Я молча развёл руками. Дескать, ну извините, там. А где же ещё. Спросил:
— Так на улице Света и в Милом переулке тоже пустые дома?
— Совершенно верно, в Милом переулке всё выставлено на продажу, пока без особого успеха. А в той части улицы Света, которая оказалась внутри круга, даже домов нет. Её занимает огромный сад, принадлежавший покойному Клекке Нумину, тому самому счастливчику, которого Его Величество отправил в Харумбу за счёт казны. Дом, где теперь живут правнучка Клекки с мужем, находится уже за чертой. Оба преподают в Королевской Высокой Школе, целыми днями пропадают там, по вечерам заседают в «Крашеной Репе» и садом не занимаются; уверен, если даже там арварохские хубы[22] заведутся, супруги узнают эту новость последними.
— Удивительно всё-таки, сколько, оказывается, в Старом Городе пустующих домов, — сказал я. — А ведь вроде бы, столица. По идее, мы тут на голове друг у друга должны сидеть.
— Только в некоторых кварталах, опустевших в Смутные Времена. Любой разумный человек скажет тебе, что причиной тому — относительно неудобное расположение, почти полное отсутствие трактиров и самых необходимых лавок, неоправданно высокие цены и весьма далёкое от идеального состояние жилья. Всё это верно, однако вокруг — точно такие же неудобные дорогие кварталы, где ни одной свободной квартиры не отыщешь. Такой вот парадокс. Как думаешь, почему?
— Из-за Смутных Времён?
— Соображаешь. Да, я уверен, дело именно в этом. Ясно, что во всём Старом Городе вряд ли найдётся улица, где за всё время гражданской войны вообще никто не был убит. Но когда в одном месте сконцентрировано слишком много несчастий, люди это чувствуют и не хотят там жить. Хотя мало кто сможет внятно объяснить, почему отказался от прекрасного удобного дома, сочтя его слишком дорогим, и тут же купил или снял такой же, примерно за ту же цену, всего в нескольких минутах ходьбы… С другой стороны, сложившаяся ситуация на руку бедным студентам. Можно сказать, так город заботится о них.
— А при чём тут студенты?
— Да при том, что приезжим студентам надо где-то жить, — усмехнулся Кофа. — А деньги даже на самое скромное жильё не у каждого есть. Королевских стипендий на всех не напасёшься, а работать, если хочешь серьёзно учиться, некогда, особенно на первых курсах, когда важно ничего не упустить. Голод им, хвала Магистрам, не грозит[23], а с жильём выкручиваются так: небольшой компанией заселяются в какой-нибудь пустующий дом, занимают несколько комнат, обычно подвальных, чтобы жечь свет, не опасаясь, что заметят с улицы, входят и выходят тайком от соседей и живут тихонько, пока их не застукает приехавший с ревизией наследник, или посредник, действующий по его поручению. Тогда собирают вещички и отправляются искать новый приют. Теоретически, самовольное использование чужой собственности должно немедленно пресекаться и караться штрафами, однако большинство полицейских относятся к студентам сочувственно и без особой нужды не гоняют. Лично я целиком одобряю такой подход. Не всем в Мире повезло с богатыми родственниками — так что ж теперь, не учиться? К тому же, пользы от их присутствия больше, чем вреда. Дома, которые подолгу занимали студенты, понемногу пропитываются их настроением и в конце концов снова становятся пригодны для счастливой жизни. Как по мне, потрёпанная мебель и пара-тройка нечаянно разбитых зеркал — совсем невысокая плата за такую услугу.
— Слушайте, так во всех этих наших пустых домах тоже могут жить студенты?
— Этого я пока точно не знаю, поскольку специально за студенческими переселениями не слежу, — пожал плечами Кофа. — Но когда сэр Мелифаро закончит инструктаж полицейских и наконец приступит к осмотру домов, это сразу выяснится. Чего молодёжь точно не умеет, так это тщательно скрывать следы своего присутствия. Даже магия особо не помогает: сделает какой-нибудь юный гений всё своё барахло невидимым, а крошки со стола смахнуть не догадается. И вонь от дешёвого табака на весь дом. И любовная записка пальцем на пыльном оконном стекле, чтобы уж точно никто мимо не прошёл.
Я невольно улыбнулся, потому что и сам бы так прокололся. К гадалке не ходи.
— Кекки прислала зов. Говорит, ты им срочно нужен, — вдруг сказал Кофа.
— Им? — удивлённо переспросил я, но тут же вспомнил, что отправил её вместе с Нумминорихом. И получается, правильно сделал.
Впрочем, нет, всё равно неправильно. Самому надо было с ним идти и проследить, чтобы не сбылись его худшие опасения. А уже потом с лёгким сердцем обозвать нас обоих тревожными индюшками и отправляться на Тёмную Сторону. Никуда бы она не делась за полчаса.
