Тот пошел озираясь и явно ожидая подвоха… Олав Можжевельник проводил его глазами и сказал:
— Или я плохо знаю Рунольва, или незачем тебе ехать туда, Виглафссон.
Халльгрим покачал головой и ответил как о деле решенном:
— Я поеду.
Олав упрямо повторил:
— Незачем тебе к нему ездить. Халльгрим улыбнулся, что бывало нечасто.
— Рунольву не удастся назвать меня трусом. Кто со мной?
Вокруг стояли почти все его люди: сбежались кто откуда, прослышав о гонце.
— Я, хевдинг! Возьми меня!
Счастлив вождь, за которым одинаково охотно идут на пир и на смерть. Он выбрал двоих… Гудреда, среднего сына Олава кормщика. И еще парня по имени Гисли. Оба были рослые и крепкие и вдобавок хороши собой. Для воина тоже не последнее дело.
Потом велел седлать своего коня.
Осень уже разбрасывала по берегам фиорда яркие краски… Так заботливая хозяйка, ожидая гостей, готовит наряды и завешивает цветными покрывалами простые бревенчатые стены. Но вот чем кончится пир?
Воздух был почти совсем тих. Только откуда-то из глубины фиорда понемногу начинало тянуть ледяным сквознячком. Стылый ветерок проникал под одежду, заставлял поеживаться в седле. Вот потому-то Халльгрим всю жизнь предпочитал ходить пешком, а еще лучше — грести на корабле. Пеший и тем более у весла не замерзнешь. Да и доберешься, пожалуй, быстрее, чем на лошади по этой тропе… Другое дело, пешком в гости мало кто ходит. И тем более вождь к вождю!
А ветерок — Халльгрим знал, что предвещал этот ветерок. Может быть, даже нынче к вечеру разразится свирепая буря. Такая, что не хуже вражеских мечей оборвет с воинов леса вышитые нарядные плащи… А иные деревья и вовсе лягут корнями наружу, сраженные в неравном бою…
Халльгрим ехал и думал о том, не придется ли лежать между этими бойцами и ему самому. Премудрый Олав разглядел волчий волос, вплетенный в кольцо, и не было причины ему не поверить…
А не поедешь — уж Рунольв позаботится, чтобы смеялась вся округа-фюльк…
Опавшие листья шуршали под копытами коней.
Гисли и Гудред молча ехали за вождем. И, верно, тоже прикидывали, чем мог кончиться для них этот день. Если пиром у Рунольва — не захмелеть бы. Закон гостеприимства свят, нарушить его — преступление. И добро, если Рунольв вправду образумился на старости лет, говорят же люди, что лучше поздний ум, чем вовсе никакого! Но знают люди и другое. Хоть редко, а бывает, что среди ночи вспыхивает дом с гостями, упившимися за столом… И копья встречают выскочивших из огня!
Несколько раз Халльгриму мерещились крадущиеся шаги… И не заметил бы вовсе, если бы поневоле не ждал из-за каждого дерева стрелы. Он не поворачивал головы, только всякий раз подбирался в седле, готовясь к отпору. Но шедший лесом не показывался и не нападал…
И все оставалось спокойно.
Из Сэхейма в Терехов ездили редко… Только в святилище, и то обычно на корабле. Дом Эрлинга стоял примерно посередине дороги, и Халльгрим привык считать, что брат жил поблизости. Но береговая тропа петляла, взбираясь на кручи и снова спускаясь к воде. И когда фиорд открылся в очередной раз и Халльгрим увидел на той стороне дом Приемыша, он слегка удивился тому, как мало, оказывается, они проехали.
***
Еще он заметил длинную лодку, лежавшую под скалами, в зеленой воде. Над бортом лодки торчали две светловолосые головы. Халльгрим мимолетно подумал, что это, наверное, рабы ловили рыбу на ужин. Подумал — и сразу же забыл…
До Терехова они добирались и вправду еще долго. Но наконец лес расступился — стал виден частокол и заросшие травой крыши построек. И боевой корабль Рунольва Скальда, который был вытащен из сарая и стоял у берега на якорях; Халльгрим сразу же это отметил. Зачем?
Даже мачта уже возвышалась на своих расчалках, и свернутый парус багровым червем прижимался к опущенной рее.