Назан не выдержала:
— Это уж вы слишком!
— Как ты сказала? Дерзить? Мне?
— Вы сами вынудили меня. С утра только и слышу оскорбления и проклятья…
— Ах ты, голодранка! Совсем обнаглела. Тебя не то что ругать, избить мало. — Хаджер-ханым сжала кулаки и двинулась на невестку.
Назан стало дурно. Она в изнеможении опустилась на сундук и разразилась рыданиями.
— Ах ты, дрянь безродная! — продолжала поносить её свекровь. — В какую семью затесалась! Протри-ка глаза! Да известно ли тебе, что мой род идёт прямёхонько от султанского двора? Мне везде почёт и уважение. А мой сын? Ну разве ты ему пара? Он мог бы взять девушку из знатной семьи, а ты прилипла к нему, как смола. Околдовала ты его, околдовала, не иначе. Да ещё, наверно, эта старая ведьма, твоя тётка, помогла…
Наконец Хаджер-ханым вспомнила, что собиралась на прогулку.
— Халдун! Возьми свитер и иди ко мне! — крикнула она на ходу, направляясь в свою комнату.
— Хорошо, бабусенька!
Щедро накладывая на лицо белила и румяна, Хаджер-ханым бормотала, стоя перед зеркалом: «Я женщина тонкого воспитания! Да где ж понять это дуре неотёсанной, выросшей в трущобе!»
Назан тихо плакала, сидя в спальне на сундуке.
Вскоре она услыхала постукивание каблуков Хаджер-ханым. Спускаясь по лестнице, свекровь жеманно говорила:
— Дитя моё, дай ручку!
Они вышли на улицу.
Увидя Хаджер-ханым, соседка Наджие распахнула окно:
— Счастливого пути, ханым-эфенди! Далеко ли собрались?
— Погулять хотела, да помешали… Не обошлось у нас сегодня без скандала. Послала я Халдуна сказать матери, что мы уходим на прогулку. И знаешь, что она сделала? Стала уговаривать мальчишку: «Не ходи с бабушкой!» Я, конечно, разозлилась и помянула о колдовстве. А она покраснела до корней волос, мнется, но не отрицает. Была бы не виновата, так не молчала бы! Чувствует за собой вину, чертовка! Меня не проведёшь!
— Ваша правда, ханым-эфенди! Я, пожалуй, зайду к вашей невестке, попробую что-нибудь разузнать.
— Спасибо, дочь моя! Только смотри, будь осторожна — не догадалась бы.
— Ну что вы, Хаджер-ханым!
— Хорошо. Я пойду в город, а ты беги к нам.
— Счастливого пути, тетушка!
Наджие долго глядела вслед старухе. Она не верила ни одному её слову. Но разве это имело значение? Поправив перед зеркалом волосы, она, как была, в узкой короткой ночной рубашке перебежала через улицу.
По частому дробному стуку в наружную дверь Назан догадалась, что пришла Наджие.
Пришлось подняться и пойти открыть дверь.
— Назан-ханым, — сладеньким голосом запела Наджие, — как поживаешь, сестрица, что поделываешь?
Назан украдкой утёрла заплаканные глаза и, стараясь не показать, как ей тяжело, сказала:
— Ничего. Убираю вот комнаты. Заходи.
— Уж и не знаю, подниматься мне или не стоит?
Однако она тут же оставила у порога свои такуньи [8] и, перескакивая через две ступеньки, быстро поднялась по лестнице.
— Да ты, кажется, плакала?
Назан отвернулась, покусывая губы. Она готова была разрыдаться вновь.
Не получив ответа, Наджие продолжала:
— Что это опять случилось с твоей свекровью? В такую рань прибежала ко мне и давай тебя поносить… Вот кукла размалёванная! Хоть бы сына постыдилась. Чем ты ей опять не угодила, скажи, ради аллаха?
— Не знаю, — вздохнула Назан.
— Будь у меня такая свекровь, я б её придушила. Пусть бы мне потом в аду гореть, всё равно придушила бы! И голодранкой тебя называет и колдуньей… Ты скажи мужу, не будь дурой!
Назан прислонилась к стене и зарыдала.
— Перестань, сестрица! Слезами дела не поправишь! Лучше расскажи обо всём мужу.
— Он и слушать не станет.
— Неужели так любит мать?
— Не знаю!
— Я хочу тебе дать один совет — последи за мужем. Раз он так предан матери, значит, это неспроста. Кто знает, может, она его околдовала?..