Дырку надо мной в небе, когда я уже поумнею, а?
— На улице Мрачных Дверей? — спросил я.
— Нумминорих там, а Кекки, сам понимаешь, отошла на несколько кварталов, чтобы поговорить.
— Ясно, — кивнул я. — Тогда я сейчас.
Миг спустя я уже был на улице Мрачных Дверей. Почему-то оказался там вместе с креслом, в котором сидел. Видимо, делая воображаемый шаг в темноте, забыл мысленно из него подняться, как делал до сих пор. Вообще не подумал, что к моей заднице прилагается какое-то кресло. И вот нам результат.
Ладно, по крайней мере, Кофе развлечение. Может теперь годами шпынять меня за разбазаривание казённого добра.
К счастью, совместный переход Тёмным Путём не сделал кресло частью моего тела, и мне удалось его покинуть. А что не с первой попытки — так это на нервной почве. У меня от предположений, что могло случиться с Нумминорихом, колени тряслись.
Интересно, где он? — спросил себя я, оглядываясь по сторонам. — В каком из домов? Надо было сперва узнать, а потом уже нестись сюда, сломя голову. Что-то я по всем пунктам удивительный молодец. В смысле, из ряда вон выходящий придурок.
К счастью, Кекки уже бежала мне навстречу.
— Вот хорошо, что ты уже тут! — издалека крикнула она.
— Что с Нумминорихом? — спросил я. — И где?..
— В жёлтом доме, — отрапортовала Кекки. — Жив, цел, в сознании. Но очень… не знаю, как лучше сказать… грустит.
Облегчения от её слов я не почувствовал. Слишком уж хорошо знаю, что может стоять за этим «очень грустит».
Кекки догнала меня уже у высокого забора, окружавшего жёлтый особняк. Сказала, указывая на зияющую в нём дыру:
— Тебе повезло, доску я, как видишь, уже выломала. Яростно рыча от бессилия. Оказалось, я не умею лазать через заборы без магии. И замок на воротах никакими отмычками не вскрывается — без заклинаний у нас обоих, как внезапно выяснилось, руки растут из чьих-то чужих задниц. И вообще всё сразу стало так трудно! Поневоле задумаешься: а как люди в других краях без Очевидной магии живут?
— Выкручиваются как-то, — буркнул я, протискиваясь в дыру. — Вот, например, тоже доски из заборов выламывают. Если станешь послом в Уандуке, этот опыт тебе пригодится, пока местную магию не освоишь; впрочем, она, говорят, всё равно не про заборы, а про смятение чувств… А где Нумминорих? В доме?
Она кивнула:
— Там. Внизу. Идём, я тебя провожу.
— А почему ты сама меня не позвала, а попросила Кофу? — спросил я, пока мы шли по широкому коридору к лестнице, ведущей в подвал. — Это нерационально: два действия вместо одного. Хорошо, что я как раз рядом с ним сидел.
— Да просто по старой привычке, — вздохнула Кекки. — Ничего не поделаешь: столько лет по всем вопросам сразу бежала к нему. А тут ещё испугалась…
— Испугалась?
— Ну да. Мне здесь здорово не по себе. Без магии сразу чувствуешь себя такой беспомощной! И тут ещё Нумминорих…
Я не стал переспрашивать: «Что — Нумминорих?» — а просто ускорил шаг. То есть, если называть вещи своими именами, понёсся вниз по лестнице, перескакивая через три ступеньки.
С таким специфическим чувством юмора, как у моей судьбы, вполне мог бы споткнуться и полететь вниз, попутно ломая все имеющиеся в моём распоряжении конечности, но она, хвала Магистрам, как раз на что-то отвлеклась, и я благополучно добрался до подвального этажа, который представлял собой короткий треугольный коридор с множеством дверей, ведущих, надо думать, в туалеты и ванные комнаты. По крайней мере, большинство домов в Ехо спланировано именно так.
— Самая левая, — подсказала мне откуда-то сверху Кекки.
Я толкнул дверь и сразу обнаружил Нумминориха, который сидел в центре просторного полутёмного помещения, закрыв лицо руками. Ко мне он даже не обернулся. Но когда я присел рядом, отнял руки от лица и адресовал мне взгляд, такой пустой и тяжёлый, что лучше бы вовсе не смотрел.
— Всё-таки отравился запахом? — спросил я.
Нумминорих неопределённо пожал плечами.
— Нельзя было тебя сюда посылать, — сказал я. — Какой я идиот. Прости. В кои-то веки ты чего-то испугался, а я…
— Да ладно тебе, — вяло отмахнулся Нумминорих. — С каких это пор страх вдруг стал серьёзным аргументом?