— Ну, — сказал он, ухмыльнувшись, — чего хорошего в последнее время читала?
15
Она считала себя Сильвией. Так она называла себя, когда они с Айзеком были наедине, так она хотела бы называться, когда они провернут это дело и заживут на широкую ногу. Сильвия была стильной, элегантной, а Айзек любил стиль.
Та сучка-коп назвала ее Стеллой, но Стеллой она была уже давным-давно. У нее тогда было другое дело, правда, словила она с него совсем не кайф. Ричард Трой. Вот это уж точно имя из далекого прошлого. Откуда эта сучка узнала про Стеллу и Рича?
Рич растрепал, вот откуда. Только так она могла вынюхать. Небось кукует где-нибудь на нарах, козел вонючий, вот и решил запеть, чтоб срок скостили.
Но откуда он все это знал?
Наплевать. Пусть себе гниет в тюряге, ей здесь наплевать.
Сукин сын. Лучшие годы жизни на него угробила. И даже больше. Да она ради него девять месяцев эту соплячку в себе таскала. Все ради Рича.
Научим ее, говорил. Научим и продадим. Полно народу любят молодняк, и полно народу платят за него по высшему разряду.
А кто всю эту тяжесть на себе таскал? Кто чуть не сдох без наркоты за столько-то месяцев?
Не хотел, видите ли, чтобы урод родился — за бракованный товар по высшему разряду не платят. И кому ради этого пришлось корячиться?
Может, какое-то время польза от засранки и была — хоть она по полдня и пол гребаной ночи и орала. Когда с ребенком, лохи вообще слюни распускали.
Первые пару лет они с ее помощью немало народу на бабки развели. А что она с этого получила? Вечно ноющую засранку, вот что.
А потом еще и разбитую губу, когда узнала, что деньги Рич себе в карман кладет, и все ему выложила. Но она ловко все обделала, о да. Разыграла паиньку, помогала ублюдку с его засранкой, а потом просто взяла бабки и свалила. Пятьдесят штук, нехило, да?
Пришлось, конечно, скорей когти рвать, чем просто сваливать. Рич бы, если б поймал, места б живого на ней не оставил. Но только она оказалась при деньгах, а он остался с соплячкой. Недурно она на эти бабки пожила, пока не кончились.
А ведь когда-то она этого придурка любила.
Но с Айзеком было не так. С Айзеком все было по-другому. Он с ней обращался как надо — Рич тоже сначала был такой, и еще пара мужиков после него. Он ее ценил по достоинству. Даже цветы ей посылал. Из тюрьмы, прикинь!
А еще он говорил ей, какая она красивая, сексуальная и умная. У него с ней были планы.
Может, кувыркался он с ней и не так часто, как ей бы этого хотелось, но у него сейчас было много дел. Ну и что, что он трахал ту девчонку, что она ему нашла? Сама заслужила, не надо было быть дурой.
Зато он после нее всегда был в таком отличном настроении. Они потом садились, выпивали его навороченного вина, она глотала пару колес, и они разговаривали, разговаривали…
Куча планов, куча денег, и как они отплатят тому копу, что его поимела. Если б сучке тогда не повезло, ни за что б она его не завалила.
Скоро везуха у нее кончится.
Как эта сучка посмела говорить об Айзеке! Вздумала их с ним друг на друга натравить. У них с ним будет счастливое будущее, и построят они его на ее костях.
А за это она Айзеку теперь вдвойне поплатится.
Она слегка приоткрыла глаза. У двери сидел легавый, сторожил ее. Здоровый толстый кусок дерьма.
Они что-то сделали ей с ребрами, и голова от боли не так кружилась. От этого и от детской дозы, что они ей наконец вкололи. Но что еще лучше, чтобы заняться ею, они перевезли ее на другой этаж, и им пришлось ослабить ремни.
«Сноровки я не утратила», — думала она, пробуя подушечкой пальца кончик лазерного скальпеля.
Она стащила его, симулировав припадок. Все прошло гладко, как лохотрон с «добрым самаритянином», который она устраивала еще в детстве, — только вот скальпель был куда ценней лопатника очередного доброго дяденьки.
«Пора валить отсюда», — мысленно произнесла она.
В то, что эта сучка брехала, якобы они скоро заметут Макквина, она не поверила. Но надо было его предупредить, надо было к нему. А уж он о ней позаботится.
Может, даже снова купит цветы. И тогда они разберутся с Евой Даллас.
Она застонала, принялась метаться из стороны в сторону.
— Помогите, — сделав голос послабее, простонала она, вживаясь в роль.
— Угомонись, — отрезал коп.
— Мне плохо. Пожалуйста, позовите медсестру. Пожалуйста, меня сейчас стошнит.
