него осталось. Подумай, сколько ткани можно купить на одну нумизму и продать ее, разрезав на лоскуты, прежде чем люди заподозрят неладное. Можно дорого брать за эти лоскуты или дарить их в знак особой милости.
Рядом с церковью Торфинн построил себе усадьбу. В ней он провел остаток жизни и широко прославился своими добрыми делами. Не так давно он умер, и его похоронили у церковной стены.
В тот день Эллисив пришла в церковь Торфинна. Она часто молилась здесь за конунга Харальда.
Однако вымаливать ему победу она не смела — она молилась о спасении души Харальда и просила дать ей силы перенести грядущие испытания. Стоя на коленях на земляном полу, она произносила слова, дававшиеся ей с трудом и причинявшие боль.
Скрипнула дверь, Эллисив вздрогнула и обернулась.
Вошел священник. Увидев Эллисив, он было остановился, но потом прошел к алтарю. От его проницательного взгляда Эллисив сделалось не по себе.
Она поднялась с колен и села на каменную скамью у стены.
Что-то необычное было в этом священнике, он как будто избегал ее. Она видела его уже не раз, но он никогда не приветствовал ее, как другие священники. Эллисив старалась припомнить, чем она могла вызвать такую враждебность. Ей казалось, что прежде она никогда не встречала его — у него было запоминающееся лицо: правильные черты и серовато-зеленые глаза со странным выражением. Она спросила у епископа Торольва, кто этот священник, но епископ, всегда такой обходительный, сделал вид, будто не слышал вопроса.
Эллисив отбросила мысли о священнике, Жизнь научила ее, что каждый имеет право на свою тайну. Она снова задумалась о Харальде.
С тех пор как они покинули Солундир, толком поговорить им так и не удалось. Лишь накануне отплытия с Оркнейских островов Харальд ненадолго остался с Эллисив с глазу на глаз.
— Почему ты такая грустная? — спросил он. — Разве тебе не хочется стать королевой Англии?
— Хочется, но не любой ценой, — ответила Эллисив. — Ты же сам сказал, что пойдешь в этот поход, даже если это противно воле Божьей.
— Не укоряй меня за это.
Эллисив с удивлением посмотрела на Харальда. На ее памяти он впервые допустил, что его поступок может заслуживать укора.
Он был очень серьезен, на лице не было и тени усмешки.
— На этот раз мне нельзя отказываться от похода, — сказал он. — Судьба предопределила его еще при жизни моей матери.
— Почему ты так считаешь?
— Всю жизнь я шел к этому походу. Мне было предназначено стать конунгом, но жажда власти во мне так велика, что одной Норвегии мне мало. Я долго ждал такого благоприятного случая.
— Не понимаю.
— Сейчас поймешь. Этой зимой, после смерти конунга Эдварда сына Адальрада, престол Англии занял Харальд сын Гудини. Но кто такой Харальд? И кто был Гудини, его отец? Гудини стал ярлом Кнута Могучего, но добиться у Гудини или у его сыновей, к какому роду они принадлежат, не мог никто, одно ясно — они не из хёвдингов. С конунгами Харальд сын Гудини породнен разве тем, что мать его была сестрой Ульва ярла, женатого на Астрид дочери Свейна конунга, сестре Кнута Могучего. Но это еще не дает ему права наследовать английский престол.
— Я с тобой согласна.