Двигалась она очень медленно, переходя от одной позы к другой, символизирующих страх и ужас, но танец набирал скорость, и скоро она уже кружила по сцене с грацией, достойной того, чтобы вдохновить Фидия. И резко остановилась перед алтарем, швырнула кадило в лицо Аполлону, после чего рухнула у ног Диоклетиана. Император объявил, что она мертва, пожалел, что христианский бог лишил законной жертвы Аполлона, и высказал мысль о том, что не является ли происшедшее свидетельством превосходства христианского бога над богами Рима. На этом спектакль и закончился.
Зрители, разгоряченные игрой Ирены, громко выкрикивали ее имя, забрасывали сцену золотыми и серебряными монетами. Колон, который следил за ее танцем, наклонившись вперед, откинулся на спинку стула, глубоко вздохнул.
Рокка, пристально наблюдавший за ним, рассмеялся.
— Ну? — спросил он. — Я прав? Доводилось ли вам видеть в своих путешествиях такую женщину?
— Великолепно, — согласился Колон. — Божественно.
— Нет, не божественно. Слава Богу, она всего лишь женщина. Богиней она стала бы совершенно недоступной, хотя и теперь никого к себе не подпускает. Точь-в-точь как христианская девственница, которую играет на сцене.
Появился Загарте в надежде, что дорогие гости хорошо отдохнули и теперь готовы отужинать.
Зрители во дворе начали расходиться, актеры покинули подмостки. Венецианцы и Колон поднялись со стульев. Рокка велел Загарте подать ужин.
— Если твой ужин окажется таким же превосходным, как Ирена, — заметил он,
— в нашем друге ты найдешь влиятельного покровителя.
Маленький мориск поклонился, блеснув в улыбке зубами. Он их не разочарует. Принесут самое вкусное, их светлости пальчики оближут.
— Мы не стали бы возражать, если бы ты попросил Ирену поужинать с нами, а, сеньор, Кристоферо?
Колон, стоявший глубоко задумавшись, поднял голову, глаза его заблестели.
— О! Это возможно? — Он посмотрел на Загарте.
Мориск больше не улыбался.
— Для нее это большая честь. Но я надеюсь, вы не рассердитесь на меня, если она откажется. Многие приглашают ее, но она ни разу не согласилась. Слишком уж скромна эта Беатрис Энрикес.
— Многие? — нахмурился Рокка. — Возможно. Но мы-то придворные. Скажи об этом Беатрис, мой добрый Загарте. Скажи ей это. И добавь, что в ее интересах проявить учтивость по отношению к нам.
— Нет, нет, — вмешался Колон. — Не принуждайте ее. Мы должны уважать не только красоту девушки, но и ее добродетель.
— Ага! Если я смогу уверить Беатрис, что ее добродетель не подвергнется испытанию… — в голосе Загарте послышалась надежда.
— Святой Фердинанд! — воскликнул Колон. — За кого вы нас принимаете? Разве мы солдатня или дикари. Если она придет, жаловаться ей не придется. — И поскольку Рокка рассмеялся, быстро добавил:
— Я за это отвечаю.
Загарте поклонился.
— Заверяю вас, я сделаю все, что в моих силах.
Когда он ушел, Галлино презрительно хмыкнул.
— Сколько суеты из-за вульгарной танцовщицы.
Колон ответил суровым взглядом.
— Она танцовщица. Но не вульгарная, надеюсь, вы понимаете, что я хочу сказать.
— А что тут не понимать. Повидал я достаточно, так что провести меня не так-то легко. Ба! Все это уловки, если не девушки, то мориска. Лишь бы мы не поскупились, раз уж она удостоит нас своим присутствием. — Он почесал нос. — Давайте поспорим. Сколько вы ставите на то, что она не придет?
— Я лишь смею надеяться, что она не отвергнет вежливого приглашения.
— Или разочаруется, не найдя у нас ничего, кроме вежливости.
— Женоненавистник, — прокомментировал последнюю фразу Галлино Рокка. — Простите его.
— Не женоненавистник. Отнюдь. Но и не дурак. У меня нюх на разврат, как бы глубоко он ни прятался.
Колон не выдержал.
— Сеньор, если уж вы учуяли разврат здесь, обоняние полностью отказало вам.