Коп неторопливо подошел, нажал кнопку вызова. Через пару секунд на экране возникла медсестра:
— Проблемы?
— Медсестру просит. Говорит, ее тошнит.
— Сейчас буду.
— Спасибо, — Стелла прикрыла глаза, оставив щелочку. — Жарко. Мне так жарко. Кажется, я умираю.
— Да? Ну тогда там, куда ты отправишься, будет еще жарче.
В дверь торопливо вошла медсестра.
— Говорит, тошнит, жарко и умирает.
— После процедуры и лекарств тошнота — обычное дело, — сказала медсестра, поднимая изголовье кровати и кладя ладонь на лоб женщине.
Та со стоном попыталась извернуться, натянув прикованные к запястью правой руки наручники.
— Больно. Внутри, — пробормотала она и начала давиться, медсестра подскочила к ней с судном. — Не могу, не могу. Судороги. Надо… Не могу.
— Дышите глубже. Надо освободить ей правую руку, помочь перегнуться. А то она нас всех тут заблюет.
Коп, бормоча под нос проклятия, нагнулся и снял наручники. Одним яростным движением Сильвия полоснула лазером ему по горлу. Тот отшатнулся, заливаясь кровью, а она уже приставила скальпель к щеке медсестры:
— Только пикни, я тебе всю рожу срежу!
— Дайте ему помочь.
— О себе думай. Сними наручники со второй руки. Эта штука тебя с пяти футов вспорет. Ты же медсестра, сама должна знать. Снимай наручники, живо, — и она слегка ткнула медсестру в щеку. — Ой, кровью запачкалась, — заметила она, растирая освобожденную руку. — Ничего, в больнице случается. Раздевайся.
Сильвия подумала, не прикончить ли ей медичку, однако решила, что еще больше запачкается. Слишком много крови на халате привлечет внимание. Она приковала ее наручниками и заклеила ей рот пластырем.
— Ну у тебя и ножищи, — прокомментировала она, засовывая ноги в медичкины туфли.
Стянув волосы в хвост и прикрепив к груди удостоверение, она взяла поднос и набросала в него разных препаратов.
— Передай от меня Даллас: мы с Айзеком ее найдем.
Выйдя из палаты, Сильвия энергично зашагала по коридору к выходу, держа перед собой поднос — и запоздало подумала, что надо было забрать у медсестры и мобильник. Но выйдя из больницы, она уже вовсю улыбалась.
«Телефоны есть в тачках! Да, давненько я тачку не угоняла. Прямо как в старые добрые времена».
* * *Мелинда старалась удерживать его внимание. Каждая секунда, в которую он думал о ней, а не о Дарли, была для нее драгоценным даром. Окупились все те вечера, когда она допоздна сидела над его делом, изучая Макквина, словно заразу, проникшую в ее организм. Она знала его психологию, его патологию и, в той мере, в которой ее выяснили и изложили в деле следователи, его биографию.
Она знала, что человек он начитанный, мнит себя эрудитом и обладателем исключительно тонкого вкуса. Она говорила с ним о классической литературе, плавно перетекая в обсуждение музыки — классической, современной, новых течений, исполнителей.
Боль в голове пульсировала, как от больного зуба, но Дарли постепенно перестала дрожать и, в конце концов заснув, обмякла.
Не соглашаясь с ним, она ходила по узкой грани между высказыванием своего мнения и спором, уступая, льстя ему, периодически даже заставляя себя смеяться, словно бы он разбил ее аргументы.
— Но я все-таки люблю иногда посмотреть добротную безмозглую комедию, — настаивала она, а внутри думала, что сейчас продала бы душу за глоток холодной воды. — И чтобы с дурацкими гэгами. Особенно после долгого трудного рабочего дня.
— Без остроумия это бездумное зрелище, — сказал он, пожимая плечами. — Если кино не заставляет мыслить, это не искусство.
— Конечно, ты прав, но иногда именно бездумного мне и хочется.
— После долгого трудного рабочего дня, да? Приходится общаться со всеми этими плохими девочками.
Сердце у Мелинды на мгновение замерло, но она медленно кивнула головой:
— Хорошо бывает отключить мозги и посмеяться. Но как я уже говорила, ты прав, что…
— И ты, как нашей малютке Дарли, целыми днями твердишь им, что они ни в чем не виноваты?
Мелинда демонстративно посмотрела на камеру над дверью.
— Мы же оба понимаем, я знала, что ты за нами наблюдаешь, слушаешь. Мне нужно было помочь ей успокоиться. Привыкнуть.
— И поэтому ты целыми днями напролет врешь? Ведь мы же оба тоже понимаем, они хотят, чтобы я преподал им урок. Ты хотела.
— В таком возрасте трудно понять, дело…