Один родственник Оккеша, служивший в муниципалитете, дал им поручение распространить листовки и нелегальную литературу среди тех, кто умел держать язык за зубами. Они охотно взялись за это поручение и, не страшась опасностей, горячо принялись за дело.
Эх, были денёчки!.. Кто бы мог думать, что ему придётся торчать в каком-то захолустном городишке, ходить ежедневно из дома в контору и из конторы домой, заниматься чужими делами, всё более теряя интерес к окружающей жизни?..
Появление жены прервало ход его мыслей.
— Здравствуй, — сказал он, увидев Назан. Но ответа не получил. Как всегда, она ограничилась молчаливой улыбкой.
— Почему не отвечаешь? Я тебе сказал: «Здравствуй!»
— Здравствуйте!
— Ну, здравствуй! Да что ты словно неживая?
И вдруг он подумал: «Интересно, какой она станет, если выпьет немного ракы? Ведь иной раз вино пробуждает в нас совсем другого человека. Как знать, быть может, этот второй человек у жены окажется более жизнерадостным?»
Наполнив рюмку, он поставил её перед Назан:
— На, выпей!
Назан растерялась. Пить ракы? Ещё чего не хватало!
— Почему же ты стоишь? Садись и пей!
— А вы это серьёзно?
— Да, серьёзно!
— Но разве это возможно?
— Конечно! Я так желаю! Если муж повелит выпить хоть яд, ты не смеешь отказываться.
— Это верно, но… от одного запаха у меня всё переворачивается внутри.
— А хоть и так, всё равно: ты должна выпить.
— Не заставляйте меня, Мазхар-бей!
— Ты должна выпить, я приказываю! — загремел он.
Назан нерешительно взяла в руки рюмку, поднесла её ко рту, но пряный запах аниса, ударивший в нос, вызвал тошноту. Она едва смогла поставить рюмку на стол. Это взбесило Мазхара.
— Пей, говорят тебе!
— Мазхар-бей!..
— Или выпей, или…
Назан потупилась и молчала.
— …или тебе придется поцеловать моё мёртвое чело!
Не помня себя, Назан схватила рюмку, сделала глоток. Мутная жидкость опалила ей горло и язык; она закашлялась.
Мазхар взорвался:
— Вон отсюда!
Назан с виноватым видом тихонько ускользнула в спальню.
Наблюдавшая эту сцену сквозь занавеску Хаджер-ханым широко раскрыла рот. Колени её дрожали. Позабыв об обиде, она готова была тотчас броситься к сыну на шею, обнять его и расцеловать. Ей с трудом удалось сдержать себя.
Выпив несколько рюмок и не закусив ничем, Мазхар поднялся из-за стола. Он совсем захмелел. Нет, он не желает более ни минуты оставаться в этом постылом доме!
Нахлобучив на голову шапку, Мазхар вышел на улицу.
Сейчас ему были противны и жена и мать. Он, конечно, понимал, что их нельзя сравнивать друг с другом. Да что и говорить, если бы, например, его матери предложили рюмку ракы… О, она без малейшего колебания опрокинула бы её себе в рот. А ещё вечно похваляется, что строго соблюдает религиозные обряды и не пропускает ни одного намаза. «Ну и аллах с ней! — подумал Мазхар. — Гораздо хуже, что она позволяет себе так обращаться с невесткой. Это вообще чёрт знает что!»
Как бы то ни было, обе женщины делают его несчастным. Конечно, характер матери не изменишь. Но Назан… Если бы она хоть как-то проявила свою волю, настояла на том, чтобы отделиться от матери, сердилась, наконец. Тогда ещё можно было бы искать выход. Но она не выражала никаких желаний и никогда ни на что не жаловалась.
«Измотанная женщина», — подумал Мазхар. Ему казалось, что это самое меткое определение для жены. По целым дням она не вылезала из дому. Если не стряпала, то скребла полы или стирала бельё, штопала, латала.
А ведь он взял её в дом не как служанку. Он мечтал о жизнерадостной, пылкой подруге… Ему вспомнилась жена адвоката Кадри — Леман. Высокая, пышногрудая, вечно смеющаяся. Она вносила в дом радость и счастье.